Любовь Рябикина

ЖИЗНЬ МОЯ — АРМИЯ

повесть в рассказах

ПРЕДИСЛОВИЕ

Идея написать данную книгу родилась давно, еще после первого прочтения, — в распечатке! — рассказов Александра Покровского, привезенные другом-подводником с севера. Я понимала, что в ней много выдуманного, абсолютно не связанного с армией и все же… Человек видел комичное в нашей не легкой жизни!

Постепенно накапливался материал в отдельной папке, на которой заранее написала название «ЖИЗНЬ МОЯ — АРМИЯ». Моя жизнь и судьба связана с армией двадцать пять лет. Среди моих друзей, если кому-то интересно, одни военнослужащие. Те, с кем сталкивала и разводила жизнь. Они все из разных родов войск, но всех объединяет одно — АРМИЯ.

Моими друзьями почему-то в большей степени всегда были мужчины. Те, к кому я бросалась за помощью, кому могла рассказать о бедах, не боясь смакования и трепотни. Их жены давно не ревнуют меня к мужьям.

Сама я тоже когда-то прошла армейскую школу. Конечно, она была значительно легче, чем у солдат, но я до сих помню слова командира, сказанные на прощанье: «Не будь ты девчонка, сидела бы ты у меня на «губе» большую часть службы, а оставшуюся — туалеты с коридорами драила, да в патрулях парилась». Как вы понимаете, образцом для подражания я не являлась. Скорее была чирьем на одном месте у майора. Прости меня, командир! Не без моего деятельного участия проводились эксперименты над тобой, но ведь мы были тогда так молоды, по сравнению с тобой, тридцатидвухлетним. Это сейчас я понимаю, что ты был замечательным командиром, Анатолий Александрович…

            Эти рассказы основаны на реальных историях, хотя я «свела» всех героев из разных родов войск на территорию одной ракетной части. Кое-какие эпизоды взяты из того, что пережито лично, что-то из наблюдений и случайно услышанного от совсем посторонних людей, но большая часть рассказана друзьями.

К какому бы роду войск часть не принадлежала, огромное количество происшествий и выданных на «ура» — когда все кипит внутри от ярости! — афоризмов, весьма похожа. Многие мои приятели и девчонки, узнают себя, но я верю, что не обидятся. Нас было пять подруг и мы тогда шли в армию не «за мужем», как считалось многими, мы шли служить РОДИНЕ и искренне верили в это! И не наша вина, что мужьями нашими все равно стали военные, с которыми мы, все пять, живем по двадцать с лишним лет. Жена офицера — это тоже профессия…

Мужики, вы же знаете, армия состоит не только из войны и ее ужасов, но и того, что называют «армейский быт». Случается ведь не мало смешного. Не обижайтесь! Шутки над собой всегда самые лучшие. Я вас всех уважаю, в каком бы звании вы не были,  за то, что продолжаете служить. Униженные и оскорбленные политиками, преданные и проданные неоднократно, но не покинувшие позиций от многочисленных обид…

            Всем тем, кто посвятил свою жизнь не легкой армейской службе, моим воюющим в Чечне друзьям, настоящим Мужчинам, посвящается…

СВИНТУСЫ

            Прапорщику Васину, начальнику подсобного хозяйства ракетной части, взбрело в голову перевести поросят в другой хлев посреди зимы. Никто из подчиненных ему солдат целесообразности этого решения понять не мог. Старый хлев, на взгляд подчиненных, был не так уж плох. Правда с одной стороны крыша несколько прогнулась от снега и ее пришлось подпереть несколькими брусками, но тут ничего нельзя было поделать. Свалять снег не представлялось возможным. Доски на крыше были старыми и никто не дал бы никакой гарантии, что потолок не обрушится под солдатом. А Васин смотрел на усиливающиеся снегопады, слушал потрескивание балок-подпорок и побаивался, что бруски сломаются и все его горячо любимые «свинтусы», как он называл поросячье стадо, погибнут.

Начальник подсобного хозяйства влез в подсобную часть во второй половине дня и уставился на работавших подчиненных так, словно спрашивал — «а что это вы не выполняете то, что я думаю?».

Солдаты спокойно отнеслись к его приходу. Утром виделись, так что приветствовать повторно не стали, занятые работой. Прапорщик был мужик нормальный и напрасно никогда не придирался. Иногда даже помогал в уходе за свиньями. Наравне с солдатами переводил из клетки в клетку, чтоб хорошо вычистить тесное помещение. Свинтусы к этому переселению привыкли и эксцессов не возникало.

Особенно любил Васин возиться с малышами, да и они к нему относились не равнодушно. Узнавали по голосу и дружно поднимали пятачки, хрюкая в ответ на грубоватые слова. Иногда он брал кого-то из свинтусов на руки и они засыпали у него на мощных сильных руках. На этот раз начальник выглядел обеспокоенным. Стащил шапку. Покрутил круглой, словно шар, коротко подстриженой под ежик головой и басисто рыкнул:

— Ну, это самое… Поросят сейчас перетаскивать в другой хлев станем. В коровник. Там тепло и место уже приготовлено. Первогодки все разгородили, как я приказал. У этого хлева вот-вот крыша обрушится. Подпорки с каждым днем все сильнее трещат. Надо так сделать, чтоб командир не слышал и не видел. У Савицкого комиссия нарисовалась. Придется по снегу нести. Напрямик, так сказать. Тут всего-то метров триста будет…

У отделения солдат, постоянно прикрепленных убирать и ухаживать за свиньями, челюсти отвисли. Коля Ваганов, прослуживший уже полтора года, спросил:

— Товарищ прапорщик, как вы себе это представляете? На улице мороз минус пятнадцать. Простынут. Четыре свиньи больше центнера весят. По снегу-то их не погонишь. Да шестнадцать подсвинков, килограммов по сорок пять каждый и поросят больше двух десятков. Тут всей ротой таскать надо…

Васин кивнул:

— Знаю! Только где я вам роту возьму? Капитан Ласкин навряд ли согласится в таком деле участвовать. Проявим армейскую смекалку. Свиньям ноги свяжем и по охотничьему способу на шесте перенесем.

Коля не унимался и глупо спросил:

— А пасти кляпом забьем или завяжем? Ведь они орать будут.

Солдаты фыркнули. Прапорщик насупился, побагровел и погрозил огромным кулачищем перед носом Ваганова:

— Пошуткуй мне тут! Сказано — сделано! Понял, ефрейтор? Чтоб не простыли и не сильно копыта вытянуло, придется ватниками обвязать и что-то придумать. Пасти не завязывать, как бы не задохнулись или еще чего не случилось…

Смешливый Витек Рогов, опиравшийся на вилы у двери, покачнулся при этих словах. Силясь сдержать смешок, предложил:

— Тогда может лучше одеть и застегнуть? Все теплее будет. А к шесту дополнительно примотать веревками под спину.

Васин неожиданно согласился:

— Дело говоришь. Так и поступим. Я сейчас старые ватники принесу и веревки. Кацуба еще не успел ваше рванье в автопарк отдать.

У Витька рот остался открытым — он предложил все в шутку, а прапорщик принял всерьез. Остальные тихонько показывали Рогову кулаки, чтоб помалкивал со своим рационализаторством. Начальник подсобного хозяйства с самым озабоченным видом исчез за дверью. Солдаты захохотали, поглядывая на подопечных через загородки и пытаясь представить свиней в ватниках. Один Ваганов что-то стал слишком серьезным. Игорь Гулькин заметил мрачное лицо друга и спросил:

— Колян, ты чего?

Парень потер висок и посмотрел на всех ярко-синими глазами:

— А то, вы хоть знаете глубину снега на этом поле? И еще: свиноматка Марфа весит сто пятьдесят кило. Это какой шест нужен? Которые у нас имеются, не выдержат. Да и Михалыч не меньше весит. К тому же надо учесть то, что они живые и им не объяснишь, чтоб спокойно висели. Ломик короток…

Витек Рогов, поскреб вилами пол и тут же предложил:

— Так давайте в спортзале перекладину от штанги заберем? Она железная. Потом вернем. А снег надо бы померять…

Ваганов буркнул:

— Вот ты и меряй иди. Умник! Сунулся со своим дурацким предложением. Заодно за перекладиной сгоняешь и подумаешь, как свиней наряжать станешь. Выполнять!

Первогодку ничего не оставалось делать, как сказать:

— Есть!

Схватить с гвоздя на стене ватник с шапкой, ремень и исчезнуть. Минут через двадцать он появился в скотном дворе по пояс в снегу, с раскрасневшимися щеками и со здоровенным металлическим шестом метра в три длиной. Радостно сообщил:

— Снег мне по пояс! Самые большие кольца со штанги снять не смог — по-моему приварены. Зато я в спортзале вот эту бандуру стыбзил. Никто и не видел, как упер.

Ефрейтор внимательно осмотрел блестящую, полую внутри, трубу. Поглядел на два крючка, повернутые в разные стороны. Задумчиво сказал:

— Где-то я ее видел… Она где…

Появившийся прапорщик с охапкой одежды прервал его вопрос на полуслове. Он приволок четыре старых солдатских ватника, моток толстой веревки, несколько брезентовых ремней и бодренько приказал:

— Итак, одеваем свинтусов! Выбрал из кучи то, что получше выглядит…

Ваганов удивленно спросил:

— Товарищ прапорщик, а почему нельзя по дороге унести? Тут всего метров на двести дальше. Снег-то по пояс будет! Мы, пока вас не было, проверили. Даже шест нашли подходящий.

Васин ядовито ответил:

— А потому, что я не хочу снова п… огрести от командира! Кто знает, куда полковника нелегкая понесет после отъезда комиссии? Можно бы вечером задержаться, да у меня ремонт в квартире начат и теща вчера попросила оттарабанить на свалку старый диван. Савицкий еще не знает, что здесь хлев вот-вот рухнет! О ремонте осенью говорили, да у меня руки не дошли. Перетащим свинтусов на новое место и как будто так и было…

Солдаты вздохнули. Хитрость прапорщика не прибавила им бодрости. Тащить свиней по снегу страшно не хотелось, но делать было нечего. Пришлось встать и идти к спавшим после обеда животным. Вначале решили унести огромного борова, по кличке «Михалыч». Тот спокойно спал в углу, но едва солдаты начали заходить в клетку, встал на ноги и хрюкнул, тряхнув огромными, закрывшими глаза, ушами.

Одеть свинью в бушлат оказалось не таким и легким делом. Боров, едва только парни попытались приподнять ему одну ногу, чтоб одеть рукав ватника, с ходу придавил сунувшегося вперед прапорщика в угол. Пару раз крепко вьехал длинным рылом в пах. От этих ударов Васин глухо охал и сжимал ноги все сильнее. Потом кое-как вырвался и со сдвинутыми коленками выскочил из клетки, переставляя ноги словно парализованный и предоставив отделению солдат самим разбираться с оравшим и сопротивлявшимся свинтусом.

Солдаты мотались вместе с животным по клетке, стараясь избежать его зубов. Все, не по одному разу, выматерили Витька Рогова, но Михалыча все же одели. Свин наконец-то понял, что ему ничего не грозит и уже спокойно позволил завязать себя ремнем, чтоб одежка не распахивалась внизу. Игорь Гулькин расхохотался, посмотрев на странно выглядевшее животное:

— Мужики, если со всеми столько возиться придется и к утру не управимся. Может просто обворачивать станем? Пара ватников и вперед!

Все согласились. Прапорщик, к этому времени пришедший в себя и наблюдавший за всем с другой стороны загородки, скомандовал:

— Ладно, некогда разговоры разговаривать. Связывайте!

Трое солдат лихо справились с задачей, просто столкнув ставшего неуклюжим Михалыча на бок и принялись спутывать ноги широкими брезентовыми ремнями. Визг борова резал уши. Остальные свиньи забеспокоились и тревожно перехрюкивались. Шум в хлеву стоял такой, что прапорщик заорал во весь голос:

— Мать вас яти! Этак командир услышать может. Сделайте что-нибудь!

Догадливый Гулькин забил визжавшему хряку в пасть огромный пук соломы и тот на какое-то время заткнулся. За это время солдаты просунули металлический шест между копыт и принялись подвязывать тяжелого борова под спину веревками. Васин, решивший что все идет, как надо, прихватил старый ватник и направился к загончику с молодняком. Спокойно сказал:

— Я прихвачу парочку поросят, чтоб пустым не идти.

Помогать солдатам нести борова он не собирался. Прапорщик был мужик здоровый, а молодняк не превышал еще по весу пятнадцати килограмм. К тому же это были любимчики начальника подсобного хозяйства. Ваганов все же посоветовал вслед:

— Товарищ прапорщик, вы их заверните в бушлат сглуха. Они же маленькие, простынут…

В ответ раздалось:

— Не учи! Сам знаю…

Что происходило в отделении молодняка никто не видел. Оттуда даже визга не доносилось. Солдаты, справившись с непривычным делом, торопливо накидывали на себя бушлаты, одевали шапки и ремни. Едва Михалыча подняли, как тот снова принялся дико орать, наконец-то справившись с соломой. Отделение заторопилось выйти из хлева на улицу, чтоб визг не так сильно бил по ушам. Васин шагал сзади, прижимая к себе завернутых в бушлат молчавших поросят и пыхтя от натуги, торопил:

— Быстренько! Быстренько…

А как можно было идти быстренько по метровому снегу? Это ведь не утоптанный плац. Уже через полсотни метров четверо солдат, тащивших шест со свиньей, едва не падали, хотя двое из самых слабосильных шагали впереди, торя им путь.

Боров орал не переставая ни на секунду. Его истошный визг далеко разносился по морозному воздуху. Временами голый хвостик или свинячий зад касались снега и тогда визг становился еще пронзительнее. Солдаты морщились и старались добраться до коровника побыстрее.

Прошло минут пятнадцать сплошных мучений. Отделение с трудом тащило ноги, утопая в снегу. По лицам катился пот. Все побагровели и тяжело дышали.

Неожиданно Гулькин, шагавший первым, споткнулся и упал. Рогов, шедший следом, удержаться не смог и рухнул на него. Конец шеста вонзился в землю. Задние солдаты резко встали. Веревки заскользили по гладкому шесту, тот начал сгибаться в дугу.

Михалыч уткнулся рылом в спину Витька, мгновенно вцепившись зубами в ватник на поясе и наконец-то замолчав. Черные глаза борова, опушенные белесыми длинными ресницами, вытаращились от страха. Морда, торчавшая из ворота старого ватника побагровела.

Наступила оглушающая тишина. Все заоглядывались по сторонам, но… Солдат, почувствовавший, что свинья кусает его, заорал не хуже поросенка. Васин, не смотря на тяжесть в руках, кинулся на помощь подчиненному. Мужик прекрасно знал, что значит укус взрослой свиньи. Раны подолгу не заживали и постоянно гноились.

Прапорщик даже не вспомнил, что у него в руках живые поросята. Перекинул ватник с животными в одну руку и попытался приподнять выгнувшийся шест с орущего благим матом солдата. Вскочивший Гулькин принялся помогать. Михалыч поехал назад, вырвав из солдатского ватника клок. Он охрип, но продолжал голосить. Визг напоминал рев раненого медведя.

Рогов встал с колен, посмотрел на дыру в ватнике и снова взялся за шест. Васин шагнул в сторону. Один из поросят выскользнул из драного ватника, кувыркнувшись в снег. Дико взвизгнув от ледяного прикосновения, свечкой подскочил вверх и рванул назад к старому скотному двору, не разбирая дороги. Начальник подсобного хозяйства застыл, глядя, как поросенок улепетывает от него. Тот несся прыжками, словно заяц. Копытца глубоко проваливались в снег, но он продолжал бежать.

Второй поросенок вылетел из ватника следом, войдя в сугроб головой. Точно так же вылетел из ледяной купели и понесся за братом. Оба проскочили мимо ног застывших солдат с пронзительным визгом. Ваганов, несший борова сзади, вдруг сказал:

— Ох и влетит нам теперь от начальника спортзала. Гулькин, это же шест, на котором волейбольная сетка висит. Шесты убрали, когда соревнования проходили. Я вспомнил. И выправить его нельзя…

Прапорщик посмотрел на согнутый блестящий шест, на растерянное лицо Игоря и скомандовал:

— Ладно, после разберемся. Вы тащите борова, а я пока поросят поймаю… Разденьте свинью, когда донесете…

Последние слова он говорил уже на бегу. С пыхтением пытался бежать по примятому снегу, часто прикладывая руки к груди, где что-то шевелилось. Один раз упал, воткнувшись лицом в снег. Верхняя пуговица у бушлата расстегнулась. Он торопливо стер поползшие капли ладошкой и пару раз выругал себя за глупость. Надо было тащить по дороге, несмотря ни на что.

Из-за сугробов доносился истошный визг маленьких поросят. Васин испугался, что на них напала охотничья собака майора Кацубы, которая частенько носилась по части и рванул со всей скоростью, на которую был способен. Выскочил из-за сугроба и застыл, автоматически бросив руку к съехавшей на бок шапке. Перед ним, с двумя пойманными поросятами под мышками обоих рук, стоял командир части.

Савицкий сурово посмотрел на раскрасневшегося уставшего прапорщика с мокрым лбом, на шапку в снегу, потом на визжавших поросят в собственных руках. Хотел что-то сказать, но в этот момент в вороте бушлата у  Васина, точно под его подбородком, показалось свиное рыло с розовым пятачком и черными глазами. Поросенок глотнул морозного воздуха, посмотрел на командира и заверещал, присоединившись к хору. Полковник проглотил все слова, которые собирался сказать и закашлялся.

Заметив старый ватник в руках подчиненного, молча протянул прапорщику одного из поросят, неловко ухватив его под толстенький животик. Мужик забрал, торопливо заворачивая дрожащего свиненка. Следом ввернул второго. Оба сразу замолчали и завозились в его руках, слегка прихрюкивая. Васин держал их словно детей, прижав к груди и смотрел на командира, понимая, что влип. Издали доносился хриплый протестующий рев Михалыча.

Командир молчал, разглядывая тяжело дышавшего прапорщика. Затем направился к проложенной тропе. Выглянул из-за сугроба и увидел спины солдат, уже заворачивающих за угол коровника. Повернулся вновь и поглядел на прогнувшуюся крышу свинарника. Покачал головой собственным мыслям. Молча затолкал под бушлат Васина третьего визжавшего поросенка, застегнул верхнюю пуговицу на подчиненном, чтоб свинтус не выскочил и не предвещающим ничего хорошего голосом, сказал:

— С вами, прапорщик мы после поговорим, когда вы поросят унесете. Вы должны мне многое объяснить, но не под этот визг. Через полчаса жду вас в кабинете… — Посмотрел на часы и уточнил: — В шестнадцать двадцать…

Развернулся и скрылся за углом, больше ничего не прибавив. Васин вздохнул и направился следом за подчиненными, слыша, как вздыхают и возятся, успокаиваясь, поросята в его руках. Вокруг стояла такая замечательная тишина! Третий поросенок, самый счастливый, скреб острыми копытцами по широкой груди прапорщика, пытаясь выбраться и от этого было немного больно, но поправить животное мужчина не мог. Так и тащился, изредка морщась от боли и мысленно ругая всех свиней на свете.

Когда он появился в коровнике, Михалыч был уже раздет и осматривал новое жилье, бодро передвигаясь по клетушке. Судя по морде, путешествие не сильно отразилось на его психике. На другой половине большого двора мерно пережевывали жвачку пятнистые коровы.

При появлении Васина несколько коров протяжно замычали, вытягивая морды в его сторону и поглядывая лиловыми глазами. Животные прапорщика любили искренней любовью.

Взмокшие солдаты валялись кто где на кипах сена в углу, стирая пот рукавами. Рогов горестно разглядывал дыру в бушлате, которую невозможно было зашить. Проклятый боров проглотил клок. Рядом столпилось другое отделение солдат, ухаживающее за коровами. У всех лица подергивались. Ваганов поднял голову и попросил:

— Товарищ прапорщик, дайте отдохнуть минут десять. Упарились, пока дотянули. Сейчас впору в баню идти. А Марфу всем вместе нести придется. Даже не представляю, как дотащим. Это же не свинья, а ведьма…

Васин перебил, выпуская тройной груз в утепленный загончик:

— Ничего больше носить не станем. Одеть свиней, конечно, придется, но перевозим на тележке. Щиток деревянный положим на железо и перевозим. Рогов, ты не расстраивайся, я с интендантом завтра поговорю, выдаст он тебе новый бушлат, а этот спишет, как бракованный…

Гулькин глупо спросил:

— А как же командир и волейбольная стойка?

Начальник подсобного хозяйства почесал затылок:

— Да никак! Свинтусы о себе и своем переезде на всю часть возвестили. Командир поросят поймал, пока я по сугробу лез, а со стойкой… Кто ее приволок?

Рогов грустно ответил:

— Я. Она в углу стояла…

— Тебя видели? Ну, что ты ее уволок?

— Нет. Спортзал пустой был. Я взял и ушел.

— Тогда точно так же вернешь, чтоб не видели. Пусть наш главный спортсмен репу почешет, когда в волейбол намылится поиграть. Наверняка подумает, что от холода загнулась. У него в спортзале постоянно холодина…

Прапорщик передернул плечами. Солдаты вытаращили глаза. Потом не выдержали и захохотали, представив, как капитан Горелов, начальник по физической культуре и спорту, смотрит с разинутым ртом на скривившуюся стойку. Потом в их мальчишечьи головы пришла другая мысль: рослый, атлетически сложенный, Савицкий ловит бегущего поросенка. Тут же удивились ловкости командира и даже хохотать перестали. Поймать юркого поросенка на свободе было не так-то просто, а полковник умудрился поймать двух. Как по команде обернулись на клетушку. Из загончика неслось фырканье, чмоканье и звучное чавканье. Молодняк перенес переселение спокойно и аппетита не потерял.

Васин смотрел на гогочущих солдат с минуту, прекрасно понимая, что через час-полтора эта история станет достоянием гласности всех служащих в части. Утром офицеры станут пересмеиваться и подкалывать. Начальник продчасти затопает ногами от ярости и заставит написать не одну объяснительную… Но до утра было еще долго и прапорщик не сильно обеспокоился. Он и сам не оставался в долгу и мог отбрить с не меньшим блеском даже майора Федорова, главного над ним, прапорщиком.

Этот чертов Богдан совсем не смыслил в живности, зато перед командиром части блистал словечками «опорос», «отел», «нагул», «прибавка в весе» и т.д.. Васин подумал и сам рассмеялся, представив, как командир стоял с поросятами в руках. Тут же вспомнил, что должен быть в штабе с объяснениями. Посмотрел на часы. До встречи оставалось десять минут. Смех пропал. Прапорщик вздохнул:

— Ладно, вы отдохните и начинайте поросят возить, а мне в штаб приказано прибыть. Ваганов, ты подстрахуй Рогова и стойку на место забейте незаметненько. Не хотелось бы мне еще и с Гореловым ругаться. Он же сразу Савицкому наябедничает. Ох и получу сейчас из-за свинтусов… — Посмотрел на отделение, ухаживающее за коровами и вздохнул еще раз: — Парни, вы помогите свинарям перетаскать. Все же не чужие теперь, раз в одну роту попали…

ОКУРОК

            Игорь Гулькин курил много и часто. Был солдат худым, длинным, но жилистым. Сказывалась деревенская жилка. Игорек родился и вырос в деревне и лишь последний год перед армией провел в небольшом районном центре, где учился в ПТУ на шофера. Смотрел на мир серыми, вечно удивленными, глазами в белесых ресницах и не упускал возможности посмеяться, так как смешлив был от природы.

Едва прибыв в часть, заявил, что к технике склонности не имеет и хотел бы работать с животными. Эту его фразу, на его же счастье или беду, услышал начальник подсобного хозяйства и упросил вначале Федорова, а затем и командира отдать парня ему. Вот и работал Гулькин то на ферме, то на свинарнике. От работы не отлынивал и прапорщик через полгода присматриваний поручил ему такое ответственное дело, как варить корм для животных.

Васин не приветствовал его увлечение куревом, так как сам не курил и этого же требовал от других, изо всех сил пытаясь отучить всех приданных ему солдат от пагубной привычки. Часто, между делом, читал лекции о вреде курения. Солдаты старательно делали вид, что слушают и с трудом подавляли зевки. Едва прапорщик замечал, что кто-то не слушает, как следовала новая лекция об отношениях солдат и командиров в армии. И не дай Бог, если Коля Васин заставал кого-то из парней курящими в свинарнике!

Тут уж можно было огрести по полной программе, вплоть до удара в челюсть. Начальник мог повторить два раза, но на третий буквально зверел. Брызгая слюной и потрясая огромными кулаками, орал:

            — Я сколько повторять буду, чтоб не курили в помещении! Сами травитесь, так еще и молодняк у свинтусов травите! Выгоню и будете, как идиоты по плацу ходить!

            Далее следовал незамедлительный удар, от которого редкий солдат удерживался на ногах, поэтому и старались встать спиной к куче с сеном или соломой, чтоб не так жестко падать было. Как ни странно, синяков после его рукоприкладства не оставалось. Умел прапорщик бить, два года срочной службы явно были прожиты им не зря. Это признавали все и в общем-то не обижались. Васин был мужиком отходчивым и не злопамятным. С ним можно было и пошутить и посмеяться, да и совет он всегда мог дать дельный. На его обещание «выгнать» давно никто не обращал внимания.

Начальник подсобного хозяйства привыкал к солдатам и когда у тех заканчивался срок службы, расставался с грустью. Напоследок вместе с ними любил попить пивка, вспоминал все смешные и трагичные происшествия на ферме. За это его любили и прощали редкие взбрыки начальственного гонора. Чаще всего это случалось, когда прапорщик получал нагоняй от командира или заместителя. Но еще чаще мужик «прикрывал» солдат от начальственного гнева, а они даже не догадывались. Он ведь побывал в их шкуре и все помнил…

            В тот день, уже после обеда, Гулькин варил пойло для поросят на ужин. Спокойно свалил комбикорма и промытые очистки с остатками, принесенные из столовой, в кипящую воду. Тщательно размешал лопатой в котлах и решил покурить.

Выходить на холод не хотелось. На улице было морозно. Единственное окно полностью затянуло узором, но Игорь знал, что снаружи с крыши свисают почти двухметровые сосульки и собирался обить их лопатой, когда отправится в роту. В это утро он, поскользнувшись, налетел в темноте на такую сосулю головой. Ледышка выдержала и не свалилась, а вот Гулькин еле удержался на ногах.

От котлов потянулся хлебный, чуть кисловатый, запах. Солдат с удовольствием втягивал в себя табачный дым. Выкурил уже полсигареты, когда услышал на улице тяжелые шаги. Так мог ходить только один человек — прапорщик Васин. Гулькин заметался по тесному кормоцеху, размахивая руками, чтоб развеять табачный дым. Сигарету спрятать было некуда. Кинуть в печь не догадался и не придумал ничего лучше, как швырнуть окурок в котел с пойлом в надежде, что он потонет.

Прапорщик ввалился в помещение весь обиндевевший из-за двадцатиградусного мороза. Лицо налилось багрянцем от холода. Скинул перчатки и расстегнул крючки на воротнике бушлата. Стащил шапку и принюхался. Тут же настороженно спросил: 

            — Курил в цехе?

            Солдат вытянулся, но руку к виску не вскинул, так как шапки на голове не было:

— Никак нет! Выходил на улицу только перед вашим приходом, вот и пахнет.

Васин протянул озябшие ладони к печке и добродушно протянул:

— Так-так… Значит, бросать не желаешь? Ну-ну…

По-этому протяжному «ну-ну» Гулькин сообразил, что настроение у начальника отличное и решил договориться насчет вечера:

— Товарищ прапорщик, разрешите обратиться…

Мужчина посмотрел на него и ухмыльнулся:

— Что, вечером деваху с поселка пригласил сюда? Дело молодое, понимаю. Ладно, скажу ротному, что задержишься и на вечернее построение не успеешь…

Прапорщику было чуть за тридцать, но он вел себя, как солидный уже поживший и много повидавший мужик, постоянно подчеркивая возраст. Солдаты беззлобно посмеивались над этой его привычкой. Все же он понимал их и когда бывал в добром расположении духа охотно делал послабления.

Васин неспешно подошел к булькающему котлу и заглянул. Вначале ничего не увидел сквозь пар, но потом его зоркий наметанный взгляд заметил что-то плавающее по поверхности. Николай торопливо схватил лопату и выловил это «что-то». На металлической поверхности лежал разбухший окурок сигареты. Прапорщик посмотрел на Игоря и зловещим шепотом спросил:

— Этт-т-то еще что такое?  Я вас спрашиваю! Поросят травить?!?

С каждым словом голос Васина набирал силу. Гулькин поспешил отступить за котел и теперь выглядывал из-за него, боясь получить по голове лопатой, которой прапорщик размахивал уже недвусмысленно. Игорь пискнул, чуть пригнувшись за печь:

— Случайно попал, товарищ прапорщик. Наверное с очистками принесли…

Прапорщик проревел:

— Я тебе покажу, случайно! Никаких девок на сегодня! Ты у меня это пойло с окурками сам сожрешь, а свинтусам новое сваришь!

Солдат понял, то терять уже нечего и прапорщик сейчас в таком состоянии, что заставит его наесться очисток и комбикорма до отвала. Требовалось ошеломить начальство, что он незамедлительно сделал. Резко выпрямился из-за котла. Его голос неожиданно набрал силу:

— Лопну и вы за это отвечать будете! Или в санчасть угожу с отравлением!

Лучше бы он не напоминал об отравлении! Гулькин по лицу начальника понял, что сболтнул лишнего. Лицо прапорщика застыло в зловещей гримасе и начало меняться в цветах. Перед глазами Васина возникла картина отравившихся поросят. Ловким броском он оказался рядом с Гулькиным и сцапал не успевшего отскочить парня за грудки. Приблизив багровую вместительную рожу к бледному вытянувшемуся лицу подчиненного, проревел грозно:

— Свинтусов, значит, травить можно, а тебя нельзя?!? Ну это мы посмотрим!

Он вдруг сгреб несчастный окурок лапищей и быстро затолкал солдату в рот. Проревел, закрывая ему рот ладонью, чтоб не выплюнул:

— Ешь!!!

Игорь от неожиданности проглотил окурок не жуя и закашлялся, багровея на глазах. Разозленный прапорщик, не отпуская солдата, дотянулся до старой и оббитой эмалированной кружки, стоявшей на столе и зачерпнул немножко пойла из котла. Поболтал, чтоб побыстрее остыло и поднес к губам подчиненного. Уже вполне спокойно сказал продолжавшему кашлять парню:

— Запей!

Тот не стал сопротивляться и глотнул довольно противного на вкус варева. Через несколько секунд, резко оторвав руку прапорщика от себя, со всех ног кинулся за дверь. Минуты через три он вернулся весь позеленевший, в испарине и сообщил, похлопывая мокрыми потемневшими ресницами, словно телок:

— Ну вот, отравили вы меня…

Васин, не спешно помешивая пойло в котле, почти ласково ответил:

— Еще раз обнаружу окурок, приволоку мусорницу из курилки у штаба и все окурки тебя съесть заставлю! Запивать станешь пойлом и…

Парень вновь скрылся за дверью, так и не дослушав. Когда он вернулся во второй раз, начальник с добродушнейшей физиономией застегивал бушлат:

— Можешь приглашать на вечер девчонку! Я поговорю с ротным…

Посеревший с лица Гулькин отказался:

— Да нет, спасибо, что-то расхотелось свиданку устраивать…

Довольный Васин, со счастливой улыбкой на лице, направился к штабу. Игорь, тяжело дыша и часто сглатывая вязкую слюну, глядел на кипевшее коричневое варево. Помешал пойло лопатой, чтобы не пригорело. Дважды отрывался, чтобы выйти на улицу и подышать воздухом. Во рту было противно, а в груди саднило. Где-то через полчаса после ухода прапорщика в кормоцех заглянули Ваганов и Рогов. Ефрейтор попросил:

— Витек, сигаретку одолжишь? У меня закончились, а в магазин идти по морозу в лом. Давай покурим? Васька домой пошел. Мы видели…

Гулькин как раз помешивал пойло. Сунул в руки Ваганова всю пачку. Отвернулся в сторону и буркнул, заметно побледнев:

— Забирай. Я бросил…

Рогов вытаращил глаза:

— Да ты что? Ты же утром вовсю курил!

Игорь мрачно поглядел на обоих, с удовольствием затянувшихся дымом дружков и попросил:

— Не курили бы вы здесь. Мне от дыма плохо станет…

Ваганов вытаращил глаза и уставился на него. Переглянулся с Роговым. Оба направились к двери, заметив, что Гулькин вовсе не шутит и аж посерел лицом. Это было так не похоже на неисправимого, казалось бы, курильщика. Через минуту вернулись. Ефрейтор спросил:

— Гуля, что это с тобой? Ты словно не в себе. Уходил из роты вроде бы нормальный. Заболел? Так давай мы ротному доложим и у котла подежурим, а ты в санчасть иди. Там правда только медсестра сейчас…

Игорь зло рявкнул:

— Отстаньте от меня! Не пойду я не в какую санчасть!

Приятели пытались расспрашивать, но он молчал. Во рту стоял противный привкус размокшего в пойле окурка. От этого тошнота то и дело подступала к горлу. Гулькин с трудом сдерживался, чтоб не обматерить сердобольных друзей. Он разумом понимал, что они не хотят ему зла, но на желудке от этого было не легче.

Лишь через сутки он раскололся и все же рассказал, что произошло в кормоцеху. Друзья хохотали, затягиваясь вонючей «Явой» в паре метров от него. Игорь мрачно смотрел перед собой и чувствовал, что курить действительно совсем не хочется и привкус размокшего в пойле окурка до сих пор остается во рту…

ТЕРЕЗА

            Маленькая юркая козочка с изящной головкой и удивительными золотистыми глазами буквально очаровала Васина, когда он появился в доме тещи. Он знал, что коза объягнилась у Старостиных еще две недели назад тремя козлятами, но времени не хватало сходить посмотреть. Жена Юлия с восторгом рассказывала о козлятах. Она ходила к родителям часто. В тот вечер жена попросила его унести матери скопленные сухари и очистки, так как сама собиралась в парикмахерскую подстричься.

Козочка прыгала по дому, когда он пришел. Нежный, похожий на колокольчик, голосок умилил сурового мужика. Козленок жил за печкой. Наталья Леонидовна пояснила, посмотрев на удивленного зятя:

            — Невзлюбила Машка ее почему-то. Отпехивает, сосать не дает, того и гляди рогами убьет, так и пришлось домой взять. Сама пою из бутылки. Козушка здоровенькая, хоть и помелче сестрички с братцем… Коль, может поужинаешь? У нас тут много всего осталось. Юра вот в смену ушел и выпить тебе не с кем, но можешь и один рюмочку-другую дернуть. Посмотри в холодильнике…

            Прапорщик отказался от угощения. Сел на диван, рассказывая Старостиной о работе и новостях.

Козленок тут же попытался запрыгнуть к нему на колени. Но он был еще слишком мал и ничего не получилось. Упал на бочок, дрыгнув мохнатенькими ножками. Сразу вскочил и попыталась забраться на диван еще раз. Васин, не долго думая, подхватил животину и пристроил на руках. Козушка и не думала сопротивляться. Потянулась к его лицу носиком и принялась тщательно обнюхивать. Заглядывала в глаза, время от времени пофыркивая и мекая, словно что-то говоря. Большая мужская рука гладила мягкую рыжую шерстку. Теща рассмеялась, собирая пойло на утро:

            — Смотри-ка, понравился ты ей! Ко мне не идет, да и Юру не жалует. А тут сразу заскочила…

            Он спросил:

            — Мам, ты ее как зовешь?

            — Пока еще не придумала. Да и к чему? Подрастет немного и зарежем. Не хочу я стадо разводить на лето. Раздаивать надо, а потом привыкаешь и жалко вроде…

Васину тоже стало жалко такого славного и ласкового козленка. Он почесал кудрявый лоб малышки и сказал:

— Мам, а если я попрошу ее мне отдать? Вот научится сама есть и заберу. Отдашь?

Наталья Леонидовна легко согласилась:

— А чего не отдать-то? Мяса ведь с нее не много будет. Раз понравились друг другу, забирай. Только где держать будешь?

— Место в коровнике при части найдется. Я ее Терезой звать стану и ты так зови. Ладно?

Теща кивнула, продолжая резать вареную картошку. Козушка, словно бы поняла весь разговор и то, что мужчина спас ее от скорой смерти. Встала на его коленках на остренькие копытечки и несколько раз лизнула в щеку нежно-шершавым язычком. Потом подогнула ножки и улеглась.

Полтора часа, что прапорщик провел у Старостиных, Тереза не слезала с его рук. Васин ласково трепал ее по шейке. Почесывал спинку. Гладил по мордочке. Уходя, сказал:

— До чего же красивая! Золотистая вся. Ласковая козушка будет…

Два с половиной месяца прапорщик каждый вечер появлялся у тещи. Козленок ждал его и тут же принимался ковырять загородку за печкой лбом, требуя выпустить. Она быстро привыкла к имени и даже откликалась. Стоило Васину позвать ее и Тереза бежала к нему с любого угла комнаты, весело подскакивая на всех четырех ножках. Теща смотрела на зятя и смеялась:

— Ну надо же, как она к тебе льнет! Ты словно околдовал козушку чем. Уж не слово ли заветное знаешь, Коль?

Он посмеивался и осторожно прижимал рыжую резвушку к себе. Козочка ласково облизывала его лицо, терлась мордочкой о мужскую шею и Васин довольно смеялся. Когда хозяйка перевела ее в хлев, вставала на задние ножки и тянулась к мужской руке мордочкой через загородку.

В конце третьего месяца жизни Терезы прапорщик по-тихому перевез ее на собственной машине в коровник при части, выделив крошечный и незаметный уголок для своей любимицы.

Начальник продовольственной части весьма редко заходил в коровник и свинарник, так что скорого обнаружения посторонней скотинки Васин не боялся. К тому же майор Федоров предпочитал работать в штабе и частенько уезжал что-то «добывать», полностью спехнув всю работу в подсобном хозяйстве на прапорщика.

Поездку в автомобиле козочка перенесла весьма спокойно. С интересом смотрела через затемненное стекло на мелькавшие мимо дома и деревья с кустами, стоя копытцами  на заднем сиденье. Она быстро привыкла к солдатам, да и те с удовольствием играли с ней, часто выпуская из загончика в коридор.

В конце мая, когда подросла молодая травка, ей было пять месяцев и это была почти взрослая коза с острыми, довольно длинными, рожками и густой рыжей бородой. Васин, по совету тещи, пытался ее раздаивать. Козушка позволяла ему притрагиваться к вымени, лишь поглядывала золотистыми глазами сбоку. Он выпускал Терезу пастись каждый день за старым хлевом, а чтоб не ушла никуда, привязывал к вбитому в землю колышку на веревку. Травка там была густая и сочная.

Начальник подсобного хозяйства не знал, что Гулькин за эти полтора месяца приучил козу к окуркам. Сам он курить бросил, но до сих пор обижался на Васина «за оригинальное лечение от пагубной привычки». К тому же начальник не упускал возможности рассказать эту историю всем и каждому, старательно расписывая свой метод прерывания зависимости от никотина. Солдаты теперь не рисковали курить в кормоцеху и коровнике. Старательно прятали окурки, едва завидев прапорщика.

Игорь еще в первый день протянул козушке затушенный окурок. Тереза понюхала и с удовольствием сжевала его. С этого дня, едва солдаты собирались покурить возле коровника, она вставала рядом и ждала, нетерпеливо блея и потряхивая бородой. Если солдат слишком долго, по ее мнению, не отдавал окурок, коза «шла в атаку». Вставала на задние ножки и нагнув голову, шагала на обидчика, пребольно тыкая его в грудь. Парни смеялись и «награждали» ставшую теперь общей любимицу собранными со всей части окурками. Попросили друзей в роте приберегать «бычки».

Васин заметил странность в поведении козы на второй неделе после привоза: она подолгу обнюхивала его каждый раз и от нее почему-то постоянно удушающе разило табаком.

Командование между тем заметило, что на асфальте пропали раньше часто встречавшиеся «бычки». До поры до времени никто не догадывался, куда они исчезают. Относили чистоту на территории к себе в заслугу: все же сумели воспитать в солдатах аккуратность. Эта гордость длилась не долго.

Один из лейтенантов заметил, что солдаты тщательно тушат окурки после перекуров и кладут в карман, хотя рядом стоит мусорница. Он не замедлил поделиться «странностью в поведении» со старшим по званию.

Теперь офицеры незаметно наблюдали за солдатами, пытаясь выяснить, зачем им окурки. Однажды заметили, как пакет с окурками перекочевал к младшему сержанту Ваганову. Об этом странном случае тут же рассказали Васину. Все же это был его подчиненный. Прапорщик размышлял не долго. Он вспомнил, как месяц назад, выпив стакан молока, спросил тещу:

— Мам, почему молоко у козы чуть табаком отдает? Или мне кажется?

Наталья Леонидовна рассмеялась в ответ на его вопрос и пояснила:

— Не кажется! Машка окурошница. Она же свободно у меня гуляет. Все бычки в округе соберет и только тогда пастись начинает.

Коля решил последить за подчиненными. На следующий день он, как всегда, привязал Терезу к колышку и сделал вид, что направился в кормоцех, а сам быстро вернулся и спрятался за углом старого хлева.

Минут через пятнадцать к козушке подошел Гулькин. Она тотчас перестала щипать травку и с радостным блеянием устремилась к солдату. Оглядевшись по сторонам, Игорь достал из-за пазухи пакет с окурками и вытряхнул их на траву. Васин увидел, с какой жадностью Тереза накинулась на бычки. Она жевала с таким упоением, полуприкрыв глаза и помахивая головой с острыми рогами! Чувствовалось, что коза давно привыкла к табаку.

Гулькин погладил козу. Почесал между рогов, что-то ласково говоря ей и тут услышал за спиной слишком знакомые тяжелые шаги. Оборачиваться было некогда.

Прапорщик несся к нему, словно взбесившийся слон. От возмущения у Васина перехватило горло и он хрипел, пытаясь выдавить из себя хоть что-нибудь. Его любимицу почти-что научили курить! Игорь понял, что сейчас ему придется жевать окурки вместе с козой и рванул к коровнику. На ходу, словно в издевательство, крикнул:

— Здравия желаю, товарищ прапорщик…  

У начальника прорезался голос. Он рявкнул на бегу:

— Я тебе покажу, здравия…

Договорить не успел, так как споткнулся и растянулся на траве, больно ударившись животом, зазеленив руки и колени, что вообще-то было не сильно заметно на пятнистой форме. Это падение дало возможность Гулькину оторваться от опасного преследователя и благополучно скрыться в коровнике. Васину было не видно из-за стены, куда точно направился солдат. За пару секунд Игорь влез на сеновал, торопливо попросив убиравшихся в загончиках друзей:

— Мужики, за мной Васин гонится! Хочет окурки есть заставить вместе с козой…

Затих, забившись под остатки сена. Парни, хоть и скорчились от смеха, но все же сумели подавить гогот и продолжили уборку в полупустом коровнике, как ни в чем не бывало. Подводить друга не хотелось.

Когда в ворота через пару минут влетел рассвирепевший начальник подсобного хозяйства, все спокойно работали. Кто-то выкидывал из стойл навоз, кто-то складывал его на тележку, кто-то чистил корыта. Мужик рыкнул:

— Гулькин здесь?

Все дружно повернулись, сделали удивленные лица и дружно поприветствовали начальство. Ваганов покачал головой:

— Нет. Он в роте должен быть…

Прапорщик выскочил из коровника и рванул в роту, надеясь поймать солдата. Ваганов вылез из ворот и посмотрел ему вслед. Прапорщик несся по дорожке, размахивая руками и вполголоса матерясь. Когда начальство удалилось на значительное расстояние, солдаты захохотали. С сарая свесилась голова Гулькина с испуганными глазами:

— Все, мужики, он меня прикончит! Я теперь всю свою службу вместе с козой и поросятами питаться буду. Есть окурки и запивать пойлом…

Друзья повалились на пол от хохота. В воротах возникла черная тень. Все резко замолчали и обернулись. За их спинами стоял Васин. Он успел доскакать до роты и вернуться обратно за пару минут.

Игорь, понявший, что обнаружен, быстро втащил лестницу наверх. Побагровевший от злости прапорщик, сжав кулаки, надвигался на солдат:

— Я вас… Всех… Окурки жрать заставлю! Это кто такой умный козу приучил к табаку? Да я… — Дальше несся мат. Начальник подскочил к лазу в сарай и потребовал: — Гулькин, спусти лестницу, немедленно! Я знаю, что ты там!

Солдат, чувствовавший себя на сарае в относительной безопасности, помалкивал и не выглядывал, трясясь осиновым листочком.

Снаружи неожиданно раздался приглушенный вскрик и мат. Прапорщик узнал командира по голосу. Забыв о солдате, он вылетел из коровника. Отделение рвануло за ним. Даже Гулькин, забыв о страхе, скинул лестницу и скатившись по ней, оказался вместе со всеми на улице. Подбежали к углу и остолбенели…

Тереза умудрилась вырвать колышек и теперь стояла на задних ножках, приперев к стене старого хлева самого Савицкого. В зубах у полковника торчала сигарета. Коза пыталась добраться до нее, а командир загибал голову вверх, не понимая намерений животного. Он изо всех сил старался оттолкнуть ее от себя. Глядя в чистое голубое небо полковник немилосердно матерился. Даже у этого здоровяка справиться с жилистой молодой козой силы не хватило. Он танцевал у стены, вцепившись в рога обоими руками и следил лишь за тем, чтобы они не пропороли ему живот.

Пару раз Савицкому удалось отбросить козу, но он не успевал сбежать. Тереза ловко припечатывала его к стене рогами снова и снова и уже разозленно блеяла. Она хотела получить окурок любой ценой, а командир не понимал и отдавать добровольно ее любимую еду не желал.

Васин, икая от ужаса, несся по лугу во всю прыть, часто подскакивая на бегу словно мяч от накатившей икоты. Он забыл и о Гулькине, и об утренней духоте, и о собственном изрядном брюшке. Теперь он думал лишь о том, что скажет ему после всей этой истории рассвирепевший не на шутку полковник. На ходу выдохнул по слогам:

— Те-ре-за-а-а-а!!!

Коза услышала и повернула голову, посмотрев на хозяина, но отпускать командира за просто так не желала. Прапорщик, взглянув на лицо Савицкого, быстро понял, за чем она так рвется. Не долго думая выдернул «бычок» изо рта опешившего командира. Затушил о стену и протянул козе:

— На! Только уйди, ради Бога!

Тереза тут же отпустила полковника и встала на все четыре копытца. Под взглядом командира, с удовольствием слопала бычок и вдруг встала на задние ножки снова.

Савицкий сам привалился к стене и начал торопливо доставать из кармана пачку сигарет, чтоб откупиться. Но на этот раз коза шагала к прапорщику.

Васин растерялся. Атаке любимицы он еще не подвергался ни разу и не знал что делать, но… Передние копытца легли на широченные плечи, а рыжая козья морда ткнулась в щеку.

Замерший у стены полковник мог бы поклясться, что он слышал звук поцелуя. Тереза преспокойно встала на копытца и удалилась на лужайку пастись. Полковник и прапорщик провожали ее очумелыми взглядами. Наконец у Савицкого прорезался голос:

— Что это значит, Николай Иванович? Откуда в части коза? — Заметил наблюдавших солдат и понял, что они все видели. Торопливо сцапав прапорщика за предплечье, потянул за угол: — Вы должны мне многое объяснить…

Минут через десять из-за стены донесся хохот Савицкого и оправдывающийся басок Васина. Подкравшийся с другой стороны Гулькин слышал, как полковник сказал:

— Да это же здорово! Из-за этих бычков комиссии постоянно придираются. А тут сами солдаты для вашей Терезы окурки берегут. Она их дисциплине и аккуратности учит. Огромная польза в части от вашей козы. Поставьте-ка ее официально на довольствие, как и свиней с коровами…

Солдат облегченно вздохнул и начал осторожно отходить в сторону коровника, чтоб не заметили. Он понял — после слов командира прапорщик уж точно не станет заставлять его питаться разной дрянью. Так оно и случилось. Вскоре вернувшийся в коровник Васин ни слова не сказал Гулькину, лишь посмотрел на него долгим взглядом…

АВГИЕВЫ КОНЮШНИ

            Прапорщик Юрий Иванов из пожарной команды попросил Васина помочь ему свернуть пожарные шланги. В часть снова должна была нагрянуть комиссия и всех солдат отправили, по приказу Савицкого, на уборку обширной территории. Солдаты белили поребрики, красили ворота, подновляли забор и старательно выметали территорию.

Офицерам забот тоже хватало. Начальник пожарной охраны чертил какой-то график и Иванов остался один. Шлангов было три. Все тяжеленные и очень длинные. В одиночку сворачивать их было трудновато.

Хоть Васин и сам был сильно занят уборкой закрепленной за ним территории, но другу отказать не мог. Они растянули брезентовые рукава по асфальту. Скрутили и утащили два рукава. Собирались смотать третий, когда Николаю пришла в голову, как ему показалось, блестящая идея. Он незамедлительно поделился ею с пожарником:

            — Слышь, Юр, пока мы последний шланг не смотали, может помоем из твоего брандспойта коровник? Он пустой. Надо навоз вываливать, все чистить, а кому? Потом солдаты чистое помещение известью обработают и готово! Хоть с двором разберусь. Свиньи сейчас под навесом гуляют, коровы с телятами и Тереза пасутся. Сток солдаты прочистили. Все в момент утечет на картофельник. Хоть картошка посвежей выглядеть будет, да и удобрение. Лето сухое выдалось, сам видишь. Солдат не хватает, все в теплицах помидоры подвязывают. Урожай томата огромный…

            Иванов легко согласился:

— Давай! Напор побольше сделаю и весь навоз смоет.

Сказано — сделано. Два прапорщика уселись в пожарную машину и съездили набрать воду к пруду. Пока вода набиралась, успели искупаться в теплой воде. Пруд был чистый. Затарили огромную цистерну полностью.

Васин уже предвкушал, как удивятся солдаты, увидев абсолютно чистый скотный двор. Спокойно подъехали к коровнику. Иванов протянул Васину стальной наконечник брандспойта и сказал:

— Держи крепко и направляй куда тебе надо, а я потихонечку напор стану давать.

Начальник подсобного хозяйства попросил:

— Ты подожди минуту, я заслонку со стока совсем уберу.

Иванов кивнул и направился к вентилю:

— Крикнешь!

Васин поволок тяжеленный брандспойт в коровник. Брезентовый рукав тянулся за ним серой змеей. Прошло около минуты, когда изнутри раздался бас хозяйственника:

— Давай потихоньку!

Иванов крутнул вентиль. Шланг начал стремительно надуваться и стальной наконечник в руках Васина дернулся. Струя воды фыркнула вперед метра на три. Он направил ее в поросячьи клетушки.

Между тем Иванов еще немного прибавил напора. Вода с шумом била в пол, смывая все. Доски начали из черных превращаться в коричневые и даже желтые. Пожарник, старательно прислушивающийся к тому, что творится в коровнике и не услышав слов о том, что можно остановиться, прибавил еще немного напора, потом еще.

Хозяйственник радовался, видя, как двор освобождается от навоза и грязи. С каждой секундой удерживать рукав ему становилось все тяжелее, но Васин и не думал останавливать приятеля, надеясь на свою силу, а тот продолжал откручивать вентиль.

Наконец стальная труба начала рваться из рук Васина с безумной силой. За три минуты он успел промыть пол во всех клетушках и теперь медленно продвигался к коровьим стойлам. Неожиданно шланг взбрыкнул и так дунул прапорщику под зад, что он подумал: «Пнули» и оглянулся. Входивший Иванов, решивший узнать, как идут дела, получил струю воды в грудь и вылетел из коровника пулей. Пронесся по воздуху и ударившись спиной о колесо машины, потерял сознание, сидя в луже воды.

Васин даже не успел разглядеть выражение его лица. Зато сам, от неожиданности, выпустил шланг из рук. Тот взлетел вверх и заехал ему по лбу. Прапорщик вырубился и покатился в конец коровника, сносимый струей воды вместе с навозом. Его крепкая фигура невесомо перекатывалась по полу.

Тяжеленный стальной наконечник крушил перегородки и тут же смывал доски в конец двора к валявшемуся в куче навоза Васину. Того вскоре было не видно из-за досок, лишь торчали наружу ноги в шнурованных высоких ботинках. Задохнуться не дали эти же самые обломки. Они задерживали на себе навоз и воду, к тому же прикрыли лицо мужика шатром.

Когда начальник подсобного хозяйства очнулся, в его голове отчетливо пели птички, а перед глазами мелькали звездочки. Досок над головой и на нем уже не было. Как оказалось, звездочки он видел не зря — над ним склонилось лицо командира. Савицкий что-то спрашивал. Его губы шевелились, но прапорщик не слышал слов несколько минут. С трудом сел и посмотрел в лицо полковника мутными глазами. В уши наконец-то прорвался рассерженный голос:

— Что, прапорщик, вообразили себя Гераклом? Вы посмотрите что вы наделали! Куда скотину станешь размещать? Чтобы к завтрашнему утру все было на месте!

Васин кое-как встал, держась за стенку. Савицкий благоразумно отошел в сторону от переляпанного в навозе с ног до головы подчиненного. В голове хозяйственника гудело, как в пустом котле. Он огляделся и аж застонал от того, что натворил…

В коровнике исчезли даже рамы с окон! Зато пол и стены были чистыми, если не считать огромной кучи хлама возле дальней стены. Схватившись за голову от вида переломанных клетушек, прапорщик, шатаясь, выполз на свет божий.

Иванов сидел у колеса машины вытянув ноги. Он был весь мокрый и старался расправить промокшее насквозь удостоверение. Посмотрев на друга, поморщился, потер грудь и предложил, начав подниматься:

— Коль, давай я тебя ополосну. Ты весь в навозе. Тут воды в машине еще немного осталось…

Васин взглянул на себя. Провел рукой по лицу и стряхнул приставшую солому, опилки и куски навоза. Фуражки на голове не было, зато в коротких волосах было полно разного мусора. За спиной раздался разъяренный голос командира:

— Прапорщики, вы что оба, с ума сошли? Снова хотели, как лучше, а получилось, как всегда? Я не требую от вас быть мыслителями, будьте хотя бы прапорщиками! В общем, завтра! Оба! С утра! Ко мне! Слава Богу, что не догадались картошку из брандспойта полить, нашли бы мы ее в соседний части, километрах в пяти!

Савицкий постоял в дверях еще минуты три, разглядывая мокрых приятелей. Они оба молчали и не поднимали глаз, боясь огрести еще больше. Полковник развернулся и ушел, раздраженно печатая шаг. Хозяйственник поглядел ему вслед и горестно вздохнул:

— Давай, Юр…

Иванов таском вытянул рукав из коровника, не заходя внутрь и слегка приоткрыл вентиль. Пожарник по виду командира догадался, что зрелище ужасно.

Не сильная струя воды полилась на Васина. Тот старательно вертелся во все стороны, смывая навоз и грязь с формы. Тряс головой, чтоб избавиться от мусора в волосах.

Из-за угла вышло отделение солдат во главе с Вагановым и застопорили ход, глядя на странное зрелище. Их прапорщик купался прямо в форме и сапогах. Уставшие от всего пережитого приятели ничего не замечали. Юрий старательно поливал Николая. Наконец закрыл вентиль и сказал:

— Чистый… — Усевшись на ступеньку машины, добавил: — Чего делать будем? Я глаза открыл, командир стоит и вентиль уже завернут. Пойдем, посмотрим…

Все так же не замечая солдат, вошли в коровник. Иванов присвистнул, глядя на кучу переломанных досок и гору мусора в конце помещения:

— Н-да… Помыли…

Следом в коровник заглянули солдаты. С минуту не могли прийти в себя от изумления. Все вокруг было чистым и переломанным. Ваганов простонал:

— Товарищ прапорщи-и-ик… Картофельник в болото превратился. Мы из-за этого пришли. Увидели бурунчики на поле из теплицы…

Васин подскочил, перепугавшись не на шутку. Если во дворе все можно было отремонтировать, то потерю картошки командир ему никогда не простит:

— Как?!?

Шустро развернулся и рванул из помещения. То, что предстало его глазам, можно было назвать одним словом — трясина. Картофельные ветки, облепленные навозом на протяжении доброй сотни метров, едва торчали из моря воды. Участок находился в небольшой низинке и вся вода стекла туда.

У Васина подкосились ноги и он рухнул на лужок. Ваганов тут же подскочил к начальнику:

— Да не расстраивайтесь вы так!

Подошедший Иванов присел рядом. Сочувствующе пожал плечами:

— А чего ты хочешь? Почти вся вода из цистерны здесь. Пятнадцать тонн… Да ты не переживай, за ночь сойдет. Земля сильно сухая…

Утешение было слабым и все же прапорщик немного воспрянул духом. Встал на трясущиеся ноги и направился в коровник. Застыл в дверях, прикидывая размер ущерба.

Солнце заглядывало в помещение через выбитые проемы окошек под потолком. Над мокрыми, промытыми кое-где добела, досками пола в свежих вмятинах от наконечника, вился легкий парок. Вода уже стекла. Прапорщик повернулся к солдатам:

— Знаю, что виноват. Только одному мне не исправить все. В общем, придется нам сегодня потрудиться. Клетки заново городить. Доски, которые не поломало, назад прибить, а что переломило, жердями заменить. Я Юре помогу шланг скрутить и приду. Вы пока начинайте разбирать вон тот завал. Что еще может пригодиться, откладывайте. Остальное на выброс…

Васин указал на груду мокрого хлама. Солдаты переглянулись. Ваганов спросил:

— А как с рамами быть? Стекол нет и гвоздей…

Прапорщик вздохнул:

— Все будет, когда приду. Приступайте…

Он вылез из коровника и посмотрел на стоявшего у пожарной машины дружка. Иванов попросил:

— Коль, ты в машину не садись, а? Дойди пешком. Уж больно от тебя пахнет…

Хозяйственник только тут почуял страшный запах навоза от собственной формы. Посмотрел в сторону бани:

— Ты пока шланг отсоединяешь, да машину ставишь, я пойду помоюсь и форму постираю заодно…

Юрий согласился:

— Давай…

Прапорщик влез в баню. Заглянул  в комнатушку банщика. Сегодня день был вообще-то не банный и за столом сидел дневальным сержант-второгодок.

Васин мрачно потребовал у него кусок мыла. Тот поглядел на мокрого встрепанного прапорщика с шишкой во весь лоб и молча протянул кусок желтоватого «банного», демонстративно зажав нос. Коля ругаться не стал, лишь насупил брови. Он слишком устал, чтоб читать Устав срочнику.

Старательно прополоскал в холодной воде документы и вернулся к сержанту:

— Я знаю, что у вас тут утюг имеется. Ты мне пока документы прогладь и просуши. Только чтоб через чистый тетрадный листок! Никаких отпечатков!

Ушел в пустую душевую. Врубил сразу два душа. Под один кинул сброшенную форму, под второй нырнул сам. Старательно отмылся от запаха. Намылил форму с нижним бельем, немного потер и снова кинул под струю воды. Тщательно прополоскал. Отжал. Понюхал. Запаха вроде не было.

Васин удовлетворенно вздохнул и принялся натягивать сырую одежду на себя. Времени, чтобы ехать переодеваться не было. Он понимал, что после этой «чистки Авгиевых конюшен», Савицкий обязательно проверит выполнение его приказа.

Хозяйственник с трудом забил ноги в мокрые шнурованные сапоги и вылез к дневальному по бане. Парень протянул ему завернутые в целлофановый пакет документы:

— Сделал, как просили. А это, чтоб не размокли снова.

— Спасибо, сержант.

Скрутили шланг вдвоем с Ивановым за считанные минуты. Форма на обоих успела значительно подсохнуть. День был жаркий и солнце сильно палило. Юрий предложил:

— Давай я тебе помогу, раз уж так получилось. Я ведь тоже виноват…

До позднего вечера два прапорщика и отделение солдат приводили коровник в порядок. Второе отделение, узнав о случившемся, работало в теплицах за себя и товарищей. Гулькин вставлял стекла в найденные рамы. Они улетели за несколько метров от стен. В двух стекло оказалось целым. Видимо сами рамы держались «на честном слове».

К вечеру успели отремонтировать все загородки и стойла. Помещение приобрело почти что прежний вид.

Савицкий зашел к ним часов около шести, перед тем, как уехать домой. Внимательно посмотрел на сосредоточенно работающих мужиков. Подумал и сказал:

— Вообще-то лучше стало. Светлее как-то. Как себя чувствуете?

Прапорщики отозвались, увидев, что командир разговаривает с ними «на равных»:

— Нормально, Иван Артемьевич. Сами виноваты…

— Ну, раз поняли, можете завтра ко мне не приходить.

Попрощался и ушел. Уже в темноте Васин направился посмотреть на картофельник. Солдаты ушли в казарму еще час назад. Под светом луны блеска воды не увидел. Понял, что земля впитала всю влагу. Облегченно вздохнул и отправился отдыхать вместе с Ивановым. Надо сказать, что картошка осенью оказалась отменной…

ДЕВИЧЬЯ СТРОЕВАЯ

            В часть, для прохождения действительной военной службы, прибыло сразу двенадцать молоденьких девчонок-военнослужащих. Среди них были связистки, компьютерщики и даже кабельщица! Все были направлены в часть после учебки, но младшим командным составом почему-то не являлись. В сопроводительных документах об этом не было сказано ни слова! Савицкий не просто обалдел, он офонарел!

Посмотрев на очередную красотку в отглаженной шерстяной форме старого образца «с иголочки», возникшую на пороге кабинета и немного поговорив с ней, он переглянулся с таким же очумелым начштаба. Ответы военнослужащей были вполне толковы и кратки. Отпустил серьезную, строго смотревшую девчонку и вновь поглядел на вросшего в стул подполковника. Не найдя в глазах Аристархова сочувствия и понимания ситуации, почесал седой затылок и сказал:

            — Вот и наша часть в женский батальон превращается. Слышал, что такое бывает, но не верил. Что будем делать? Их целый взвод! И чем начальство думает? Зачем шлют? Офицеры теперь ругаться разучатся!

            Начальник штаба развел руками:

— А что делать? Назад не отправишь — дискриминация! У нас личного состава не хватает. Это всем в управлении известно. Женщина в армии — предмет особый и как мы с этим предметом поступим, сложно сказать…

Оба задумались. Савицкий, после трехминутных раздумий, выдал на «ура»:

            — Для чего нам столько связистов прислали? Шесть человек. Давай четверых отправим прапорщику Васину? Пусть коров научатся доить и за свиньями ухаживать. Двух в связь прапорщику Востротину, чтоб не стонал на нехватку коммутаторщиков. Остальных отдать в административно-хозяйственную часть капитану Белову. Как смотришь на такое решение?

            Аристархов покрутил в руках карандаш, глядя на старого друга, затем ответил:

            — Вполне-вполне… Только Уфимцев уже просил трех компьютерщиц ему отдать и кабельщицу. У него операторов нехватка. Капитан Белов на шесть человек нацелен. У него кладовщиц нет и хотел бы оператора на компьютер, чтоб печатать реестры и списки, а не переписывать от руки. Так что Васину пока самому придется с солдатами коров доить… — Подполковник помолчал. Сломал грифель у карандаша и поморщился: — Тут вот какая загвоздка… Как быть со строевой подготовкой? Все девушки рядовые. Положено. Приедет кто-то из начальства, опозоримся! Я считаю, им надо дать одного общего командира, кроме начальников отделов, который бы обучал девушек строевой, физической и боевой подготовкам! Он будет за них отвечать. Самое главное ответственного найти…

            Полковник крепко задумался. Потом произнес раздумчиво:

            — Может, поступим проще? Отправить их на занятия вместе с солдатами?..

            Заместитель отрицательно покачал головой:

— Нельзя. Начнутся «хи-хи, ха-ха», переглядывания-перешептывания и все… Считай, насмарку все наши показатели! Пусть вначале лейтенант Калинин побеседует со всеми девушками сразу. Все же психолог! Узнает так сказать, кто чем дышит и попытается определить наиболее подходящего для них командира среди наших офицеров…

            Через сутки молоденький лейтенант влетел в кабинет командира с вытаращенными глазами и без доклада. С порога взмолился:

— Товарищ полковник, отправьте меня в тайгу!

У Савицкого очки с носа упали от такой просьбы. Глухомани все старались избежать любыми способами и средствами. Изумленно спросил:

— В чем дело, лейтенант?!

У Калинина буквально вырвался вопль души:

— Да они меня достали! Это они мне психологический тест устраивают, а не я им! Такие вопросы задают! Я готов даже на Северный полюс! К пингвинам! Только не к ним! Я теперь понял, почему они младшими сержантами не стали! Они любого командира до белого каления доведут…

Полковник понял, что лейтенант не справился с поставленной задачей и вздохнул:

— Успокойтесь, лейтенант! Я сделал не тот шаг. Надо было кого-то посолиднее подключать. Прапорщик Яровой опытный, старый волк, он-то наверняка сумеет справиться с этим бабьим взводом…

Калинин откровенно простонал:

— Не думаю…

Яровой пришел к Савицкому через две недели. Вид и поведение прапорщика «убили» командира. Пятидесятитрехлетний всегда серьезный и обстоятельный раньше мужик, сидел напротив с покрасневшими и явно заплаканными глазами. Сквозь глупое хихиканье и нервный смешок, попросил:

— Иван Артемьевич, увольте меня с армии. Пожалуйста! Я или с ними со всеми разом в постель угожу и тогда меня жена прикончит, либо они меня в психушку отправят.

У Савицкого очки на этот раз поползли на лоб. Он уставился на самого старого прапорщика части и сказал:

— Не понял…

Яровой все с тем же хихиканьем и ужимками пояснил:

— Чего тут понимать? Спецы по работе они не плохие, в отделах хвалят. Вот только заниматься строевой и слушать лекции не любят. Я сам марширую под их команды безо всякого Устава! У Карпович сразу две пуговицы на рубашке во время занятий отлетели — грудь вывалилась из лифчика! Вот это зрелище! Класс! У Мироновой у юбки молния полетела на плацу и та съехала при мне! Трусики кружевные, прозрачные. Солнышко светит… Еще у трех на колготках стрелки пошли. Так они задрали юбки и их при мне зашивали! Да еще делают вид, что я такая же девчонка, как они. Никакого стеснения! А эти вопросы насчет секса? Я старый больной человек, а они…

Прапорщик хлюпнул носом, а потом снова захихикал:

— Представляете, сижу за столом, а Лидка наклоняется и спрашивает шепотом: «Михаил Ефремович, а вы еще можете или уже нет? Я бы не отказалась. У меня мужчин старше тридцати не было…».

Савицкий вытаращил глаза и закашлялся. Прокашлявшись, обалдело произнес:

— А вы не придумываете?

Яровой сморщился и яростно крикнул:

— Я из того возраста вышел!!!

Полковник напряженно спросил:

— И что предлагаете?..

Михаил Ефремович тут же перестал хихикать и радостно выдал:

— Вы к ним майоров прикомандируйте! Среднее звено и такие же наглые, как эти девахи. Мужики уже поднабрались опыта и в соку! Пусть девки на них ездят…

Командира несколько покоробила такая прямота, но по виду прапорщика он понял, что тот «на последнем издыхании». Вернул очки на глаза и спросил:

— Кого в жертвы рекомендуете?

Яровой без задержки выдал:

— Рязановского! Бабник! Пусть они ему спесь поубавят! А то идет мимо плаца позавчера, я с ними мучусь, а он смеется. Двенадцать человек, это не одна…

Савицкий обрадовался и мстительно усмехнулся…

Майор Рязановский действительно «попил кровушки» у него. Почти каждую неделю в командирский кабинет заходила очередная девчонка из поселка неподалеку и жаловалась на этого ловеласа и Дон Жуана. Он менял подружек, как перчатки. Без труда влюблял в себя приглянувшихся девчонок. Проводил пару вечеров и исчезал. Жениться майор не собирался и открыто говорил об этом каждой пассии, но они не принимали к сведению и платились за доверчивость. Через три-четыре дня зареванная влюбленная девчонка появлялась в ракетной части.

Савицкий, проводив и успокоив, как мог, очередную жертву чар неотразимого майора, вызывал его «на ковер». Устраивал «общее прогревание организма», которое, впрочем, ни разу не увенчалось успехом. Зато вопли командира доносились аж до подсобного хозяйства. Рязановский весело поглядывал в глаза полковника блестящими карими глазами и даже не старался скрыть этого, когда тот отчитывал его в очередной раз.

С недавних пор Савицкий уже не знал, что делать с неисправимым бабником. Перевести его в другую часть командир не мог — лучшего спортсмена, чем Женька, в части не было. Ни одно соревнование между частями не проходило без его участия. Все спортивные награды в кабинете командира были добыты им.

Поначалу, когда освободилась должность начальника по физической культуре и спорту, полковник хотел сделать им Рязановского, но потом передумал, вспомнив о часто пустующем, пусть и холодном, зале и сваленных в углу матах…

Идея прапорщика показалась блестящей. Иван Артемьевич довольно потер руки:

— Прекрасно! С завтрашнего дня командовать девичьим взводом будет майор Рязановский! И не дай Бог, если не справится! Спите спокойно, прапорщик!

Яровой резко поднял голову от стола и отозвался возмущенно:

— Да вы никак меня уже хороните, Иван Артемьевич?! Рановато…

Полковник смутился:

— Я не так выразился. Извините. Просто хотел сказать, что с завтрашнего дня проблемы с девчатами вас не касаются. Можете недельку отдохнуть, в себя прийти. В части сейчас больших авралов не ожидается, так что отдохните…

Когда Яровой ушел, Савицкий задумался. Строгие на вид девчонки умудрились довести опытнейшего прапорщика части до нервного срыва. В голову пришло: «Может самому попытаться наладить контакт с молодежью?». Разбирало любопытство, а посмеют ли девчонки сделать и ему, командиру части, хоть одно из тех предложений, что получил прапорщик? И тут же отказался от этой мысли, подумав: «Пусть вначале Рязановского доведут, чтоб не больно-то заносился. Надеюсь, что после общения со взводом, на поселковских девчонок его не хватит. Красавчик!». Тут же, через дежурного, приказал найти майора.

Минут через двадцать чернобровый и томноокий рослый красавец-атлет входил в его кабинет. На лице застыло явное непонимание того, зачем его вызвали. Последнюю неделю он в поселке не появлялся из-за проблем с компьютерами. Черные блестящие брови слегка приподнялись. Доложил по форме и присел на стул с разрешения начальника. Савицкий начал «с подходцем»:

— Евгений Сергеевич, как я понимаю, опыта общения с женским полом вам не занимать. Мы с вами не раз об этом беседовали. Вот я и подумал, что вам будет легче всего наладить нормальные контакты с прибывшим пополнением из девушек…

Майор побелел. Даже его смуглая от природы кожа стала серой. Но полковник сделал вид, что ничего не заметил. Не торопливо встал. Подошел к окну. Посмотрел на зеленый клен и продолжал все в том же духе, чуть повернув лицо к сильно насторожившемуся спортсмену:

— Старые прапорщики отстали от жизни и не понимают запросов современной молодежи, а вы, как очень опытный в вопросах секса мужчина вполне можете поставить девчонок на место. Да и по-отечески прикрикнуть при случае. Все же вам тридцать, а у них там самой старшей всего двадцать один. В общем, с завтрашнего дня я назначаю вас командиром строевой, боевой и физической подготовки у взвода… э-э-э… девушек.

Рязановский умоляюще взглянул полковнику в лицо и промямлил:

— Товарищ командир, я знаю, что они собой представляют… — Его вдруг прорвало: — За что?!

Савицкий яростно усмехнулся и наконец-то прекратил юродствовать:

— А за то, майор! Что надоели вы мне со своими похождениями! Вот теперь вы нагуляетесь всласть! Можете быть свободны!

У Женьки даже плечи обвисли. Когда он вылез из кабинета, весь его бравый вид исчез. Дежурный удивленно посмотрел на согнувшуюся фигуру. Подумал, что у майора стало плохо с желудком и искренне посочувствовал. Женька был свой парень. Никогда и никого не закладывал, со всеми держал ровные отношения. Да и как специалист по компьютерам ценился.

А в голове майора в это время  вертелось: «Одна-две-три бабы, но не двенадцать же!». В тридцать лет Рязановский вовсе не собирался становиться стариком. От Ярового он слышал, какие предложения делали девчата пятидесятитрехлетнему прапорщику. Он сообразил, что нахалки все же немножко уважали возраст седого мужика, а уж с ним-то, молодым, церемониться точно не будут. Припрут к стенке и абзац! Женя не знал теперь, что делать. Проклинал свою женолюбивую сущность и судорожно пытался придумать хоть что-то, но в голову, как на грех, ничего не лезло…

Наутро командир сам, лично, представил бледного, не выспавшегося, майора женскому взводу, построившемуся в спортзале. Взвод девчат был в юбках, зеленых рубашках и галстуках. Кителя Савицкий сам разрешил не одевать из-за жары. На ногах у всех матово сверкали черные туфли. Все оказались в блестящих колготках с лайкрой. И этот блеск невольно приковывал внимание.

Савицкий мигом отметил про себя, что девчонки весьма привлекательны и стройны. Пафосно заговорил, мстительно поглядев на Рязановского:

— Товарищи военнослужащие женщины, это ваш новый командир. Зовут его Евгений Сергеевич Рязановский. Надеюсь, что вы с ним найдете общий язык и не ударите в грязь лицом перед приближающимся смотром. Мы должны показать, что наша часть является образцовой и женское пополнение ни в чем не уступает мужскому.

Рослая красивая брюнетка с карими глазами явно заметила не добрый взгляд полковника на кареглазого мужчину. Спокойно взглянула в лицо командира. Вскинула руку к пилотке и строго спросила:             

— Товарищ полковник, рядовой Карпович. Разрешите вопрос?

Савицкий удивился, но разрешил, хотя видел легкий жест майора «против»:

— Пожалуйста, рядовой…

— Майор женат?

Тишина длилась минуты три. Полковник такого не ожидал. Он мигом понял, что был прав, не взяв на себя воспитание девчат. Они бы не удержались и не спасло бы его даже то, что он командир части. За эти минуты Савицкий судорожно решал, что ответить. Вопрос был простым, но явно с продолжением. Рязановский, стоявший рядом, стал пунцовым. Наконец Иван Артемьевич раскрыл рот:

— Нет. Вас только это интересовало, рядовой Карпович?

Савицкий нарочно подчеркнул «это». Девушка на полном серьезе ответила:

— Не только. Девушки поручили мне передать новому командиру список вопросов, чтоб в дальнейшем эксцессов не было и мы не повторялись. Разрешите вручить их товарищу майору?

Полковнику стало любопытно и он спросил:

— Я могу их прочесть прежде, чем передам?

Девушка кивнула:

— Можете. Там секретного ничего нет. Разрешите встать в строй?

Командир взял в руки огромный, густо исписанный, листок и кивнул:

— Разрешаю…

С любопытством уставился в строчки и сразу покраснел, хотя и не собирался. Первый вопрос гласил: «Вы часто занимаетесь сексом?». Полковник кое-как привел собственную физиономию в строгую форму. Поднял лицо и спросил:

— А при чем здесь интимная жизнь?..

Карпович четко ответила, не выходя из строя:

— Если в интимной жизни не все ладно, командир начнет обращать внимание на нас и тогда отношениям «командир-подчиненный» наступает конец!

Савицкий чувствовал подвох. Но как ответить девчонкам, чтоб они перестали подтрунивать, не знал. Выругать их за наглость он не мог. Все звучало вполне пристойно и логично. Он посмотрел на серого от ужаса майора и прочел второй вопрос: «Какие девушки вам нравятся?». Снова спросил Лидию:

— Как вы сами ответите на второй вопрос?

Карпович вытянулась так, что рубашка на груди натянулась и затрещала. Полковнику тут же пришли на ум слова прапорщика Ярового, как пуговицы отлетели и грудь выпорхнула наружу. Грудь у девушки была весьма впечатляюща и прапор явно не врал.

В глубине души командир чуял, что не отказался бы побывать в столь пикантной ситуации. Мужчина почувствовал, что снова краснеет от собственных мыслей и попытался замять ситуацию:

— Возможно я и сам догадаюсь…

Но девушка уже принялась объяснять:

— Прошу прощения, товарищ полковник… Но если товарищу майору нравятся блондинки, то мы все перекрасимся в брюнеток, а если брюнетки, то мы станем блондинками. Как говорится, подальше от соблазна. Можем даже шатенками стать. Хотя многим рыжий цвет не пойдет, но мы готовы потерпеть ради дела.

На этот раз насмешка была налицо, но как ответить на нее и выйти с честью? Полковник растерялся. В собственной части он перестал вдруг чувствовать себя командиром! На солдат он мог бы наорать, но тут перед ним стояли молоденькие девчонки. Не мог же он сказать девчатам, что майору нравятся все цвета без разбора и в его кабинете кого только не было, вплоть до пестрых.

Дальше читать вопросы Савицкий не стал. Он сообразил, что оставшиеся вопросы того же плана, что и первые два. Сунул листок в руку Рязановского и сославшись на дела, исчез.

Майор, пока Савицкий бледнел и краснел перед строем, успел немного прийти в себя. Он не спал почти всю ночь, пытаясь выработать тактику поведения. Ничего не придумал, только зря промучился и теперь в голове шумело. Оставшись один на один с девушками, строго произнес:

— На ваши вопросы я отвечу потом, а пока придется заняться военной подготовкой. Для начала строевой.

Карпович, с самой серьезной миной на лице, вскинула руку кверху:

— Товарищ майор, разрешите обратиться! Только лично…

Рязановскому ничего не оставалось делать, как разрешить. Он понимал, что они все равно так просто не отстанут, что бы он не говорил и какие бы команды не отдавал. Лидия подошла к нему вплотную. Беззастенчиво приобняла за плечи.

Евгений попытался отстраниться. Но она вцепилась крепко и ему волей-неволей, но пришлось стоять смирно, чтоб не выглядеть еще более глупо, чем до этого. Чувствовал на щеке легкое дыхание девушки и вновь залился краской.

Наклонившись к уху, Лидка с придыханием сказала:

— Но мы просто хотели немного познакомиться с новым командиром. Вы так красивы и мужественны…

Ее нахальные глаза цвета ореха с золотистыми всполохами и длинными накрашенными ресницами уставились прямо ему в лицо.

Майор, хоть и был искушен, но тут смутился: глаза были красивы. Решительно вырвался из ее рук и проворчал:

— Знаю я эти ваши «познакомиться». Наслушался от Ярового. Отставить разговорчики! Встать в строй! На все вопросы отвечу после занятий. Если будете в состоянии задавать…

Лидия кивнула и встала в строй. Евгений скомандовал:

— Взвод! Равняйсь! Смирно! Объясняю задачу. Сейчас идем на плац и в течение полутора часов занимаемся строевой подготовкой! Всем все ясно?

Откуда-то справа раздался тихий голос:

— А в постели этим заняться нельзя? Вы по виду настоящий мужик…

У Рязановского дальнейшие слова на несколько секунд застряли в горле, но он справился с собой и уже злясь, рявкнул:

— Разговорчики в строю! Была команда «смирно»! Кто заговорил без разрешения? Вы же не люди, а военнослужащие теперь и обязаны подчиняться!

Строй дружно фыркнул. Женечка и сам понял, что сморозил глупость, но поправляться не стал, боясь выглядеть в их глазах еще более комично. Девчата естественно не сознались. Стояли вытянувшись и выпятив грудь, с трудом сдерживая улыбки.

Майор неожиданно заметил, что впереди все шесть девчат, как на подбор рослые и грудастые. Зато за их спинами прячутся более мелкие сестрички.

Лидка мигом заметила взгляд офицера на собственную грудь и еще сильнее выпятила прелести. Пуговица, находившаяся как раз посреди грудей, не выдержала и расстегнулась. Заколка вместе с галстуком отлетела в сторону. Рязановский резко отвернулся, увидев кружевное белье. Глядя в стену, рявкнул:

— Застегнуться!

Девчата весело и звонко рассмеялись. Справа вновь раздался бархатный, полный ласки, голос:

— А что это вы так покраснели? Нам о вас другое говорили. И мы так надеялись поближе познакомиться. Можно прямо здесь, на матах…

Уши майора запылали багрянцем. Прошло каких-то пять минут, а он был готов оказаться на краю света, лишь бы не в этом чертовом спортзале с девчонками. Он уже понял, что проигрывает им по всем показателям и это только начало. Дальше будет еще хуже и сложнее. Они его обязательно «достанут» и заставят плясать под свою дудку. Женя проглотил насмешку и медленно повернулся. У всех девчат от смеха горели глаза, а лица подергивались. Сделав вид, что ничего не заметил, мужчина гаркнул:

— Взвод! Напра-во! На плац шагом марш!

Встречные солдаты и офицеры весело улыбались, глядя на это шествие. Иначе шлепанье вразнобой и спотыкание друг о друга назвать было нельзя. То и дело звучали охи-ахи и смешок во взводе.

Майор старался не обращать внимания и молчал. Рязановский торопился довести взвод до пустынного сейчас плаца и быстро шагал впереди. Некоторые офицеры оборачивались вслед и тут же принимались хохотать по-настоящему.

На спине у Рязановского висел приклеенный к куртке кусочком скотча кусок тонкого картона с крупной надписью черным маркером — «султан», на спине рослой статной Карпович, шагавшей следом, висело — «любимая жена», а на спинах остальных девчонок виднелось — «гарем».

Майор ничего не мог понять, пока не встретил на аллее заместителя командира подполковника Аристархова. Тот оглянулся, как и все. Хрюкнул, увидев надписи и тут же остановил:

— Евгений Сергеевич, остановитесь! Не стоит превращать часть в балаган!

Сорвал картонки со спин у девчат, затем у него самого и протянул. Майор прочел и теперь понял причину веселья большинства встреченных. Догадался, каким образом на его спине оказался листок. Хитрая Карпович специально приобняла его столь настойчиво в спортзале. У мужчины даже скулы заходили ходуном, но он поблагодарил Аристархова:

— Большое спасибо, товарищ подполковник! 

Тот, с трудом удерживая серьезное выражение, кивнул. Торопливо отвернулся и шустро зашагал прочь. Рязановский старательно свернул бумажки и сунул в карман, так как мусорницы поблизости не было. Вновь скомандовал:

— Взвод! Шагом, а-арш!

Девчата дружно шагнули… к нему! Майор отскочил назад, едва не попав в куст боярышника и в отчаянии заоглядывался. Понял, что долго не выдержит в таком темпе. Откровенно взмолился:

— Девчонки, ну пожалуйста, прекратите шуточки! У меня голова уже болит…

Лидка внимательно посмотрела в бледное красивое лицо и поняла, что он не врет. Вышла из строя без команды и встав рядом с ним, посмотрела на подруг:

— Взвод! Слушай мою команду! На плац… шагом… марш!

Девчонки четко выполнили команду и стройно зашагали вперед. Они шли, как один человек. Даже отмашка руки была четкой. У солдат такого единства не получалось. Честно сказать Рязановский был поражен. Карпович шагала слева, рядом с майором, время от времени отдавая команды и искоса поглядывая на изумленное лицо офицера. Рязановский понял, что их ковыляние было специальным.

Под командой Лидки девчонки сделали по плацу три круга. Евгений смотрел и не вмешивался, понимая, что стоит ему прервать это слаженное шествие и все его муки начнутся по-новой. Наконец старшая остановила взвод и повернулась к командиру с улыбкой:

— Довольны? Может займемся чем-то более приятным? Девочки, идите сюда…

Майор не успел ничего сказать, как оказался в плотном кольце. Со всех сторон были горящие глаза: серые, синие, голубые, черные, зеленые и карие. Раньше он бы радовался, что оказался в цветнике, но не сейчас. Бархатный голос раздался за спиной и чьи-то ручки весьма ощутимо провели по его погонам, предплечьям и спине:

— Плечи сильные. Настоящий атлет. Девочки, он выдержит!

Женя откровенно перепугался. Один он не мог противостоять этой женской банде, а поблизости от плаца никого из мужиков не было. Драться с девчонками не хотелось, а кричать он стеснялся. Попытался вырваться из окружения с наименьшими потерями для обоих сторон, но девчонки задержали, вцепившись в его руки с двух сторон. Лидка, сквозь дикий хохот подруг, произнесла:

— Не о том подумали, Евгений Сергеевич! Мы на второй этаж в общаге диван поднять не можем. Купили сами в складчину. Комендант обещал утром солдат прислать, а когда мы уходили, отказал. Велел самим втаскивать. Поможете нам? А то Светке с Нинкой приходится в одной постели спать. Кроватей не хватает, а двухъярусная солдатская — это уже перебор. Мы никак не сообразим, как его сквозь дверной проем протолкнуть. Вроде не большой, а не проходит. Может вы подскажете…

Покрасневший, словно рак, Рязановский молча кивнул и направился к общежитию. Девчонки шагали за ним дружной стайкой. Он уже не пытался построить их.

На несчастье майора навстречу шел командир. Увидев подобное безобразие и то, что Евгений и не думает заниматься строевой, да еще и куда-то направляется с девичьим взводом, Савицкий остолбенел. Стоял и глядел на приближавшихся девчат во главе с «бабником». Лицо медленно наливалось кровью.

Карпович мигом просекла ситуацию, увидев багровеющее от ярости лицо полковника. Громко спросила:

— Товарищ майор, а если мы носок тянуть сильнее станем? Ведь шаг тверже получится и более четкий. Как вы смотрите?

Рязановский пожал плечами:

— Не против…

Полковник рявкнул:

— Майор, ко мне!

Евгений обреченно направился к командиру, а Лидка быстрехонько построила девчонок, шепотом скомандовав:

— Стройсь! Покажем полковнику, как мы ходим!

Взвод четко проследовал перед Савицким, вытянув руки по швам, повернув к нему головы и направляясь к общаге. Стройные ножки четко опускались на асфальт.

Полковник очумело проводил их взглядом и вместо ругани сказал застывшему напротив майору:

— Можете идти! Похоже, что вы нашли общий язык…

Рязановский услышал в его голосе искреннее сожаление, что девчонки не замотали его, как Калинина и Ярового до нервного срыва. Он бегом припустил за девчонками. Догнал и поблагодарил:

— Спасибо, выручили.

Девчонки вновь окружили его со всех сторон. Бархатный голосок рядом произнес:

— Надеемся, что и вы нас не станете загружать этой лабудой в виде устава…

Только тут он увидел обладательницу чудного голосочка. Это была невысокая черноглазая девчушка со смуглой, как у него кожей и ямочками на пухлых, как у ребенка, щечках. Она улыбалась, весело поглядывая на майора.

Рядом шагала симпатичная блондинка с роскошными золотистыми волосами, чуть тронутой загаром светлой кожей, мелкими веснушками, рассыпанными по всему хорошенькому вздернутому носику и зелеными глазами в пушистых выгоревших на кончиках ресницах. Косметика имелась лишь на пухлых губках.

Рязановский аж запнулся, глядя на это чудное создание. Девчонка посмотрела на него и смутилась. Ловелас и бабник с трудом взял себя в руки, чтоб не начать флиртовать. Натянуто рассмеялся и спросил:

— Девчонки, почему вы Ярового с Калининым вытурили?

Карпович пояснила:

— Лейтенант изо всех сил пытался перед нами крутого парня из себя строить. Этакого умудренного опытом общения с женским полом! Строгостью козырять намылился. Пытался на откровенность вызвать. Причем все так надуманно делал. Ну мы ему вопросов и накидали, чтоб не скучал! Он сбежал через полчаса… Яровой начал с устава, потом принялся вдалбливать в наши головы химзащиту и прочую дребедень. Даже попытался одеть в эти ужасные костюмы… Мы ему пытались объяснить намеками, чтоб отстал, а он не понял. Начали его словами пробивать. Видим получается, хоть и медленно. Решили ускорить и стриптиз устроили. Он четыре дня держался, а потом сбежал прямо с занятий осточертевшей нам тактики боя.

Рязановский хмыкнул:

— А мне сколько сроку назначили?

Карпович улыбнулась, да и остальные весело поглядывали на мужика:

— Как себя вести будете… Что вам командир сказал? Только честно!

Рязановский понял, что лучше с девчонками пооткровенничать и пересказал произошедший накануне разговор из слова в слово. Лидка спросила:

— Вы сами хотите с нами работать или нет?

Женя обвел девчонок веселыми глазами:

— Сейчас уже не против! Вы же меня прикрыли от гнева командирского. Значит не такие уж вы и бессердечные, как они все считают. Хотя полковнику жаль, что вы меня, как остальных, не доконали. Савицкий так надеялся! Думаю, мы с вами  поладим…

«ГИББОН»

            Очень долгое время исполняющим обязанности начальника узла связи являлся прапорщик Востротин. Никто не стремился занять это место, прекрасно зная, что оборудование старое и часто выходит из строя.

В отделе связи часто случались аварии и все связисты копались в устаревшей технике до поздней ночи, а то и до утра. Прибегавший командир топал ногами и орал на Востротина:

— Почему связь снова не работает?! У вас эти аварии через день стали происходить! Чтоб через пятнадцать минут связь была!

Прапорщик разводил руками с видом Незнайки в стране чудес:

— Товарищ полковник, я же не Бог! Мы пока даже не знаем, что произошло. Связь, сами знаете, штука тонкая, а где тонко там и рвется! Я же не виноват, что оборудование стоит тридцатилетней давности!

Савицкий еще больше распалялся от слов подчиненного, хотя в душе понимал, что он прав, но сдержать себя уже не мог:

— Вы пятнадцать лет служите на этой х… и должны бы за это время изучить ее, как «Отче наш»! Вы даже не полено, прапорщик! Вы бестолковый Буратино и дубина из того же полена!

Высказав все, что он думает о связистах, командир убегал. Мрачный Востротин склонялся над проводками, слыша сдержанный гогот девчонок-связисток и солдат. Каждый раз командир выдавал новый перл.

Едва Савицкий возникал в дверях, все настораживались и ждали. Нинка Миронова застывала за каким-нибудь шкафом с блокнотом в руке и «ловила момент истины».

Через день прапорщик сам шел к командиру. Снова и снова просил заменить оборудование или отправить его «куда угодно с техники царя Гороха». Полковник ссылался на отсутствие денег, извинялся за ругань накануне и просил потерпеть.

Наконец замена нашлась. Это был офицер-связист, только что прибывший в часть с севера, еще не знавший специфики работы в отделе местной связи и по-этому легко согласившийся заступить на «собачью» должность.

Прапорщик чуть не плясал от радости. Порхал по отделу бабочкой-однодневкой, еле слышно постукивая каблуками сапог. Собирал бумаги в кабинете, чтоб переселиться в каптерку и что-то весело напевал под нос, абсолютно не замечая подтрунивания над собой. Он был счастлив. Теперь офицеры перестанут тыкать ему в нос свое остроумие типа «А что это у тебя, Востротин, снова связь шалит? Братская ГЭС закрылась на ремонт или там санитарный день сегодня?».

Подчиненные весело улыбались, наблюдая за прапорщиком. Востротин за час передал дела прибывшему капитану. За пять минут ввел в курс дела, пообещав «помогать» и тут же отпросился у нового командира.

Капитан, радостный от того, что сумел пробиться в «цивилизацию», охотно отпустил и принялся сам осматриваться в отделе связи. Едва увидев старинные шкафы с релюшками, радость от переезда пропала. Лисянский понял во что влип и мысленно выругался. Но после лицезрения двух хорошеньких девичьих личик, настроение немного выровнялось.

В это время Востротин купил по дороге двухлитровый баллон пива, две воблы и отправился домой праздновать свободу. Теперь получать «втык» от начальства предстояло новичку…

У прибывшего в часть капитана Лисянского было немало дурных привычек, которые сказались в первую же неделю. Например он очень не любил бывать на рабочем месте, любил перекладывать свою работу на других, а потом, когда начальство начинало ругаться, без зазрения совести отыгрывался на подчиненных.

Особенно сильно доставалось Нинке Мироновой и Светке Страховой, двум подружкам, до этого спокойно работавшим в связи, но не пожелавшим «заглядывать новому начальству в рот» и принимать его довольно грубые ухаживания. Девчонки частенько высказывались, и довольно откровенно, по поводу разума капитана. Кто-то из солдат в отделе «стучал» связисту, так как уже на следующий день девчонки слышали от него:

— Эй, подружки, главное для вас достоинство не мой разум, а то, что между ног!

Обе девчонки тут же старались исчезнуть под нагловатый смешок офицера. Востротину такое поведение капитана тоже не нравилось и он пробовал говорить, но ничего не добился. Нинка и Светка каждый вечер жаловались Лидии Карпович на капитана, жалея о тех временах, когда командиром был Востротин.

Еще у Лисянского была идиотская привычка расстегивать всю одежду сверху во время редких выходов на работу и демонстрировать волосатую, словно у обезьяны, грудь. Майку он демонстративно не носил. Шерсть росла настолько густо, что кожи нигде не было видно от подмышек и до ремня брюк. К тому же была она коричнево-рыжей, курчавой и девчонки-связистки в первые пятнадцать минут лицезрения данной растительности, окрестили его между собой «гиббон».

Капитан знал о кличке и в отместку называл их «мартышками». Но кличка к девчонкам не пристала, а вот Лисянский уже через три дня услышал свою от самого Аристархова. Связист был в штабе и случайно подслушал разговор начштаба с зампотылу.

            Лисянский смущал этой шерстью и словами девчонок-техников целую неделю. С каждым днем его высказывания становились все более наглыми и откровенными. В общем, капитан пытался добиться взаимности от двух девчонок.

В конце рабочей недели он влез в помещение с огромными старыми «шкафами» вообще без рубашки, продемонстрировав роскошную растительность не только на груди, но и на спине вместе с плечами, чем привел обоих в легкое состояние шока и не передаваемый ужас. Ни та, ни другая до этого не видели подобного ошерствления. Обе девчонки сбежали в каптерку под его насмешливый голос:

            — Что, девчонки, подобного не видывали? Вам же охота потрогать, притроньтесь. Я не против. Если понравится, время хорошо проведем. У меня жена просто балдеет…

            Девчонки заперлись в каптерке, понимая, что смутив их сейчас до шока, капитан не остановится. Обе почувствовали, что он более наглый и бесстыжий, чем думали раньше. На словах обе девчонки были не промах, но до «дела» никогда еще не доходило.

Взвод девчонок думал, что так будет и дальше. Старательно хорохорился и выставлял себя прошедшими «огонь, воду и медные трубы». Все мужики считали их нахальными и старались не нарываться. Девочки могли отбрить так, что вся часть начинала ржать. Только майор Рязановский знал истинную суть девчонок и посмеивался над их розыгрышами над другими офицерами. Выдавать их он не собирался.

Появление капитана выбило из колеи пока двух девчонок. Выработанная ими заранее тактика поведения дала сбой. Вскоре все офицеры могли узнать, что они весьма не опытны и всего боятся. И тогда приставания стали бы неминуемы. Этого допустить было никак нельзя…

Нинка посмотрела на Светку:

— Свет, что с этой обросшей скотиной делать будем?

Страхова без раздумий брякнула:

— Лидке звонить надо. Она старше на год и обязательно что-нибудь придумает, как этого «гиббона» на место поставить в ближайшее время.

Не выходя из каптерки, в которой имелся телефон внутренней связи по части, связались с Карпович. Рассказали о создавшейся ситуации и наглом капитане.

Лидка, работавшая на компьютере, пообещала появиться через полчасика и решить вопрос. Тут же подошла к майору Рязановскому, начальнику своего отделения и попросила:

— Жень, поговорить бы…

Тот махнул рукой на маленький закуток, гордо именовавшийся кабинетом:

— Заходи…

Карпович рассказала начальнику о проблеме. Прошло уже два месяца, как девчонки служили в части, но по какому-то странному правилу, все бежали с проблемами к Лидке, а она к Рязановскому.

В общем майор-бабник и девичий взвод крепко сдружились. К ним единственным Женька не приставал и считал просто подружками. Девчата раз десять прикрывали его от нападок командира, демонстрируя не только великолепное знание устава, боевой и физической подготовки, но и готовность участвовать в спортивных соревнованиях. Шесть из них прекрасно играли в баскетбол, еще двое оказались с разрядами по лыжам.

Савицкий считал все это заслугой майора и уже не третировал его столь рьяно, уныло констатировав факт, что бабники в части иногда бывают полезны. Правда, в последнее время он заметил, что поселковские девчонки в его кабинете не появляются, да и Рязановский в поселок перестал ходить. Все это казалось странным и полковник неосознанно начал следить за майором и девичьим взводом.

Рязановский думал минут пятнадцать. Действовать против «своего» не хотелось, но и оставлять на самотек, оставив девчонок один на один с нахалом, он не мог. Светка Страхова была ему не безразлична, хоть он и скрывал свои чувства от всех. Работай девчонки в отделе связи всем взводом, справились бы легко, но разбросанные по отделам, слаженно действовать они не могли. Спросил:

— Лид, а у тебя план есть? Ты же понимаешь, он мужик, как и я. В какой-то степени я его понимаю. Вы же все симпатичные. Лисянский, хоть и женат, но взаимности хочет. Видимо в семье не все ладно, вот и выделывается…

«Карпуша», как ласково называли девчонки старшую, усмехнулась:

— Да я все понимаю, Жень. Ты не переживай. План есть, только мне твой суперклей нужен…

Она рассказала, ничуть не скрыв, все о своем «плане». Рязановский обрадовался, что ему не придется действовать самому и захохотал. Открыл ключом металлический шкаф, где стояли две стеклянные поллитровые банки с мутноватой вязкой массой, тщательно закупоренной крышками. Достал одну и поставил на стол.

Лидка тут же протянула маленький целлофановый пакет из-под радиодеталей с «молнией». Майор, с трудом откупорив банку, налил в него немного клея. Лидка торопливо застегнула пакет. Улыбнулась начальнику и вышла.

Карпович вошла в комнату связистов свободно. Коды на входных дверях она давно знала. Миронова и Страхова вновь сидели в каптерке.

Попытка «выйти на волю» добавила им неприятностей. Солдаты ушли обедать и Лисянский был один. Все еще без рубашки.  Он нахально прижал корпусом обоих девчонок к стене и попытался чмокнуть в щеки. Говоря что-то о симпатии, взаимопонимании и послаблениях.

Обе еле вырвались и сбежали снова в каптерку. Лисянский несколько раз стучал в дверь, но они не открыли и молчали.

В коридоре никого не было и появления Карпович никто не заметил. Из операторской доносились голоса. Солдаты уже вернулись с обеда.

Лидка постучалась к подружкам условленным стуком и те мигом открыли. Оставив пакетик с клеем в каптерке и объяснив план за минуту, Карпович исчезла так же незаметно, как и появилась.

Часов около пяти, перед самым окончанием работы, Лидия появилась в отделении связи. Миронова открыла ей дверь сама и пожаловалась:

— Капитан совсем оборзел! Он приставать начал. Светку в губы поцеловать хотел, когда она телефон разбирала. Считает себя неотразимым с этой шерстью…

Карпович ухмыльнулась:

— Ладно! Давай пакетик и исчезните обе…

Она вошла в комнату со «шкафами» уверенная и спокойная. Удивленно огляделась по сторонам. Спросила обернувшихся солдат и капитана: 

— А Нинка со Светкой где?

Лисянский окинул девушку внимательным оценивающим взглядом с ног до головы. По привычке подбоченился, уперев левую руку в бок и чуть отставив ногу вперед.  Карпович видела, но ни единым фибром не показала, что все поняла. Судя по взгляду, капитан остался весьма доволен увиденным. Ответил со снисходительной улыбкой:

— Наверняка в каптерке сидят. Что-то они в последнее время обленились…

Лидия удивленно поглядела на него и уставилась на густую поросль волос на груди Лисянского. Сделав вид, что смутилась, опустила голову, сверкнув карими глазами. Начальник связи попался и незамедлительно воспользовался моментом. Улыбнулся весело, блеснув зубами:

— Что, удивлены? Между прочим они мягкие. Можете притронуться, если желание есть…

Последние два слова были произнесены почти что томно. Солдаты, которых капитан абсолютно не стеснялся, застыли с открытыми ртами.

Карпович завела руки за спину, словно в колебании. Незаметно растерла по рукам клей и старательно поднатужившись, покраснела. Протянула руки, трепеща пальцами и опустив глаза, прошептала:

— Ну, раз вы не против…

Прижала руки к его шерстистой груди. Замерла, делая вид, что пытается справиться с волнением. Специально чуть подрагивала пальцами, но не дергала. Клей между тем быстро застывал. Капитан застыло глядел на красивое лицо. Девушка тяжело дышала и он попытался ее обнять. Лидка дернула руками изо всей силы и капитан взвыл:

— Ай! Больно! Ты чего дергаешь!

Два сержанта-второгодка уставились на него в недоумении из-за шкафов: то сам приглашал приникнуть, а теперь орет. Они все слышали и с интересом ждали продолжения. Карпович взвыла, дернув еще пару раз обе руки:

— Это вы специально чем-то грудь намазали, чтоб нас клеить!

Лисянский, ни черта пока не понимая, вцепился в ее руки, удерживая, чтоб было не так болезненно. Он чувствовал, как вырываются волосочки из его кожи. В свою очередь тоже заорал:

— Это ты свои лапы намазала чем-то!

Лидка проорала в ответ, коснувшись его носа своим и яростно уставившись в глаза:

— Не фиг такую роскошную шерсть показывать! Так и хочется погладить, словно кошку!

Сержанты скрылись за рядом шкафов со звучным фырканьем. Капитан рявкнул:

— Убери руки! — Лидка дернула со всей силы ладони и он взвыл: — Оставь на месте! Больно! — Обернулся на хохот парней и поморщился: — Сержанты Кадиков и Букин, возьмите ножницы и разъедините меня и девушку!

Багровые от гогота парни, вылезли из-за укрытия. Икая и часто фыркая, принялись за работу, встав сразу с двух сторон. Осторожно приподнимали руки Лиды от груди капитана, заглядывали сбоку и разрезали волосяные соединения.

Через полчаса руки Карпович были сплошь в коричнево-рыжей шерсти, словно в односторонних перчатках, а на груди капитана, в густой поросли, вырисовались две четких узких ладони. Он подлетел к зеркалу сразу, едва прозвучал последний «чик» ножниц. Взглянул на грудь и взвыл:

— Что я Юле скажу!?!

Лидка, уже направившись к двери, вернулась. Провела обшерствленной ладонью по обкромсанной поросли. На промытый линолеум посыпалась рыжая шерсть. Поглядела в синие глаза капитана и подсказала:

— Что вы в суперклей влипли, где были две женских руки! Или сбрейте все на груди, чтоб улик не осталось…

Лисянский понял, что все было подстроено нарочно и он нарвался сам, а так же догадался: в следующий раз девчонки придумают что-то похлеще, если он появится распахнутым или начнет приставать.

Тяжело вздохнув, отправил сержанта Букина в магазин за бритвой, а сам принялся тщательно намыливать растительность на груди и животе, чтоб немного размягчить ее перед предстоящей экзекуцией.

Он понимал, что придется сбривать все. Одновременно силился придумать оправдание для жены. Юля не знала о привычке мужа ходить на работе распахнутым. Минут через сорок после появления бритвы мужская грудь напоминала ледовый каток с рыжими пеньками.

Руки Лиды Карпович подружки очищали от шерсти целый вечер при помощи косметических щипцов. Хохотали до колик в животе от ее рассказа о выражении лица капитана Лисянского.

Больше начальник связи ни разу не позволил себе сидеть на работе распахнутым. Мало того, он больше не приставал к подчиненным и обнимать не пытался, зато мстил ядовитыми фразами о пользе женщин в армии. Но это длилось не долго…

Лишь в июле следующего года девчонки заметили капитана на пляже. Растительность на груди торчала клочками, словно трава на болоте. Жена загорала рядом.

Едва заметив подчиненных супруга, которых давно знала в лицо, демонстративно отвернулась от приставучего муженька. До Юлии давно дошли сведения из части о том, что произошло в действительности и о кличке. Все уверения Лисянского, что он «пролил клей на себя и вынужден был побриться», на нее больше не действовали. Значительно поредевшая шерсть была бесспорным доказательством ветренности капитана. Карпович успела вырвать волосяного покрова с корнями не так уж и мало…

ИСКОРКИ

            В штабе наконец-то провели долгожданный ремонт. Стены сияли свежей ярко-зеленой краской. Потолки белели так, что глазам было больно. Круглые светильники люстр матово светились под электрическим светом. Даже немногочисленные плакаты выглядели нарядно и ярко.

На первом этаже произошли кардинальные изменения. Дежурную часть отделили от коридора сплошной стенкой с небольшим окошечком. Раньше была обыкновенная стойка, доходившая до пояса. Стоявшие в наряде офицеры часто жаловались, что они простывают во время дежурств из-за буквально «не стоявшей на петлях» двери. Это было не лишено логики: днем дверь штаба практически не закрывалась от входившитх и выходивших. Каждый раз холодный поток воздуха устремлялся на дежурного и тот, вместе с  солдатом, по этой самой причине, практически постоянно сидели в бушлатах. Хлопанье изрядно надоело и самому Савицкому, хоть его кабинет находился на втором этаже. Когда тяжелая дверь на тугой пружине хлопала, все здание сотрясалось.

На первом этаже, по настоянию полковника, поставили прозрачную стеклянную дверь-вертушку. Дальше следовал небольшой «предбанник» и еще одна дверь, уже на петлях, но без пружины, выходившая в коридор и прямо к лестнице, ведущей на второй этаж. Чтоб она не хлопала, на притвор был набит толстый кусок резины сверху и снизу. Таким образом, тепло в штабе сохранялось, а многие неприятности устранялись. Толщина стекла на вертушке была почти два сантиметра.

Военнослужащие удивлялись, где командир мог добыть такой раритет. Подобные двери давно изготовлялись лишь по спецзаказу. А эта явно была из «ветеранов», судя по слегка погнутому стояку, на который крепилось стекло и кое-где сколам на стекле.

Теперь офицеры перестали толкаться в дверях и свободно входили-выходили. А чтоб дежурный всегда видел, кто идет к штабу или спускается с лестницы, на стену, под небольшим углом, повесили два зеркала. Весь день щитовая дверь была открыта. Дежурному офицеру достаточно было поднять голову, чтоб увидеть, кто находится на лестнице или гремит вертушкой.

            Светка Страхова бегала обедать в общежитие. Ей не нравилось, как готовят в солдатской столовой и она предпочитала готовить сама. С вечера варила себе суп и второе и прибегала в комнату. Многие девчонки следовали ее примеру. С часу дня до двух на «женском» этаже роскошно пахло борщами, щами, рассольниками и прочим.

Едва вбежала в подъезд общаги, как дежурная протянула ей вызов на переговоры. Страхова взглянула и вздохнула:

            — Ну вот, родители… Неужели письмо не получили или случилось что…

Поднялась наверх. Быстро пообедали вместе с Мироновой, с которой она дружила уже почти год. Оставив Нинку мыть посуду, рванула со всех ног в часть, надеясь перехватить начальника и отпроситься. Переговоры были назначены на три часа дня.

Капитана Лисянского в кабинете не оказалось. Все знали, что начальник с утра вообще не появлялся.

Прапорщик Востротин сообщил, что капитан наверняка находится в штабе. Посетовал, что начальник совсем перестал бывать на рабочем месте, но отпустить Светку «под свою ответственность» отказался:

            — Свет, ты же сама знаешь, какой Лисянский вредный, если я отпущу. Потом и меня и тебя загрызет. Беги в штаб. Попробуй сама отпроситься лично у него. Наверняка в финчасти сидит…

            Страхова так и поступила. Вывернув из-за угла первой казармы, она заметила капитана, уже подходившего к штабу. Кричать было не удобно и девчонка припустила со всех ног, чтоб успеть перехватить начальника до того, как он зайдет в чей-то кабинет. Лисянский крайне не любил, когда беспокоили во время разговора. Становился вреднее и не сговорчивее во много раз, чем был.

Нинка Миронова шла от магазина с пакетом. До конца обеда было еще целых пять минут и она не спешила. Купила две булочки, чтоб пополдничать со Страховой. Увидев несущуюся к штабу подружку, кинулась за ней, решив, что в отделе что-то произошло.

            Вертушка продолжала медленно двигаться, когда Светка подбегала. Она влетела лбом в ребро стекла, не заметив его и сползла на асфальт. Юбка задралась почти до бедер, а чуть загоревшие ноги без колготок оказались раскинуты по обе стороны стекла. На лбу мгновенно начала наливаться синевой и багрянцем здоровенная шишка.

Девчонка сидела на полу и покачивалась во все стороны, но не падала. Перед носом находился торец стекла. На лице Страховой застыла блаженная улыбка.

Дежурного майора, вместе с солдатами, словно ветром выдуло из дежурки. Они молча смотрели сквозь стекла на глупое выражение лица связистки, на стройные ноги, на видневшиеся из-под юбки трусики.

Светка неожиданно приподняла обе руки вверх и все с той же улыбкой принялась что-то ловить в воздухе. Мутные глаза смотрели на что-то невидимое для всех. Она покачивала головой и старательно ловила это «что-то» над головой. Хлопки были звучными, похожими на выстрелы.

Подбежавшая Миронова с ужасом смотрела на шишку и странное поведение подруги. Наклонилась и спросила:

            — Ты чего, Свет?

            Продолжая ловить что-то невидимое, Страхова весело сказала:

— Искорки ловлю. Такие красивые. Потом на ободок наклею и на голову одену. Вы таких никогда не найдете…

Ни дежурный, ни солдаты не рассмеялись, понимая, что девчонка в шоке.

Нинка попыталась поднять полубессознательную подругу, увидев спускавшегося командира.

Между тем майор спрашивал через стекло:

            — Нин, может врача из санчасти вызвать?

            Миронова отрицательно махнула рукой и указала мужику глазами за его спину. Тот обернулся и принялся объяснять стоявшему за спиной удивленному командиру ситуацию.

Светка продолжала ловить искорки, правда уже в стоячем положении. Нинка все же сумела поднять ее и поддерживала под оба локтя.

Савицкий, по всей видимости, торопился и влез в угол между стекол.

В это время Страхова почувствовала страшную боль в голове. Схватилась за голову обоими руками, застонала, а потом обоими руками сразу рухнула на стекло впереди.

Дверь въехала полковнику по затылку. Вначале на улицу выпорхнула фуражка, а затем птичкой, держась за затылок, вылетел командир, с трудом удерживаясь на ногах. Пробежав метра три по инерции и гася скорость, он остановился.

Солдат-шофер за рулем командирского УАЗика упал на руль.

            Майор отскочил за угол, вслед за солдатами и зажал рот руками, чтоб Савицкий не услышал его гогота.

Девчонки, подброшенные тем же стеклом под пятые точки, обе одновременно ввалились в штаб и едва не упали.

Командир поднял фуражку, отряхнул о колено и недовольно оглянулся: Светка сидела на единственной ступеньке и ревела от боли, а Нинка укоризненно смотрела на полковника. Савицкий вздохнул и вернулся. Все же он был человеком. Подошел к подружкам. Оторвал руки Светки от лба. Посмотрел на налившийся черной кровью вал и скомандовал:

            — Ну вот что, обе в машину! В санчасть увезу…

            Страхова всхлипнула:

            — Мне в три на переговоры… Я за Лисянским бежала, чтоб отпроситься. Его с утра не было…

            Командир сам поднял девчонку на ноги. Собственным платком, словно отец, стер слезы с лица и твердо сказал:

            — Сходишь на переговоры! Нина, ты сходи с подружкой на переговорный пункт. Мало ли что… — Нашел глазами дежурного и скомандовал: — Филиппов, а ты не знаешь, чего Лисянский в штабе постоянно забывает?

            Майор пожал плечами:

            — Не знаю. Он постоянно торчит тут и сейчас в финчасти сидит. Позвать?

            Полковник подумал и кивнул. Дежурный рванул по коридору к последней двери. Через несколько секунд в коридорчике у входа показался капитан. Увидев двух подчиненных, да еще и не в лучшем виде, с ходу начал оправдываться перед командиром:

            — Товарищ полковник, я тут не при чем. Их вообще нельзя ни на минуту одних оставить в отделе…

            Савицкий резко перебил:

            — Света, между прочим, за вами бежала. Родители переговоры с ней заказали. Вся эта история означает для меня только одно — на рабочем месте после обеда вы не появились. Капитан, я с первого дня вашего прибытия неоднократно замечал, что вы крайне халатно относитесь к своим обязанностям. Уверен, что вас выперли из прежней части за любовь к ничегонеделанию. Я постоянно натыкаюсь на вас в штабе именно в то время, когда вы должны быть на рабочем месте. Я слышал о вашем желании стать майором. Так вот, теперь вам до майора, как до Китая на четвереньках! Вы меня поняли?

            Капитан вскинул руку к козырьку, зло поглядев на девчонок. Полковник заметил и довольно спокойно сказал:

            — Кажется, девчонки заставили вас побрить тело? В следующий раз вы можете лишиться чего-то более дорогого… Для жены… Подумайте…

            У Лисянского на лице застыло такое оторопелое выражение, что дежурный улыбнулся. Капитан уткнул одну руку в бок, как привык делать и стоял, глупо глядя на командира.

Савицкий решил закрепить успех и окончательно «додавить» противного даже ему капитана. Серьезно поглядел на связиста, отметив упертую в бок руку и спросил:

            — Товарищ капитан, вы знаете, кто самый гордый в России?

            Лисянский растерялся, не понимая, к чему ведет командир, но руку не убрал:

            — Не знаю, товарищ полковник…

            Полковник на полном серьезе выдал:

            — Самый гордый — ночной горшок! Знаете почему?

            Лисянский оторопело пролепетал:

— Никак нет…

            Глаза Савицкого лучились смехом, когда он к удовольствию насторожившихся солдат выдал в тишине:

— Потому что в него гадят, а он все равно руку в бок упирает!

Капитан резко опустил руку и застыл у стены. Полковник больше ничего не сказал. Придерживая Светку под локоть, Савицкий удалился. Ему вслед гремел смех дежурного и двух солдат-дневальных. Они все по достоинству оценили шутку командира. Через сутки кличка «стриженый гиббон» у Лисянского была сменена на «ночную вазу».

Иван Артемьевич помог девчонкам пройти через вертушку и довел покачивающуюся Светлану до машины. Открыл заднюю дверцу:

— Забирайтесь, спринтеры…

КОМАНДИРСКИЙ ВЗБРЫК

            Иначе, чем «бесом в ребро» поведение полковника Савицкого в июле трудно было назвать. Короче, пятидесятидвухлетний мужик влюбился в молодую бабу. Иван Артемьевич увидел Ирину, когда, ради интереса, отправился с ротой солдат на презентацию книги местного автора. Перед выступлением этого самого автора, выступила заведующая бибилиотеки. Высокая брюнетка с темными, почти черными глазами, сразу понравилась командиру. Он и сам не мог бы сказать, что с ним произошло. Его просто неудержимо потянуло к молодой женщине.

Вначале были походы в поселковую библиотеку, как читателя. Затем он стал задерживаться в клубе все дольше и дольше. Сначала командирский УАЗик появлялся в поселке раз в неделю, потом два, а затем каждый день.

Ирина благосклонно взирала на ухаживания полковника. С удовольствием беседовала с ним об искусстве и «вырождении» на Руси истинных ценностей. Не отстранялась, когда он, через нее, пытался достать что-то с полки.

Потом — абсолютно случайно! — произошел первый поцелуй между полок с книгами… И понеслось! Иван Артемьевич пропадал в поселковской библиотеке часами, забывая про обязанности.

Заместитель Аристархов вполголоса матерился, не находя печати. Бывший замполит, а ныне начальник по воспитательной части, Шаврин плевался и называл командира «старым дураком».

Жена Элеонора, с которой Савицкий прожил тридцать лет и теперь переселился из спальни в гостиную, плакала каждое утро, перед уходом мужа на работу и просила:

            — Одумайся, Ваня! Она тебе в дочки годится. Вся часть смеется над тобой! Задурил, словно молоденький лейтенант. Что сыновья скажут?..

Библиотекарше было двадцать пять. Полковник топал ногами на жену и ругался, торопливо застегиваясь и тщательно обрызгивая себя деодорантом:

— Плевать я хотел на всех! Ты понимаешь, что я люблю ее! Согласится за меня пойти, с тобой сразу разведусь. Не бойся, поступлю по-мужски: квартира и все в ней твое. Мы с тобой не плохо жили, но сейчас пойми меня — Ирина в моей душе поселилась!

Элеонора Михайловна заплакала:

— Дурак ты, дурак! Ты хоть послушай, что люди о твоей пассии говорят! Ты у нее четвертый!

Муж парировал:

— Знаю. Она мне все честно рассказала. Не сложилась у бабы жизнь с молодыми.

— Думаешь с тобой сложится? Ты пойми, я не ревную, мы с тобой жизнь прожили. И не плохо жили. Сыновьям-то как в глаза посмотришь? У Вити жене столько же лет, что и этой Ирине.

Полковник задумался. В глубине души он догадывался, что взрослые парни не одобрят его действий. Буркнул:

— Разберемся!

И вновь исчез из дома. В открытую, не заезжая в часть, отправился в поселковскую библиотеку.

Элеонора Михайловна все видела с балкона. Подумала. Оделась и отправилась в штаб.

Аристархов мрачно сидел в своем кабинете. Командир вновь не появился на рабочем месте. Дел скопилось «выше крыши» и без подписи Савицкого ничего нельзя было решить.

Заместитель думал, что ему делать. Увидев, кто пришел, он попытался прикрыть командира:

— Иван по делам отъехал…

Женщина устало присела на стул:

— Знаю я эти дела. К ней он уехал. Сама видела, куда машина направилась. Что мне делать, Сергей? Ведь не будет она с ним жить, не будет! Как только он на пенсию уйдет, так и конец ее любви. Я до сих пор люблю Ивана и не могу смириться. Он ослеп от страсти и не видит, что собой представляет эта Ирина. Она просто хочет быть женой командира! — Женщина помолчала, прижав платочек к глазам: — Я бы могла и потом его принять, но он не придет. Гордый…

Аристархов подошел и присел рядом. Положил руку на плечо Савицкой. Он давно знал эту семью и ему самому было не приятно то, что вытворяет его друг:

— Эля, я попробую с ним поговорить по-мужски. Уже пытался, но он старается уйти. На этот раз я заставлю его выслушать себя. Понимаю, что тебе больно и обидно, но я прошу тебя — потерпи!

Она встала. Старательно протерла глаза, стирая слезинки:

— Спасибо, Сережа.

Заместитель проводил ее до первого этажа. Долго стоял у стеклянной вертушки и смотрел вслед. Невольно отметил взглядом, что на пятьдесят лет Элеонора не выглядит. Ей можно было дать лет сорок, не больше. Фигура, конечно, пополнела, но не огрузла и выглядела командирша весьма привлекательно.

Аристархов подумал: «И чего Ваньке надо? Его Эля ничуть не уступает этой крашеной девице». Вздохнул и вернулся в кабинет. Твердо решил дождаться Савицкого и заставить выслушать себя. Встал у окна, обдумывая предстоящий разговор.

К штабу неожиданно подкатил командирский УАЗик. Подполковник не ожидал друга так скоро и смотрел, как Иван торопливо выскочил из машины с переднего сиденья и тут же открыл заднюю дверцу.

Из машины, держась за полковничью руку, выбралась библиотекарша. По-хозяйски огляделась вокруг. Была она довольно высокой тощей брюнеткой, да еще и в очках на продолговатом лице. К тому же ярко накрашенной. Из-под короткой черной юбчонки торчали длинные тощие ноги в туфлях на шпильке. Груди под пышной блузкой почти не наблюдалось.

Сергей Александрович поморщился. Девица активно не нравилась ему и он решил во что бы то ни стало, но разбить этот «союз». Стоял у окна и продолжал наблюдать.

Савицкий сделал широкий приглашающий жест, указывая на дверь-вертушку и радостно улыбаясь. Аристархову пришло на ум, что было бы не плохо, если бы кто-то в этот момент очень сильно крутнул вертушку и обязательно попал полковнику в лоб. Может хоть удар привел бы его в чувство.

Слегка придерживая пассию под локоток, командир повел ее в штаб. Аристархов не просто онемел, он выпал в осадок. Мало того, что командир мотается в поселок, так теперь он в открытую приволок любовницу в часть! Начштаба понимал, что пересуды пойдут по всей части с новой силой. Офицеры станут злословить по поводу командира. Полковник не желал ничего понимать, потеряв голову и вообще перестал скрывать побочную связь.

Едва дверь в командирский кабинет хлопнула, разозленный Аристархов направился туда, решив сразу указать другу на недопустимость подобного поведения, а так же немного надавить на совесть девицы. Постучался. Услышав разрешение, вошел в кабинет.

Иван Артемьевич как раз выставлял из шкафчика в углу на стол коробку конфет, бутылку шампанского и бокалы. Радостно пригласил:

— Сергей, присоединяйся! Я сегодня решил Ирочке штаб и часть показать…

Заместитель отказался:

— Я как раз по поводу этого пришел поговорить с тобой, Иван!

Савицкий сразу сел в командирское кресло. Сцепил руки на столе и поглядел на друга:

— Эля была, я так понимаю? Жаловалась? А я люблю Иру! Люблю, понимаешь? — Командир вскочил и забегал по кабинету, размахивая руками: — У меня в душе словно что-то расцвело сейчас! И плевать мне, что говорят… — Он вдруг остановился у окна и распахнул его. Повернулся к Аристархову: — А хочешь покажу, как я ее люблю?..

Сергей не успел ничего сказать, а командира в комнате уже не было. Он лихо перемахнул через подоконник, прыгнув со второго этажа и полностью забыв, что внизу находится курилка.

Девица вскочила со стула, прижав руки к груди, а перепуганный подполковник рванул к окну.

Командир сидел в урне с окурками, плотно застряв там обоими ногами.

Вокруг толпилось человек пятнадцать солдат и офицеров. Сигарет во рту ни у кого уже не наблюдалось. Вывалившийся из окна командир ошеломил всех так, что окурки повыпадали.

Библиотекарша встала рядом с Аристарховым, коснувшись плеча подполковника сухой костью. Расхохоталась и крикнула:

— Ваня, ты как Баба Яга на ступе выглядишь!

Она даже не поинтересовалась, что с ним и не расшибся ли? Солдаты и офицеры начали с хохотом разбегаться в разные стороны от курилки.

Урна была вместительной тяжелой вазой от цветов, вылепленная из гипса и не упала. Когда-то она стояла у входа в штаб, заполненная землей и в ней цвели ноготки, свисали плети настурции. Но однажды, лет десять назад, прибывшая комиссия поморщилась глядя на эту вазу, а старший сказал:

— Мещанство!

И вазу, вытряхнув землю, превратили в урну для окурков, поставив посреди курилки. Окурки, когда их становилось слишком много, особенно после дождей, когда они плавали, выгребали лопатой. Вот в ней-то и застрял командир. На этот раз в ней было сухо и ничего, кроме окурков и сигаретных пачек не было. Удивительно, но гипс не развалился.

Савицкий сразу понял что-то неладное с собой. Боль в ногах усиливалась с каждой секундой. Дыхание стало прерывистым. На лбу выступила испарина. Иван поднял голову. Увидев побледневшего начштаба, свесившегося с окна, тихо сказал:

— Сергей, а ведь я обе ноги сломал…

Тот расслышал. Девица продолжала хохотать, загнув голову к потолку, а Аристархов уже несся вниз. По дороге прихватил дежурного офицера и двух солдат. Приказал шоферу подогнать командирский УАЗик к курилке.

Лицо Савицкого побелело от боли. По лбу катился пот, а над головой продолжал раздаваться смех Ирины. Она искренне веселилась, видя его застрявшим.

На счастье или на беду, но к штабу подходила Элеонора. Подполковник Аристархов на ходу бросил ей:

— Иван обе ноги сломал! Прыгнул, дурак, со второго этажа в курилку!

Командирша кинулась за угол. Увидев мужа в столь плачевном виде, подошла и молча прижала седую голову к груди. Стерла пот с лица ладонью. Посмотрела вверх на хохотавшую дуру, мигом поняв, кто перед ней. Поняла, что именно из-за нее произошло несчастье. Сквозь слезы сказала:

— Дурак ты старый! Держись за меня, чтоб поменьше на ноги опираться. Наваливайся сильнее. Потерпи, сейчас мужики тебя вытащат…

Савицкий обхватил жену за плечи, наваливаясь всем телом и тихо сказал:

— Прости…

Любовь к хохотавшей над его бедой бабе пропала. Полковнику стало обидно, что она даже не спросила, что с ним и почему он так долго не вылазит из этой дурацкой урны.

Солдаты, дежурный капитан и Элеонора с Аристарховым, с трудом извлекли сломанные ноги полковника из ловушки. Он даже потерял сознание от боли, а Ирина так и не спустилась. Она присела на подоконник и внимательно наблюдала за происходящим. Пришедший в себя полковник, лежавший на скамейке, вдруг увидел ее пустой взгляд на себе.

Савицкий демонстративно прижал к себе наклонившуюся жену и поцеловал. Еще раз, достаточно громко, попросил прощения.

Плакавшая от жалости Элеонора уехала с мужем и Аристарховым в больницу. Иван ни слова не сказал об оставшейся в его кабинете библиотекарше.

К Ирине, по требованию забежавшего в дежурку начштаба, поднялся дежуривший капитан. Он попросил ее уйти и никогда больше не появляться на территории части. Ирине, к великому неудовольствию, пришлось возвращаться в библиотеку пешком.

Через полтора месяца Савицкий вернулся к командирским обязанностям, но в библиотеке его никто и никогда больше не видел.

Лишь однажды Элеонора напомнила мужу о его взбрыке. Он как раз собирался на службу. Она вышла из кухни и со смехом сказала:

— А знаешь, я совсем недавно услышала, как меня зовут офицеры между собой…

Иван сдуру спросил:

— И как? Командиршей? Так это я знаю…

Она расхохоталась:

— Нет. Женой Бабы Яги!

            Полковник выронил заколку для галстука и покраснел. Потом взглянул на жену. Элеонора весело рассмеялась, глядя в смущенное лицо супруга и он тоже захохотал, представив себя сидящим в урне с окурками.

ПОЕЗДКА НА КАРТОШКУ

            Наступил сентябрь. Он выдался теплым и солнечным. Лес вокруг военного городка сиял многоцветьем. Даже мрачноватые елки выглядели празднично на фоне багряно-желтой листвы. Потемневшая к осени трава украсилась облетевшей листвой и выглядела весьма нарядно. По синему небу плыли легкие облачка, гонимые ветром в неизвестные дали. Природа медленно готовилась к долгому зимнему сну и пока ничто не предвещало грядущих холодов.

В части, словно в огромной семье, по-прежнему кипела жизнь. Все военнослужащие выстроились на плацу по приказу командира. С удовольствием подставляли загоревшие за лето лица солнцу и радовались, что находятся не в тесных стенах, а на улице.

Савицкий с двумя заместителями и начальником штаба стоял перед строем. Когда длинная шеренга замерла, он немного выступил вперед. Несколько раз солидно кашлянул, призывая ко вниманию и заговорил:

            — Ко мне приезжал директор совхоза. Просил помочь с уборкой картофеля. Год выдался урожайным и рук у них не хватает. Вот-вот начнутся дожди, а это, сами понимаете, уже не уборка. Совместно с начальником продчасти, решили, что два мешка из каждого десятка пойдут в солдатскую столовую. Вместе с той картошкой, что мы вырастили сами, ее хватит на целый год. Майор Федоров так же договорился, что нам выделят несколько тонн моркови, свеклы и капусты за работу. Военнослужащие срочной службы едут на уборку все, кроме непосредственно занятых на службе. Офицеры и девушки-военнослужащие едут по желанию в порядке очереди. За три дня работы на совхозных полях можете получить по четыре мешка картошки бесплатно. Опять-таки повторяю, только те, кто не сильно занят на службе! Старшим на завтра назначается подполковник Аристархов. Можете записываться у него…

Желающих набралось много. Офицеры хотели ехать все. Девичий взвод записался полным составом. Никому из девчонок не хотелось киснуть в отделах в теплые дни «бабьего лета», которое еще только готовилось вступить в свои права. Офицерам в «четырех стенах» тоже оставаться не хотелось. Каждый знал, как будет болеть спина к вечеру и все равно отступать не желал. На полях всегда можно было найти развлечение.

К тому же хозяйственные девчонки, посоветовавшись друг с другом, решили запастись картошкой на зиму. По четыре мешка на одного, обещанные колхозом за работу, было многовато и они решили взять по два мешка, а оставшиеся добровольно и бесплатно  отдать в солдатскую столовую.

Сергей Александрович Аристархов попробовал уговорить девчат остаться в части дежурными по отделам и заменить офицеров, но наткнулся на решительный протест. К тому же девчонки поделились с ним своим предложением и подполковник согласился. Уже сам поговорил с Савицким. Командир мгновенно дал «добро» на участие девчат в сборе совхозного урожая, едва услышав об их предложении. Получить двадцать четыре мешка для столовой дополнительно было весьма не плохо…

Утром от ворот части отъехало две крытых машины с солдатами во главе с ротными и такая же грузовая машина с офицерами и девушками. Крытый «Урал» за заработанной картошкой должен был прибыть после обеда.

Подполковник Аристархов решил ехать вместе со всеми в кузове, отправив в кабину прапорщиков Васина и Иванова к их общему неудовольствию. Мотивировал тем, что Васин слишком крупный и займет много места в переполненном кузове, а худой Иванов отправлен был с другом в кабину «за компанию».

При посадке не обошлось без смеха. Миронова, решившая влезть самостоятельно, зацепилась носком резинового сапожка за борт и уткнулась носом в грудь самому Аристархову, крепко обняв за плечи, прижавшись грудью и едва не уронив начальство со скамейки.

Подполковник не сразу смог поднять ее, да он честно говоря и не торопился поднимать «Колобка», как ласково называли пухленькую девчонку. С улыбкой смотрел, как она пытается оторваться от его груди, дважды дополнительно ткнувшись личиком в его шею.

Рязановский, как раз влезавший в кузов, не замедлил с комментарием:

            — Сергей Александрович, вот это да! Нина к вам на шею кинулась, а вы раньше говорили, что девчонки вас избегают. Зачем же прибедняться?

            Аристархов лихо отпарировал:

            — Не все же время девчонкам на вашу атлетическую шею вешаться? Чем моя хуже? А Ниночке похоже моя приглянулась больше вашей!

            Вокруг захохотали. Остальных девчонок офицеры втаскивали на борт, ухватив за руки вдвоем. Разместились с трудом. Толкались, спорили, смеялись, старательно теснили друг друга боками. Во всех отделах части, вместе со штабом, осталось не больше десятка офицеров во главе с командиром и человек пятнадцать солдат.

Савицкий смотрел на сбор с откровенной завистью. Ему хотелось поехать вместе со всеми и отдохнуть от повседневных забот. Поглядев на радостное лицо начштаба, решил, что на следующий день поедет сам, а Аристархов пусть командует в части. После этих мыслей настроение Ивана Артемьевича немного улучшилось.

Ни для кого не было секретом, что после работы все разместятся где-нибудь на поляне, поблизости от поля и устроят пикник. Будут печь картошку в углях. Обжигаясь, глотать душистое рыхлое нутро, слегка посыпанное солью. Прикусывать колбасу и хлеб. Перемажутся в золе и углях и приедут в часть похожие на чертей. Офицеры набрали с собой вина, водки, пива и безалкогольной продукции.

Девчонки наготовили в общаге еще накануне разных салатов-винегретов, закупили колбасы, сыру, фруктов и разных солений. Все знали, что будет весело и готовились к поездке на уборку картошки, как к празднику. Заранее договорились, кто и за что отвечает. В общаге жили довольно дружно, да и с семейными офицерами ссор не возникало. Договорились легко, без споров и криков.

Более хрупкие девчонки, по просьбе самих офицеров, смущаясь и хихикая, сели им на колени. На этот раз все мужское население части наконец-то поняло их настоящую сущность. Мужики, в шутку, пытались оспаривать друг у друга право держать их на руках, но ничего лишнего себе не позволяли и лишь посмеивались, глядя на порозовевшие личики. Поняли, что девчата просто пытались защитить себя от приставаний.

Прапорщик Яровой наконец-то сообразил, как его разыграли и даже немного обиделся:

— Эх, надо было мне одну из вас прижать в углу и посмотреть, что будет, а я-то, старый дурак, попался! Старого воробья молодые сумели на мякине провести! Эх!

Светка Страхова очутилась на коленях Рязановского случайно. Она собиралась сесть у самой кабины, куда звали ее два молодых лейтенанта и начала пробираться, осторожно перешагивая через скамейки и стараясь никого не задеть.

Карпович нарочно уронила сумку с обедом между лавок, начала разворачиваться и столкнула пробиравшуюся Страхову прямо на колени офицера. Сделав вид, что ничего не заметила, уселась на скамью. Лидка давно знала, что подружка не равнодушна к майору. Да и тот частенько поглядывал в сторону хорошенькой блондиночки, хотя до ухаживаний дело пока не дошло. Руки Рязановского мгновенно сцепились на талии девчонки, как будто так и должно быть.

Лейтенанты у кабины оцепенели и застыли с открытыми ртами.

Светка покраснела и сразу поняла, что майор ее не отпустит. Села поудобнее, а потом осторожно положила тонкую руку на широкие плечи, обтянутые старой камуфляжной курткой. Наткнулась на странный взгляд карих глаз.

Офицеры, глядя на невозмутимое лицо Рязановского, заулыбались. Капитан Морозов, сидевший рядом, громко сказал:

— Женька, поймал? Тогда держи крепче! На Светочку Лешка Калинин глаз положил. Уж так он сегодня на картошку рвался, зная, что она едет, да в наряд угодил! Завтра собирается ехать обязательно, хоть и после ночи будет…

Страхова почувствовала, как руки майора дрогнули и прижали ее чуть крепче, но голос прозвучал весело:

— Удержу, можешь быть спокоен! Калинин опоздал…

Быстро взглянул в зеленые глаза. Сразу присоединился к семейным офицерам, обсуждавшим, кто и куда станет ставить картошку на хранение. Узнав, что у начальника компьютерного отдела имеется погреб, договорился, что поставит картошку у него. Благо тут от общежития было совсем рядом.

Уфимцев с усмешкой глядел на одного из своих начальников отделений. Морозов тут же спросил, хитро посмотрев на Светку:

— Жень, а ты чего, тоже картошкой решил запасаться? Ты же холостой, как и я. Раньше, вроде, не стремился. Жениться надумал?

Рязановский спокойно ответил, проигнорировав последний вопрос:

— Картошка никогда не помешает. Все равно ведь покупаю. Раз такая возможность появилась, почему бы не воспользоваться? Самое главное, место для хранения найти, но я уже и с этим справился, благодаря Павлу Петровичу.

Машина тронулась. Светку качнуло и она плотно прижалась грудью к майору. Почувствовала, как он вздрогнул и снова быстро взглянул на нее. Какое-то время все молчали. Карпович неожиданно сказала:

— Светка, а ну-ка запевай нашу! А то словно мумии сидим! Мужики какие-то не активные пошли!

Страхова покраснела под удивленным взглядом Евгения. Тряхнула светлыми волосами. Поправила руку на его плечах. Лукаво улыбнулась и запела:

— Виновата ли я, виновата ли я, виновата ли я, что люблю…

Она не глядела на мужчину. Девичий взвод дружно подхватил:

— Виновата ли я, что мой голос дрожал…

К ним присоединились мужчины. Машины ехали по поселку друг за другом, а из-под брезента, к удивлению жителей, неслось стройное:

— Ой цветет калина, в поле у ручья…

В общем до картофельного поля ехали весело. Душа Светки пела от радости. Майор всю дорогу не сводил с нее глаз. Он не пел вместе со всеми, хотя имел приятный баритон. На этот раз Евгений только слушал. И наверное от этого пела девчонка так, как ни разу раньше не получалось. Ее голос выделялся среди всех. Она выводила мотив, словно ткала паутинку. Рязановский понял, что поет она лишь для него и мягко погладил пальцем по талии. Она сразу взглянула ему в глаза.

Машины остановились и песня прервалась. Все начали вставать. Задний борт открылся. Майор придержал девчонку, шепнув в ухо:

— Зачем ты мне душу бередишь?

У нее хватило смелости шепнуть в ответ:

— Можно подумать, что ты слепой и глухой…

Направилась к откинутому борту, немного пригнувшись. Женька широко улыбнулся вслед и опередил. Легко спрыгнул на землю. Протянул руки:

— Иди сюда! Я сниму.

Светка шагнула навстречу карим глазам. Ее тонкие кисти коснулись его плеч, слегка обнимая мужчину. Пальцы невзначай коснулись смуглой кожи на шее и она вздрогнула, едва не упав. Сильные руки подхватили ее подмышками, на мгновение, она бы могла поклясться, что нарочно, прижали к себе и мягко поставили на землю.

Страхова покраснела, заметив его горячий взгляд. Торопливо забрала пакет с едой и направилась за девчонками, направлявшимися к лесополосе. До нее от дороги было метров сто.

По полю ездили сразу два трактора с копалками. Около полукилометра поля было уже выкопано и картошка лежала на черной земле, желтея боками. Трактора находились довольно далеко и гудение моторов едва слышалось. Девчонка посмотрела в обе стороны. Там тоже шли такие же полоски деревьев. Вдалеке, примерно в киломестре, багровели кистями и листьями рябины. Под солнцем были видны блики на бочках ягод. Рязановский догнал ее и взяв за руку, остановил. Не громко спросил:

— Свет, что у тебя с Калининым?

Она посмотрела на мужчину и натянуто рассмеялась:

— Ничего. Ухаживать пытался. Пару раз свидания назначал, да я отказалась. Странный он какой-то…

Женька облегченно вздохнул:

— Это хорошо, что «ничего»! Ладно, я к мужикам…

            Майор развернулся и пошел назад. К Страховой тут же подошла Лидка:

            — Ну, что? Свидание назначил?

            Страхова оглянулась на широкую спину удалявшегося мужчины:

— Нет. Но как-то необычно ведет себя…

            Карпович рассмеялась тихонько и тоже поглядела вслед майору:

            — Назначит! Не переживай. Женька всю дорогу с тебя глаз не сводил. Он втюкался не на шутку! Слышала от мужиков, что в поселок на танцы совсем перестал ходить. Мужики на скамейках переглядывались, а он ничего не замечал. — Посмотрела на остановившийся возле армейских машин УАЗик и направлявшихся к Аристархову двух мужчин. Удивленно сказала: — Кажется сам директор совхоза с бригадиром приехали. Сейчас скажут Сергею Александровичу, что делать. Ладно, пошли сумки под деревьями положим. Девчонки нам с тобой уже по ведерку выбрали из кучи…

ДИКИЕ ГРУШИ

            Армейские машины не уехали. Солдаты-водители снимали сиденья в кузовах, бросая доски на траву. Несколько первогодков тут же уносили их и складывали под деревьями в лесополосе. Грузовики должны были возить картошку в совхозное хранилище и в часть. Васин накануне приготовил закрома для этой картошки в овощехранилище рядом со столовой. Он радовался, что солдаты этой зимой станут питаться не только крупами и макаронам.

Аристархов еще раз обсудил договор с директором совхоза. Подписали письменный договор, чтоб никаких эксцессов в будущем не возникало. Довольные друг другом, пожали руки. Бригадир остался с армейцами, а директор уехал. Двое мужчин минут пять переговаривались вполголоса между собой. Затем подполковник объявил столпившимся вокруг подчиненным задачу и добавил:

— Надо разбиться по двое на каждую полосу. Принимаемся за работу. С Богом!

Продрались сквозь довольно густую лесополосу снизу заросшую шиповником. Страхова обратила внимание Карпович на деревья:

            — Лид, смотри, дикие груши! Ой, сколько их! Давай, попробуем, пока руки не испачкали?

            Лидия отказалась:

            — Да ну их! Терпкие и с горечью! Смотри, тебя Нинка ждет, а меня Верка…

            Обе направились в разные стороны. Миронова со Страховой дружили очень давно, так как были из одной деревни, точно так же как Карпович и Григорьева. С первого класса девчонки сидели за партами вместе. Вместе пошли в армию, не особенно понимая, что это такое, но надеясь, что «вдвоем нам черт не страшен». Они и сейчас хотели встать на полосах друг с другом.

Рязановский пристроился на соседнем гребне с капитаном Гореловым, начальником по физподготовке, прогнав двух мрачных лейтенантов, глядевших на него изподлобья. Рьяно принялся собирать картошку. Лихо раскидывая мелочь и крупную по разным ведрам. При этом рыл землю голыми руками, разыскивая «спрятавшуюся» картошку.

Светка увидела что Евгений без перчаток и предложила:

            — Жень, я двои перчатки взяла. Одень, а то потом руки будут шершавые…

Горелов не замедлил с комментарием. С хохотком произнес:

            — Соглашайся, Жень, а то ты ей все сиськи вечером исцарапаешь!

            Страхова покраснела и опустила голову, бросившись к лесополосе, где лежал ее пакет. Майор наоборот побледнел. Резко развернулся к приятелю:

            — Заткнись, Костя!

            Капитан обернулся недоуменно и тут же по побледневшему лицу Рязановского понял, что шутить на эту тему не стоит. Поняв все правильно, он принялся ухаживать за Ниной.

Евгений подошел к вернувшейся Свете. Взял желтоватые хлопковые перчатки с синими резиновыми пупырышками в руки и рассмеялся:

            — Да они мне не налезут или растяну!

Девчонка забрала перчатки и сама, молча, принялась натягивать на его руки. Рязановский смотрел на ее голову, повязанную простеньким голубым косочком, на длинную чуть тронутую загаром шею и выбившиеся золотистые волосы. Предложил:

— Давай вместе на полосу встанем? А Нина пусть с Костей работают…

Страхова покраснела и кивнула. Евгений быстро договорился с приятелем и Мироновой. Те перешли на соседнюю полоску. Прошли метров пятьдесят. Оба одновременно встали. Посмотрели на поле и переглянулись с улыбками.

Оказалось, что все девчонки работали в парах с офицерами и прапорщиками. Даже Аристархов умудрился уговорить встать с ним серьезную Веру Григорьеву.

Света и Женя почти не разговаривали. Она часто ловила его взгляд и краснела, чуть улыбаясь. Рязановский ни разу не дал Страховой унести и высыпать ведро в мешок самой. Забирал, едва она разгибала спину:

— Еще чего! Я мужик, унесу, а ты просто постой…

Они закончили полосу первыми, не заметив, что обошли всех метров на пятьдесят. Оба встали, глядя на работавших сослуживцев. Потом оглянулись на деревья рядом.

Лесополоса состояла из берез, рябин, нескольких темных елей и тех же диких груш.

Страхова решительно скинула перчатки и направилась к полуоблетевшим грушам. На темных ветках, словно янтарные капельки, висели желтые, с красными бочками, мелкие плоды. Снизу висели какие-то уродцы.

Светка подняла голову и посмотрела вверх. Груши там были крупнее и наряднее. Она подошла к стволу и начала ловко карабкаться наверх.

Удивленный Рязановский, идущий следом, встал. Поднявшись метра на три по корявому, колючему стволу и довольно основательно исцарапавшись, Страхова потянулась к приглянувшейся ей грушке. Сорвала и посмотрев вниз, бросила ее майору:

— Жень, лови! Смотри, какая красивая…

Тот поймал и согласился, разглядывая мелкий плод. Посмотрел на замершую на сучке девчонку. Ее личико смеялось. Яркие пухлые губы манили офицера. Светлые волосы, забитые под платок, слегка выехали по бокам и растрепались. Солнечные лучи, словно прожектора, освещали забравшуюся на дерево тоненькую фигурку. Синяя джинсовая курточка была расстегнута. Под ней находился голубенький свитерок, плотно очертивший грудь. Старенькие джинсы обтянули стройные ноги. Девчонка в эту минуту была ослепительна.

Рязановский неожиданно ухватился за первый сучок и полез к ней, сразу исцарапавшись о многочисленные острые веточки.

Светка рассмеялась:

— Жень, ветки тонкие, упадешь!

Он поднял голову и рассмеялся в ответ:

— Ну и пусть! Зато рядом с тобой пару секунд пробуду перед полетом…

Через несколько секунд он был рядом. Не обращая внимания на то, что многие из работавших на поле теперь смотрели в их сторону и не работали, протянул руку и поправил мягкие волосы, забив их частично под платок. Держась левой рукой за сучок, потянулся к ней лицом.

Страхова порозовела лицом, понимая, что он собрался сделать, но не отстранилась. Сильная рука взялась за ее талию и в этот момент сучок старой дикой груши под мужчиной не выдержал. Светка попыталась его удержать за руку, отпустив свой сучок, но мужчина был значительно тяжелее и она ткнулась в широкую грудь всем телом.

Оба полетели вниз, ломая ветки и сбивая дикие груши телами. Треск ветвей заставил всех работавших в поле замереть на мгновение.

Рязановский падал спиной. Он умудрился плотно прижать девичье тело к себе, не дав сучкам исцарапать Светлану. Зато сам в нескольких местах порвал форму и довольно основательно поранился.

Они грохнулись на укрытую листьями траву. Страхова лежала на Рязановском, уткнувшись лицом в грудь майора.

Со всех сторон к ним с испуганными криками бежали люди. Окружили со всех сторон, не зная, что делать.

Аристархов наклонился, заглядывая в карие глаза майора, лежавшего на спине. Они как-то странно сияли.

Рязановский видел его, но продолжал крепко прижимать к себе девчонку обоими руками. Приподняв голову от травы, посмотрел на светлые волосы, на тонкие руки на груди и спросил:

— Замуж за меня пойдешь, Свет? Я ведь все равно тебя никому не отдам!

Офицеры застыли: неисправимый бабник сдавался в плен при всех. В полной тишине глухо прозвучал голосок Светы, так и не отстранившейся от широкой груди:

— Пойду. Только теперь ты станешь один лазить за дикими грушами. Мне падать больше не хочется…

Она наконец-то подняла голову. Уперлась взглядом в удивленные лица. Смущенно рассмеявшись, вскочила на ноги. Заметила кровь на предплечье и лице лежавшего на земле майора:

— Господи, да ты же поранился!

Рязановский легко встал с земли. Смущенно поглядел на толпу и спросил:

— Ну, что столпились? Может дадите выяснить отношения до конца?

Все заулыбались и начали расходиться к своим, так и не убранным до конца полоскам.

Майор скинул куртку, оставшись в тенниске без рукавов. Мощные бицепсы выпирали из-под кожи. По левому, разорванному о сучок, предплечью текла кровь.

Светка стащила штапельный косочек с головы и попыталась разорвать его пополам.

Он забрал и легко располосовал тряпку:

— На, перевязывай! Я тебе другой платок куплю…

Она смущенно завязала узелок на крепкой руке. Посмотрела в лицо:

— У тебя на щеке тоже кровь. Надо бы смыть. Я сейчас грушу достану и ее соком смою. От него немного пощиплет…

Шагнула в сторону, но он удержал ее за руку и протянул ладонь. На ней лежал тот самый плодик, что она кинула ему с дерева.

СТРАСТИ-МОРДАСТИ

            Лейтенант Калинин, психолог и спаситель душ, в последнее время стал агресивным. Даже самый безобидный вопрос мог вызвать в нем вспышку ярости. Общаться с ним старались все реже даже друзья. Практически все в части знали о причине ярости, но не понимали «почему».

Светлана Страхова почти год была замужем за Евгением Рязановским. Но она нравилась лейтенанту до сих пор и он никак не мог примириться, что Света стала женой другого.

Леша не раз слышал, что Рязановские живут хорошо, получив комнату в общежитии сразу после свадьбы, но не желал верить. Искренне считал, что именно с ним Светка  могла бы стать по-настоящему счастливой.

Бывший бабник оказался образцовым мужем и вообще «не смотрел на сторону», хотя лейтенант очень надеялся на быстрый скандал и развод. Было похоже, что кроме Светланы для Евгения других девчонок больше не существует. Рязановские смотрели друг на друга с любовью, как в день свадьбы. Вскоре должны были сдавать дом и они были в списке на получение двухкомнатной квартиры, как будущие родители.

Светлана ходила на пятом месяце беременности и командир дал квартиру «с прицелом» на прибавление. Все в части знали об «интересном положении» и если молодая женщина заикалась о том, чего бы ей хотелось, на другой день продукт появлялся. Светланку в части любили. В работе она была безотказна, могла даже за уборщицу полы помыть.

            Все офицеры в части знали, что Калинин до сих пор не может простить майору женитьбы на девчонке, которая нравилась ему. Считал, что Рязановский «увел» у него Свету специально, чтоб показать, какой он крутой. Это было не так и офицеры неоднократно пытались объяснить Калинину его заблуждения, но Леша ничего не желал слышать, зациклившись на ложной обиде. Неоднократно говорил приятелям, что майор стар для двадцатилетней Страховой.

Над ним посмеивались, просили обратить внимание на других девчонок и указывали на взаимную любовь молодых супругов. Психолог ничего не желал понимать, продолжая вздыхать о Свете. Когда видел молодую женщину, в открытую ухаживал, игнорируя колечко на ее пальце.

Подходил даже при  Евгении, окидывая майора не добрым взглядом соперника. Он вел себя так, словно она свободна.

Рязановскому даже друзья лейтенанта не один раз передавали о зацикленности Калинина на его жене, да он и сам видел это. Пробовал спокойно поговорить с лейтенантом, но тот демонстративно повернулся к нему спиной и ушел, сказав:

— Ты увел у меня девчонку, плейбой, но не думай, что будешь долго радоваться. Теперь я уведу жену у тебя и посмотрю, какой ты крутой…

            Рязановский покачал головой и четко произнес вслед:

            — Дурак ты, Лешка! Света никогда не была твоей девчонкой, признай это. К тому же она любит меня…

Вначале молодые супруги посмеивались над ухаживаниями Калинина, а потом забеспокоились. Нет, Женя не ревновал Светлану, но Алексей становился все более навязчивым. Все труднее стало предугадать его следующий шаг и избежать встречи. Его слова становились с каждым днем откровеннее. Лейтенант преследовал молодую женщину. Забрасывал цветами и любовными записками.

Света перестала вообще куда-либо выходить одна. Рязановский или девчонки с общаги стали постоянно находиться рядом, но Калинина это не останавливало. Он все равно подходил и говорил о своих чувствах и о том, что он все равно заберет его. Рязановская пыталась поговорить и объяснить его заблуждения, но Алексей не слушал, упорно твердя, что майор сломает ей жизнь, а он обязан спасти ее от отчаяния в будущем.

Офицеры заметили неладное и пытались поговорить с товарищем. Просили отстать от женщины. После этого лейтенант перестал делиться своими планами даже с друзьями. Света начала откровенно бояться психически ненормального психолога. Она перестала спать по ночам, вздрагивала от любого шороха. Муж заметил. Попытался еще раз поговорить с Калининым. На этот раз лейтенант в выражениях не стеснялся и вылил на него целую кучу словесных гадостей.

Рязановский задумался. Требовалось срочно что-то предпринять, чтобы оградить жену от приставучего парня раз и навсегда. Отправлять его на психиатрическое обследование как-то не хотелось. Майор знал, что пойди он к командиру с такой просьбой и тот откликнется, но не хотел ломать парню жизнь. Он кое-что придумал, хотя и знал, что одному провернуть такую операцию будет не по силам.

Евгений попросил девчонок помочь им. Пригласил в комнату весь взвод и рассказал о страхах жены. Все вместе доработали его план, как заставить Калинина отказаться от Светланы. Требовалась помощь командира, чтоб все получилось, как надо. Майор решил на следующее утро откровенно поговорить с Савицким.

            Полковник знал о мании психолога. Уже трижды имел с ним суровые беседы и видел, что это не помогает. Он тоже был обеспокоен поведением лейтенанта и уже подумывал сам — не отправить ли Калинина на психиатрическое обследование, добавив для врачей собственные комментарии? Командир внимательно выслушал Рязановского. Немного подумал и дал добро. К вечеру молодые супруги уехали во Псков, якобы по телеграмме от родителей Евгения. Через три дня вернулись спокойные и счастливые.

На следующий день после их приезда, около полудня в часть прибыл солидный подполковник с бородкой и в массивных черных очках на белой «Волге» с армейскими номерами. Был он не высок, черноглаз и симпатичен. Форма сидела, как влитая, хотя многие заметили, что стрижка у него явно не армейская. Сам Савицкий встретил незнакомца на КПП. Выказывая всяческое уважение, провел в свой кабинет и не выходил оттуда больше двух часов, о чем-то беседуя с прибывшим.

Пока они там беседовали, вся часть узнала, что прибывший имеет ученую степень по парапсихологии и может играючи управлять людьми, сделав всего несколько пассов. Этот слух пустила Лидка Карпович. Она неслась от штаба, где подписывала какие-то документы у командира, вприпрыжку и с таким ужасом на лице, что все останавливали. Каждому встречному офицеру, солдату или прапорщику она сообщала, кого только что видела.

Через полчаса отделы «загудели». Кто-то посмеивался, а кто-то всерьез раздумывал — стоит ли идти на встречу? Теперь стало понятно, что «светила парапсихологии» может и не придерживаться армейской стрижки. Что ему? Два пасса и любой командир ничего «не заметит». Карпуша прибежала в компьютерный отдел запыхавшаяся и перепуганная не на шутку:

— Девчонки, тот самый тип приехал, что к нам в учебку приезжал! Что делать будем? Командир сейчас узнает, что Рустамов может и кранты! Ведь опять устроит шоу из нас! Я с ним нос к носу столкнулась и похоже, подполковник меня узнал…

В отделении из начальства никого не было и Лидка говорила громко и откровенно. Все четверо заметно забеспокоились. Сгрудились в кружок, переглядываясь. Вера Григорьева предложила:

— Заперемся здесь и не пойдем. Пусть над кем-нибудь другим свои опыты проводит. Нам того раза на всю жизнь хватит!

Лейтенанта Калинина, копавшегося в Интернет и сидевшего спиной, заинтересовало их поведение. Он обернулся:

— Что случилось? Вы кого так испугались?

Григорьева обернулась и дрожащим голосом проблеяла:

— Подполковника Рустамова! Того самого, о котором по телевизору несколько раз упоминали. Психолог и гад! Шутник! Девчонки, которых он вызывал на сцену, такое вытворяли! Именно он каким-то образом заставил нас заниматься строевой и вбил в головы этот чертов устав. Нам так не хотелось! Мысли угадывает видите ли!. Я к нему на лекцию не пойду. Боюсь! Опять что-нибудь не интересное в башку вобьет, а потом думаешь, что это меня тянет такой дребеденью заниматься, ведь раньше ненавидела…

Девчонка явно сердилась. Калинин подумал с минуту, переводя взгляд с одного перепуганного личика на другое. На розыгрыш было не похоже — девчонки стояли растроенные и испуганные не на шутку. На его лице появилось радостное выражение.

Лейтенант схватил кепку со стола, ни слова никому не сказал и исчез из компьютерной, забыв отключиться от Интернет. Девчонки увидели его голову за окном. Лейтенант несся в штаб почти бегом. Они переглянулись и расхохотались. Тут же позвонили командиру.

Савицкий выслушал девчонок очень внимательно. Широко улыбнулся. Положил трубку и кивнул Рустамову, замершему за столом напротив с чашкой чая. Подполковник встал. Командир подхватил парапсихолога под руку. Оба неспешно направились вниз. Аристархов, выходивший из комнаты, аж глаза вытаращил на такое странное поведение командира. Савицкий терпеть не мог вот это подхватывание мужику мужика. От удивления заместитель снова скрылся в кабинете, забыв, зачем пошел.

Иван Артемьевич заметил мчавшегося сломя голову лейтенанта, когда были с Рустамовым уже на последней ступеньке лестницы. Осторожно сжал локоть «светилы». Тот не подал вида, что понял. Через распахнутую дверь и стекляшку было прекрасно видно радостно-возбужденное лицо Калинина. Два старших офицера переглянулись. С самым серьезным и заинтересованным видом командир громко спросил:

— Александр Викторович, а вы не могли бы показать мне хотя бы пару приемов управления людьми. Понимаете, иногда я просто теряюсь и не знаю, как мне быть. Люди просто не желают слушать и понимать.

Подполковник поправил очки и басовито прогудел с задумчивым видом:

— Да-да, я понимаю, Иван Артемьевич… Конечно я охотно поделюсь с вами кое-какими научными методами. В каждом человеке заложены психопаранормальные возможности, надо только развивать их. Ведь и я не сразу пришел к тому, что могу сейчас…

Влетевший Калинин слышал почти всю его речь. Восторженно уставился на «светилу». Вскинул руку к козырьку, но Савицкий, к удивлению лейтенанта, опередил его рапорт и представил:

— А это, любезный Александр Викторович, наш психолог. Правда в последнее время он сам стал со сдвигом. Может вы его направите на путь истинный? Как психолог психолога…

Речь полковника показалась Алексею странноватой и он сразу подумал: «Ага! Рустамов уже и за тебя принялся. Смотри-ка, действует! Командир так никогда не говорил».  Темные глаза изучающе посмотрели на Калинина из-под очков. С минуту парапсихолог сверлил взглядом лейтенанта, а тот не мог заставить себя отвести взгляд. Его словно что-то держало. В голове мелькнуло: «Действует и на меня». Подполковник повернулся к полковнику и усмехнулся:

— Он влюблен в замужнюю блондинку и хочет, чтобы я ее брак расстроил! Не люблю я с такими историями связываться! Пусть сами разбираются. В конечном итоге всех больше достается почему-то именно мне…

Савицкий вытаращил глаза от удивления и развел руками. Опешивший Калинин едва не сгреб светилу психологии за руку. Торопливо и горячо заговорил, придвинувшись к Рустамову вплотную:

— Товарищ подполковник, выслушайте меня, а уж потом сами решайте, что делать! Вы все правильно сказали…

Подполковник повернулся к командиру и взглянул на него:

— Даже не знаю, Иван Артемьевич… Что вы можете сказать? Хотя, погодите… Вы против моей помощи? Почему?

Тот пожал плечами:

— Вы угадали, я против! Поговорите с этим оболтусом! Может хоть после беседы с вами он перестанет маяться дурью. Светка замужем уже год, счастлива, а он все не уймется! Кстати, можете подняться в мой кабинет. Мне все равно надо по отделам пройтись и оповестить о вашем выступлении, Александр Викторович. Афиши расклеивать поздно. Вы так внезапно появились, а людям было бы интересно пообщаться с таким человеком.

Подполковник солидно поперебирал губами, потом кивнул, вновь взглянув пронзительными черными глазами на лейтенанта:

— Ну, раз вы не против, чтоб я поговорил, ладно… Побеседуем. Пройдемте, лейтенант…

ГИПНОТИЗЕР

Полковник со всех ног кинулся в клуб, где девчонки старательно готовились к вечернему «спектаклю» и доставали реквизиты из-за кулис. Майор Рязановский находился там. Он старательно двигал вместе с подружками жены огромную и очень тяжелую кровать. Когда-то этот рыдван использовали в спектакле «Отелло», который ставили местные доморощенные артисты. Хозяин огромной кровати после спектакля отказался ее забирать и с тех пор она стояла, установленная на бок, за кулисами и медленно пропитывалась клубной пылью. На этот раз она оказалась как нельзя кстати.

Появившийся полковник устремился на помощь. Все вместе выволокли огромный плацкарт на середину сцены. На нем могли бы поместиться сразу человек восемь в ряд. Лидка тут же убежала наверх, чтобы направить свет огромных театральных прожекторов точно на кровать. Каблучки туфель простучали по винтовой металлической лестнице. Этими прожекторами давно никто не пользовался, предпочитая включать свет на всей сцене, а не использовать труд сразу двух осветителей.

Карпович все же справилась со страшно скрипевшими и чуть поржавевшими прожекторами. Включила и отрегулировала вначале левый, а потом перебралась на правый. Там в будущем должна была сидеть Нинка Миронова. Свет падал точно на кровать.

Девчонки принялись заправлять рыдван принесенными простынями. В изголовье бросили сразу шесть подушек. Сверху старательно расстелили два одеяла в пододеяльниках. Светлана Рязановская сидела на первом ряду. Посмеиваясь, наблюдала за всем. Ей принять участие в таскании тяжестей не позволили и она с удовольствием смотрела на подружек, надеясь, что скоро весь этот ужас последних месяцев закончится. Она устала жить в страхе. Майор посмотрел на кровать. Не удержался и похвастался:

— Братишка такое красивое платье привез для Светы. Конца восемнадцатого века. Именно для спектакля. Этот паршивец точно не устоит! Взгляните, Иван Артемьевич…

Полковник посмотрел на бледно-розовое длинное платье с атласным бантиком, кружевами и множеством мелких складочек под грудью. Вырез лодочкой оставлял открытыми часть плеч и спины. Оно очень подходило для беременных. Командир взглянул на подошедшую Светлану, улыбнулся, прикидывая, как будет выглядеть платье на ее фигурке и сказал:

— А тебе пойдет, будущая мама! В общем, клюнул Калинин, ребята! Крючок вместе с червяком, леской и самой удочкой проглотил. Сейчас в моем кабинете тезка впаривает ему лекцию о гипнозе и зомбировании. Света, не подведи и беги на рабочее место! Ну, а вы, майор, уж постарайтесь не ревновать жену. Хрен знает, какой у него сдвиг сейчас будет. Придется Свете потерпеть и объятия лейтенанта и возможные поцелуи.

Евгений обнял жену за плечи, уткнувшись в ее волосы. Улыбнулся:

— Не буду. Но довести игру надо, чтоб он прекратил приставания. Да и любопытно самому посмотреть, что лейтенант в конце делать станет…

Между тем в командирском кабинете происходили воистину шекспировские страсти. Лейтенант на коленках упрашивал подполковника-психолога помочь ему завладеть чужой женой, а тот никак не мог заставить его встать. Калинин горячо хрипел от страсти:

— Александр Викторович, помогите! Ну, может я проведу с ней ночь и пройдет у меня эта дурацкая страсть? Помогите! Я замучился уже. Пусть теперь майор повздыхает! Света ночами снится. Волосы ее распущенные словно наяву вижу…

Рустамов побарабанил пальцами по столу. Повздыхал. Потом предложил:

— А может мне вас избавить от страсти? Три-четыре сеанса и перестанете вы реагировать вот так на эту Свету. Станет она для вас посторонней…

Лейтенант перебил:

— Нет! Только не это! Вы ее просто не видели еще. Такой красивой девушки я ни разу не встречал! Она самая лучшая и должна стать моей!

Подполковник покачал головой:

— Н-да, молодой человек, влипли вы крепко! Как вы, психолог, знаток человеческих душ, могли пойти на поводу у страсти? Вот ответьте мне, как доктор доктору!

Калинин развел руками, вскакивая с колен и садясь на стул напротив «светилы»:

— Не знаю. Так получилось! Ведь со мной вся эта история второй год длится! Помогите, товарищ подполковник! Я заплачу. У меня скоплено на свадьбу уже сорок тысяч. Все отдам, только Свету мне отдайте…

Леша едва не ревел. Рустамов смотрел на него из-под очков с удивлением:

— Так она же беременная, вы сами сказали.

Калинин горячо воскликнул и схватил-таки подполковника за руки. Сильно дернул кисти к себе, полностью забыв, что перед ним старший по званию:

— Я на себя ребенка запишу и он никогда не узнает настоящего отца! Слово даю, как родного любить буду. Ведь Светкин он, а значит и мой…

Подполковник проворчал, с трудом высвобождая руки и глядя в стол:

— Вокруг столько красивых, замечательных девушек, а вы чужую жену хотите забрать. Даже не знаю…

Лейтенант снова грохнулся на колени:

— Света самая красивая! Понимаете?

Рустамов сделал вид, что ему стало жаль лейтенанта:

— Ладно, вы меня уговорили. Только встаньте с колен. Не хватало еще, чтоб кто-нибудь вошел и увидел. Не поймут! — Задумчиво поглядел на Алексея: — Платы мне не надо. Не дело это у своего же коллеги деньги брать. К тому же дело не очень нравится мне, но ваша страсть к женщине меня поразила и я попытаюсь помочь. Вы навряд ли сможете без моей помощи загипнотизировать женщину. Хотя, давайте попробуем! Все же вы психолог…

Вытащил из кармана ключ с брелком в виде глаза и принялся покачивать им перед носом лейтенанта. Тот смотрел не отрываясь. Затем Рустамов сделал вид, что собирается кинуть ключ. Калинин дернулся вперед, взмахнув руками. Подполковник улыбнулся:

— Увы… Вы сами поддаетесь гипнозу. Придется мне заняться вашим объектом. Где она чаще всего бывает?

Калинин обрадовался и снова вскочил с колен:

— Света в отделе связи работает. — Посмотрел на часы: — Там должна быть!

Подполковник забрал кепку со стола и поднялся:

— Тогда пошли к ней, пока командира нет. Судя по его мыслям, он не одобрит моих действий, но мы коллеги и я не могу бросить вас в беде…

Обрадованный Алексей чуть не вприпрыжку рванул за светилом психологии. Он полностью перестал соображать, отдав бразды управления даже собой в руки этого странноватого подполковника. Он поверил безоговорочно, что его проблема вот-вот решится положительно и Света станет его.

Светлана Рязановская сидела за столом и что-то писала, когда они вошли в каптерку. Из операторской неслись голоса, но здесь она сидела одна. Молодая женщина побледнела, глядя на подполковника:

— Вы… Здесь? Мы прекрасно знаем строевую и устав! Полковник чего-то задумал, да? Может, мы так выучим? А то мы даже вне части шагаем, как на смотре…

Рустамов задумчиво поглядел на нее:

— Что-то я вас не помню. Мы встречались?

Она кивнула, встав и отойдя в сторону. Калинин заметил, что Света опустила голову и старается не смотреть в глаза подполковника. Женщина, побледнев, ответила:

— Ага, в учебной части. Полковник попросил вас вдолбить в наши головы нужность строевой подготовки и мы маршировали, словно дуры, по четыре часа в сутки, не понимая, зачем это делаем. До этого мы успели влегкую избавиться от двенадцати командиров, направленных обучать нас строевой.

Подполковник вдруг тихо и жестко скомандовал:

— Посмотрите мне в глаза! В глаза!

Калинин даже вздрогнул от его, неожиданно зазвучавшего сталью, голоса. Увидел, как испуг на лице девушки начал исчезать. Его сменило выражение безразличия и покоя. Словно зачарованная, она смотрела в глаза подполковника, а тот, сгребя лейтенанта за руку и подтащив ближе, со страстью говорил:

— Вы любите этого лейтенанта, а не майора! Вы любите! Безумно любите его! Вам не нужен майор. Вы должны развестись и выйти замуж за лейтенанта Калинина. Он вам нужен. Необходим!

Она тихо повторила, словно сквозь сон, глядя в черные глаза и медленно моргая:

— Я люблю лейтенанта Калинина. Он нужен мне. Я разведусь с майором и выйду замуж за лейтенанта Калинина…

Подполковник ткнул Лешу в бок и прошептал:

— Возьми ее за руки и скажи, что она принадлежит тебе. Со страстью!

Калинин так и сделал:

— Ты моя любимая и принадлежишь только мне!

Она послушно и безучастно отозвалась:

— Да, я принадлежу тебе…

Лейтенант, замерев душой, обернулся на подполковника:

— Поцеловать можно?

Тот возмущенно прошипел, отрывая его руки от рук Светы:

— Ты что? Испортить все хочешь? Она возненавидит тебя, если очнется сейчас. Поцелуй выведет ее из гипноза. Не раньше, чем через три часа! Иначе все насмарку. Психика вещь серьезная, сам знаешь! — Подвел женщину к стулу и сказал: — Садись. Сейчас мы уйдем, а ты все забудешь, кроме того, что принадлежишь и любишь лейтенанта Калинина.

Рязановская села, словно во сне. Положила руки на стол, скрестив кисти. Фигура так и осталась прямой, а глаза закрылись. Рустамов схватил лейтената за руку и потащил за собой к выходу. В коридор так никто и не вышел. Выскочив на улицу, вздохнул:

— Все, она ваша. Через час-полтора, вы должны ее где-нибудь увидеть. Чтоб она вас тоже обязательно увидела!

Лейтенант взглянул на часы и торопливо сказал:

— Она скоро после работы домой пойдет и наверняка в магазин зайдет, чтоб продукты купить…

— Вот и ладно… — Подполковник вздохнул: — Так, я свое дело сделал, теперь вы можете действовать самостоятельно. А мне надо в штаб вернуться, чтоб командир ничего не заподозрил. Но не забудьте, поцелуи и объятия не раньше, чем через три часа. Попытаетесь раньше, потеряете свою Свету. Надеюсь, что все у вас будет хорошо. Запомните, не дай вам Бог теперь сказать ей, как вы добились взаимности. Я в штаб, а вы лучше на глаза избраннице пока не попадайтесь. Она должна свое внутреннее мировоззрение пересмотреть…

            Подполковник рванул в штаб, оставив лейтенанта в горестно-радостных раздумьях. Калинин думал о том, что сделал подлость и Света станет принадлежать ему лишь из-за гипноза, но повернуть все назад не хотел, радуясь, что ненавистный майор все же останется «с носом». Он представлял Светлану в своих объятиях и едва не стонал. Немного опомнившись, направился в компьютерный отдел.

Девчонки спокойно сидели за компами и что-то набирали. Лейтенант торопливо скрылся в закутке, где пили чай, чтоб побыть одному. Он не видел, как девчонки переглянулись и заулыбались. Минуты три назад Рязановская позвонила им и со смехом рассказал, что происходило в каптерке.

            В штабе в это самое время состоялся разговор между полковником Савицким и подполковником Рустамовым. Психолог шмякнулся на стул, словно мешок. Скинул кепку. Отер лоб носовым платком и пожаловался:

— Иван Артемьевич, как же тяжело с ним общаться! Он же маньяк самый натуральный! Какой он на фиг психолог! Я на сцене так не уставал ни разу, как сейчас. Но Света молодец! Сыграла, комар носа не подточит! Не зря целые сутки бились. Этот ваш Калинин просто убежден, что она под гипнозом!

— Через сколько он целоваться полезет?

Рустамов посмотрел на часы:

— Через два часа сорок три минуты и не раньше! Уверен, что раньше не полезет! Побоится. Он зациклен на том, что Женька увел у него девчонку и она только ему должна принадлежать…

Командир покачал головой:

— Так! Я людей в поселке оповестил, что встреча с выдающимся светилой парапсихологии пройдет в восемь, но своим сказал, чтоб собирались к половине седьмого. Пообещал дать интереснейшую информацию. Все заинтригованы. Успеем? — Подполковник кивнул с улыбкой и Савицкий добавил: — Девчонки лейтенанта заморочить обещались. У Светы рабочий день из-за беременности на час раньше заканчивается, так что она через сорок три минуты свободна. Начинаем представление…

СПЕКТАКЛЬ ДЛЯ ЛЕЙТЕНАНТА

Калинин сидел в закутке и мечтал. Перед глазами проплывали картины будущей жизни со Светой. Вот они вместе отдыхают на море и бегут вдоль прибоя, взявшись за руки. Ее золотые волосы рассыпаются по плечам и он утыкается в них лицом. Света весело смеется, целует и называет его «любимым»… Он даже не сразу расслышал, что его зовут. В закуток заглянула Вера Григорьева:

— Леш, оглох что ли? Я уже минут пять до тебя докричаться пытаюсь. Поставь чайник! Девчонки пирожных в обед купили, сейчас чайку попьем…

Он посмотрел на часы. Прошло всего полчаса с момента ухода Рустамова. До момента встречи со Светой оставалось еще полчаса. Он нехотя встал и залив чайник водой, включил в сеть. Снова погрузился в мечты. Но помечтать не удалось. В закуток ввалились стайкой четверо девчонок. Спросили:

— Леш, ты чего странный такой? Заболел? Так ты иди. Мы начальнику скажем. На психолога-то идешь?

— Во сколько будет?

— Сказали, что в восемь вроде. В общем, как клуб откроют и командир прибудет. Он только что с этим чертовым Рустамовым в столовую отправился…

Калинин насторожился:

— Так вы из-за этого в буфет не пошли?

Лидка кивнула, откусывая свое любимое безе и беззастенчиво собирая язычком сухие мелкие крошки с губ:

— Ага! Кому же охота, чтоб твои мысли стали достоянием гласности? Мне хватило прошлого раза…

Он заинтересованно спросил, беря в руки чашку с чаем:

— И о чем же ты подумала?

Девчонки дружно захохотали:

— Карпуша мечтала, что наш начальник учебки в туалет провалился вместе с уставом и строевой. Там марширует и плавает на огромном уставе. После этого она неделю туалеты мыла!

Лейтенант захохотал:

— Неужели правда?

Карпович скривилась:

— Да ну тебя к черту! Я на всю жизнь запомнила рожу полковника, когда этот гад ему мои мечты рассказал! Даже отнекиваться силы не хватило. Сдуру кивнула. Вот после этого нас всех на гипноз и отправили! Парни потом говорили, что мы все, как зомби были. Страшно, говорит, смотреть было, а потом ничего, все прошло, только строем ходить так и не разучились…

Калинин искренне заинтересовался:

— А что вы помните?

Григорьева вздохнула, делая вид что силится вспомнить. Потерла виски:

— В классе сидели, потом перед лицом что-то блестящее помню и голос. Четкие слова, а не помню смысл и значение…

Перед Алексеем промелькнула картина в каптерке. Да, этот психолог мог многое! Калинин позавидовал и дал себе слово сдружиться с подполковником и обязательно узнать секрет гипноза. Перед ним вырисовывались такие перспективы, что он чуть не задохнулся! В веселом расположении духа попил чаю с девчонками и попросил:

— Девчонки, мне чего-то не по себе, я в общагу пойду. Если кто спросит, пусть ищут там.

Они согласились, сочувственно спрашивая:

— Леш, может таблетку от головы или желудка надо, так мы мигом!

Он отказался и ушел. Но в общагу не пошел, направившись к магазину. До конца «меморандума на встречу» оставалось пять минут. Калинин встал так, чтобы видеть всех, подходивших к магазину, но его, из-за сильно разросшегося куста барбариса и липы в центре, никто не видел. Прошло десять минут, когда он наконец-то увидел Рязановскую.

Света шла к магазину, чуть помахивая пакетом и мечтательно улыбаясь яркими губами. Живот уже довольно четко просматривался через форму, но его это лишь обрадовало. Калинин уже представлял, как ребенок Рязановского станет звать его «папой» и это было для него лучшей местью майору.

Лейтенант вышел из-за куста и пошел навстречу женщине. Она вывернула из-за кустарника, но впервые не вздрогнула при его появлении. Остановилась и посмотрела с улыбкой. Улыбка застыла на красивых губах, когда она взглянула ему в лицо:

— Алеша… Ну надо же, я всегда думала, что глаза у тебя синие, а они серые с дымкой. Красиво… — Приблизилась почти вплотную: — Извини, но я не знаю, что со мной происходит… Почему ты такой красивый сегодня?.. — С минуту глядела в лицо, а потом как-то странно сказала: — Леша, кажется, я ошибку совершила…

Калинин тяжело дышал и с трудом сдерживался, чтоб не обнять ее. Слова подполковника о том, что все может рухнуть, сдерживали. Хрипло сказал:

— Свет, я тебе нравлюсь?

Она потупилась и покраснела:

— Ты знаешь, да… Господи, почему ты раньше не говорил вот так? Поздно, как жаль, что поздно! — Она вдруг вплотную подошла к нему и воскликнула: — Лешенька, что же я наделала? Я же тебя люблю, а не Женьку! И я жду ребенка, Леша!

Он глядел ей в глаза и видел лишь испуг. Хрипло сказал:

— Ребенок мой, Света! Я буду любить его, как тебя! Я заберу тебя у майора и мы будем счастливы, вот увидишь.

Молодая женщина ласково дотронулась до его груди ладонью. Притронулась к плечу. Растерянно поглядела в лицо. Погладила по щеке и горячо прошептала:

— Давай сегодня встретимся? Я не могу без тебя! — Раздраженно добавила: — Рязановский на этот дурацкий спектакль собирается. Я уже сказала, что не пойду.

Лейтенант прохрипел, удерживая за спиной трясущиеся руки и сцепив пальцы так, что они посинели:

— Где и когда?

Света торопливо и нервно огляделась, и вдруг прижалась к его груди. Приникла головой к плечу, обняв за пояс. Подняла голову. Вновь заглянула в глаза. Провела ладонью по щеке, торопливо выдохнув:

— В семь в клубе у черного хода! У меня ключ от него. Там за кулисами есть местечко. Мы когда к выступлению в прошлый раз готовились, я видела. В квартире нельзя, муж может вернуться. Господи, что со мной?..

Она вдруг оттолкнула лейтенанта и кинулась к магазину. Он радостно вздохнул и отправился в общежитие, но потом передумал и рванул в поселок. Время устраивало его, как нельзя лучше. Как раз проходило три опасных часа…

Закупив продукты, Светлана направилась домой. На случай, если лейтенант наблюдает, она шла и мечтательно улыбалась. Евгений отпросился у подполковника Уфимцева чуть раньше и выскочил ей навстречу в коридор. В общежитии почти никого не было. Муж сразу спросил:

— Ну, как?

Жена рассмеялась:

— Женя, он действительно на мне помешался. Ничего не видит, не замечает, даже думать не может нормально.

— Иван где?

— В штабе у командира сидит. В шесть девчонки будут в клубе. Проверят все еще раз и подготовятся. Все приятели Лешки и офицеры, кто в курсе его мании, соберутся к половине седьмого. Савицкий уже с каждым поговорил, чтоб собрались. Только не сказал, что произойдет. Предупредил, чтоб ему не говорили. Никого лишнего солдаты в зал не пустят. Ключ от черного хода у меня. Савицкий уже распорядился. Начальник клуба страшно заинтригован происходящим, но ему сказали, что будет просто подготовка к интереснейшему шоу и его присутствие не желательно, чтоб эффект не пропал. Очень надеюсь, что Калинин все же придет в себя после этого розыгрыша.

Рязановский прижал жену и спросил, утыкаясь лицом в волосы:

— Свет, а что ты чувствовала, когда прижалась к нему?

Она подняла голову. Посмотрела в бледное лицо супруга и улыбнулась:

— Ничего. Что можно чувствовать, например, к стене? Не ревнуй, дурачок! Ты у меня самый лучший!

Светлана поцеловала мужа в нос, направляясь на кухню, чтоб приготовить ужин для двоих. Рязановский направился следом, чтоб помочь. Они поступали так с первого дня совместной жизни. Все делали вместе… 

С шести до половины седьмого в клубе начали собираться офицеры и девчонки. Все проскальзывали через центральный вход по-тихому, как приказал Савицкий, стараясь не попасться на глаза Калинину. У двери пока никого не было. Пробирались за домами, обходили клуб и даже подбирались со стороны забора. В общем, выполняли приказ, хотя ничего не понимали в происходящем.

Командир и приехавший подполковник находились внутри. Рязановский пришел последним, почти в семь. Спрятался за кулисами справа и о его присутствии никто не догадывался. Точной концовки этого спектакля никто из присутствуюих не знал. Собралось почти тридцать человек. Полковник строго повторил:

— Полная тишина в зале, чтобы не услышали, пока не загорится свет. Всем все ясно? Вас в клубе нет! Нарушившему мой приказ потом придется иметь очень серьезный разговор со мной. Запомнили?

Офицеры пожали плечами. Никто из них не был введен в курс дела. Зато девчонкам повторять дважды не требовалось. Они хотели помочь подружке во что бы-то ни стало. Полковник исчез со сцены и затаился за длинным отдернутым занавесом вместе с подполковником. Свет выключили и внутри клуба наступил кромешный мрак. Светлым был лишь холл. Офицеры сидели застывшими мумиями в креслах. Лидка и Нинка застыли на табуретках у выключенных прожекторов под потолком.

Светлана переоделась в роскошное, привезенное братом мужа, платье. Натянула изящные туфельки на каблучке, хотя, в ее положении, ходить в такой обуви было уже тяжеловато, но она решила потерпеть. Тщательно подкрасилась. Сбрызнулась духами у зеркала и направилась к клубу.

Дежурная удивленно поглядела на ее наряд, хотела спросить, где она купила такую прелесть, но остановить не успела. Молодая женщина уже выскользнула за дверь. Рязановская торопливо прошла по аллее в сторону магазина. Никого не встретив, быстро повернула за угол и скрываясь за кустами, направилась к черному ходу клуба.

Калинин уже был там. Он не успел переодеться, зато держал в руках букет из алых роз. Увидев бегущую Светлану, кинулся к ней навстречу, восхищенно глядя на чудный наряд. Она напоминала ему сейчас Наташу Ростову. Протянул цветы. Света радостно улыбнулась, прижимая розы к груди и из-за них глядя на лейтенанта:

— Спасибо! Какие красивые! Как я выгляжу? Специально для тебя одела. Купила еще два месяца назад. Нравится?

Она повернулась на каблучках. Платье закружилось вместе с ней. Он хотел прижать Светлану к себе, но женщина испуганно отпрянула и оглянулась:

— Увидят и мужу скажут прямо сейчас. Он зачем-то в часть пошел.

Достала ключ из сумочки и открыла дверь. Лейтенант спросил:

— Откуда у тебя ключ?

— Мы же выступаем часто! Чтоб каждый раз начальника не ждать, с его разрешения дубликат сделали. Я же пою. Проходи… — Заперла дверь изнутри. В полной темноте шепнула: — Давай руку, ты здесь ничего не знаешь, а я с закрытыми глазами найду…

Калинин потянул ее к себе и она легко приникла к его груди. Обвила руками шею, прижимаясь всем телом, словно в дикой страсти. Дала себя поцеловать и даже ответила на страстный поцелуй. Тяжело дыша, сказала:

— У нас мало времени, Лешенька…

И он отпустил женщину. Держась за ее руку, в полной темноте, шагал следом. Спросил:

— Включить свет нельзя? Ни черта же не видно…

Она тихонько рассмеялась:

— А если начклуба появится? Сегодня все же встреча. В темноте мы можем исчезнуть и он не увидит, а вот включенный свет его насторожит. Капотин всегда все тщательно проверяет, прежде, чем уйти. Не бойся, не запнешься. Я же с тобой…

Слегка пожала его ладонь и у лейтенанта душа замерла от восторга — через несколько минут Светлана станет его! Она вела его какими-то запутанными коридорами, постоянно поворачивала и постоянно нежным шепотом просила:

— Осторожно, голову нагни, тут декорации нависли… Не ударься плечом, тут доски… А вот здесь труба…

Он подчинялся ее командам и улыбался. Наконец Света вывела его к кровати. Тихо сказала, словно в смущении:

— Лешенька, здесь кровать… — Помялась: — Я хочу спросить… Ты не бросишь меня после того, что произойдет сейчас?

Он горячо воскликнул:

— Ты что, Свет! Да ты для меня самая желанная! Мы поженимся…

Она прошептала в темноте:

— Разденься сам, мне в моем положении не стоит волноваться. Я боюсь сойти с ума сейчас… И я разденусь…

В темноте раздавалось шуршание одежды, легкие шаги. Легонько скрипнул матрас. Калинин, торопливо освободившись от одежды, прилег на кровать. Пошарив руками, понял, что кровать очень широкая и прошептал:

— Иди сюда…

Ему ответил странный полухриплый голос:

— Иду, милый…

Лейтенант не сразу врубился в ситуацию, еще немного подвинулся и замер, услышав дыхание совсем рядом. Протянул руки в темноте и, к собственному ужасу, наткнулся на широкую крепкую мужскую грудь. Отдернул ладони и громко спросил:

— Кто это?

Сбоку раздался голос командира, который в этот момент сделался по интонации похожим на голос Якубовича в «Поле чудес»:

— Свет в студии!!!

Оба прожектора зажглись мгновенно. Весь их свет был направлен на кровать. Там лежал совершенно голый Калинин. Рядом, скрестив руки на груди, удобно устроился майор Рязановский в шнурованных ботинках, брюках и с голым торсом. Он спокойно смотрел в зал. В углу сцены, повернувшись к ним спиной, стояла Светлана в роскошном платье с атласной ленточкой под грудью и распущенными волосами. Она напоминала Офелию.

Задней спинки у кровати не было и присутствующим в зале все было прекрасно видно. Зал онемел и молчал. Зато сверху донесся дикий хохот. Это смеялась Лидка, угорая у прожектора. Сверху ей было видно все еще лучше! Вид у лейтенанта был еще тот! На лице застыла такая «непонятка», что можно было умереть от смеха. Евгений повернул голову, посмотрел на застывшего соперника и на полном серьезе спросил:

— Ну, что, любовью будем заниматься? Ты смотрю, уже готов…

Ошарашенный произошедшим Леша только в этот момент торопливо натянул на себя простыню и сел на широченной кровати. Он увидел в освещенном зале всех своих приятелей и девчонок-подружек Светланы. В его голову только в этот момент пришла догадка, что все было игрой.

Из-за кулис справа вышел подполковник Рустамов, почему-то в гражданском, отлично сшитом, костюме. Если бы на Калинине были хотя бы трусы, он бы кинулся на этого «светилу парапсихологии» и задушил. Яростно посмотрел на «коллегу». Тот взглянул на него и широко улыбнулся, повернувшись в сторону затемненного зала. Хорошо поставленым голосом объявил:

— Немая сцена!

Зрители в зале наконец-то пришли в себя от потрясения и захохотали. Девчонки отворачивались в сторону и смахивали слезы с глаз пальчиками. Слева вышел полковник Савицкий. Концовка спектакля его сильно позабавила. Он даже не сразу смог выползти на сцену, так как беззвучно хохотал, уткнувшись в пыльную кулису. Широко взмахнув рукой, с улыбкой представил подполковника:

— Позвольте представить всем присутствующим народного артиста из Псковского драматического театра Ивана Рязановского, двоюродного брата Евгения Рязановского! Этот спектакль мы вынуждены были сыграть, чтоб раз и навсегда отучить лейтенанта Калинина приставать к чужим женам. Надеюсь, что он понял — в следующий раз мы выставим его голым перед всем городком!

Евгений Рязановский встал с постели и шутливо откланялся перед публикой. Натянул сброшенную тельняшку и куртку на широкие плечи. Собрал скинутую лейтенантом одежду и бросил на кровать:

— Оденься. Бить тебя я не собираюсь. Ты против меня салага… — Посмотрел на все еще отвернувшуюся жену: — Свет, иди сюда! Ты здорово сыграла! — Подвел жену к брату и улыбаясь спросил: — Ну, что, Вань, скажешь? Хороша девчонка у меня?

Рязановский-актер склонился над рукой молодой женщины:

— Вы прирожденная актриса и могли бы блистать на подмостках!

Посрамленный лейтенант, прикрывшись простыней, торопливо натягивал брюки. Вся его любовь к Светлане в этот момент сошла на нет. Он вдруг увидел себя со стороны, почему-то с длиннющими, словно у осла, ушами. Женщина бессовестно посмеялась над ним. Мало того, свидетелями позора были его дружки! Алексей кипел от злости на них и думал: «Даже не предупредили! Друзья называется!». Он встал, собираясь натянуть майку и куртку. Майор обернулся и спросил жену:

— Свет, мое тело лучше или его?

Рязановская покраснела, но сумела переломить себя и оценивающе посмотрела на грудь лейтенанта. Потом прижалась к мужу:

— Твое! — Посмотрела на лейтенанта еще раз и сказала: — Леша, ты не обижайся. Мы вынуждены были так поступить. Ты ничего не желал слушать. Те, кто сидят в зале, не расскажут о том, что произошло сейчас, но ко мне больше не подходи. Я люблю Женю…

Иван Рязановский посмотрел на влюбленных, на торопливо убегающего со сцены лейтенанта и сказал в зал:

— Спектакль окончен! Честно говоря, это был самый лучший спектакль в моей жизни! Я обязательно напишу пьесу по этой истории и мы сыграем ее в театре…

ЛИДКИНЫ ХЛОПОТЫ

            С недавних пор Карпуша превратилась в сваху. У нее оказался наметанный глаз, кто и кому в части нравится, да не решается подойти друг к другу. Лидка подстраивала ситуацию, чтоб влюбленные оказались один на один.

Однажды даже заперла стеснительного старшего лейтенанта и компьютерщицу на пару часиков в кладовой. Когда отперла дверь, извинившись, что не заметила их, (хотя, как можно не заметить людей в полупустом помещении?), они уже выяснили отношения и выглядели счастливыми. После вынужденного сидения в полутемной кладовке парочка начала встречаться и вскоре подала заявление в ЗАГС.

За год, со дня появления девичьего взвода в части, Лидка умудрилась выдать замуж четырех девчонок. Мужской контингент части долгое время о матримониальных целях Лидии не знал, зато девчонки все свои тайны тащили ей, в надежде, что она сумеет подстроить встречу с предметом страсти. Карпуша оправдывала ожидания, но в последнее время что-то все чаще случались обломы. Девчонки, едва встретившись с «предметом», разбегались. Их оставалось еще восемь, в том числе и она сама.    

Ситуация с каждым разом усложнялась. Очень многие офицеры, что нравились подружкам, были не свободны и Лидка отказывалась «создавать сцену», а не занятые ребята, обращавшие внимание на них, им не нравились. Сама Карпуша взгляда вроде бы еще ни на ком не остановила, силясь подобрать пары для девчонок. Не смотря на то, что была по возрасту старше всех, она замуж не торопилась. А когда девчонки, которым она расхваливала кандидата в женихи, обиженно говорили:

            — Вот сама за этого козла и выходи!

            Отвечала:

            — Вначале всех вас пристрою, а потом и сама не промедлю. Слово даю!

            И все равно Лидкиными стараниями вскоре еще две девчонки выскочили замуж и именно за тех, кого до этого называли «козлами». Причем вышли по любви. «Козлы» оказались упертыми и не взирая на начальное сопротивление девчонок, сумели найти «тропинки» к их сердцам. Это всем бросилось в глаза.

Оставшиеся пять девчонок притихли и решили повнимательнее приглядеться к тем парням, которых Карпуша прочила им в женихи, а не откидывать после первого свидания. Выбор ребят в части был не таким и маленьким, но, любовь и ревность, как говорится, ходят рука об руку… Вот тут у Лидии и начались неприятности…

            Для начала Вера Григорьева подралась на танцах с Ниной Мироновой из-за капитана Морозова. Драка произошла вопреки всем заботам свахи. Нинка и Верка уже по паре раз встречались с «сужеными», которых Лидия им предназначила. Она собиралась выдать Нинку за прапорщика Уткина, который давно уже ласково поглядывал в сторону пухленькой девчушки, а Веру планировала окончательно свести с капитаном. Естественно, ребята ничего об этом не знали.

Блондинистый Морозов невольно умудрился столкнуть девчонок лбами, флиртуя на танцах с обоими. У него в тот вечер было отличное настроение. Этот прохиндей даже приглашал их на медленные танцы по очереди, осыпая комплиментами и ту и другую. Он не хотел, чтоб и Ниночка скучала, но Григорьевой ничего не объяснил. Уткина в тот день на танцах не было. Он, как на зло, заступил в наряд и это невольно дало Нинке повод поглядеть по сторонам. Не лезущий за словом в карман капитан, в отличие от молчаливого прапорщика, ей тоже приглянулся. Вера сразу заметила.

Девчонки уже после третьего танца начали ревниво поглядывать друг на друга и как в сказке «Золушка» подсчитывали ласковые слова капитана и его взгляды. Карпуша, невольно оказавшаяся в роли «мачехи» и танцующая в объятиях Паши Уфимцева, собственного начальника, в этот вечер «сбежавшего от жены», ничего не видела. Они болтали с подполковником о смене графика дежурств в отделе. Когда она опомнилась, было поздно. Толпа уже обступила двух «боксеров».

Нинка и Верка стояли напротив друг друга, словно разъяренные кошки. Глаза у обоих сверкали не добрыми огнями. Лидка кинулась к подругам, но опоздала. Пухленькая Ниночка звезданула рослой Вере в глаз. Та в долгу не осталась, заехав маленькой подружке по затылку, когда та размахивалась во второй раз. Удар получился сильным. Миронова,  взбрыкнув ногами, упала точно на руки Лидке. Увидев перед собой «сваху», рявкнула, решительно вырываясь из ее рук:

            — Это ты виновата! Почему ты решила выдать Верку за капитана, а не меня?

            Толпа молчала, ожидая продолжения. У стоявшего рядом Коли Морозова, до этого пытавшегося растащить девчонок, по лицу пошли пятна. Он понял, что все не просто так. Между тем, ревущая Вера, прикрывшая подбитый глаз рукой, тоже решила высказаться:

            — Лидка мне первой предложила приударить за Колей! И мы даже два вечера гуляли, а ты, коротышка, влезла сегодня! Уткин не пришел, так ты на моего нацелилась! Не выйдет! Грудью встану, но не отдам!

            Вокруг поднялся хохот. Грудь у Верки была не такой уж большой по сравнению с телом, зато у Мироновой она была солидной и пышной. Все теперь смотрели на ошеломленное новостью лицо капитана и хохотали. Морозов опомнился и поспешил исчезнуть с танцев, уничтожающе взглянув на Карпович. Сваха попыталась примирить девчонок:

            — Девочки, девочки, ну мы же всегда мирно жили. Пошли в общагу и поговорим…

            Нинка и Верка оттолкнули ее руки и исчезли в разных направлениях. Лидия посмотрела в спины девчонок, потом на смеявшуюся толпу и направилась к общежитию. Ее догнал Павел Уфимцев. Посмеиваясь, пошел рядом. Потом спросил:

— Лид, так ты серьезно хотела свести Морозова с Григорьевой? Он же, по нашим наблюдениям, убежденный холостяк!

Карпович поняла, что все тайное стало явным и кивнула:

— Серьезно. Знаю я его высказывания. Слышала. Только не такой уж он непробиваемый и убежденный, больше хорохорится. Думаешь, почему шесть девчонок вышли замуж? Я постаралась. Вот подумай сам, разве этот недотепа Игорь Нефедов подошел бы к Ленке Зориной? Ни в жисть! Мне их в подсобке нашей пришлось запереть. С этого их отношения начались, а то так бы и ходили до сих пор, косясь друг на друга и краснея. Да и Светку я нарочно к Рязановскому на коленки столкнула…

Подполковник сам попросил ее во время танца, чтоб вне службы звала на «ты».  Уфимцев хохотнул:

— Дела-а-а! А сама себе кого планируешь? Надеюсь, не командира? — Поднял обе руки вверх, когда девушка разозленно обернулась: — Между нами!

Лидия вздохнула:

— Пока никого. Вот их выдам и присматриваться начну. — Посмотрела на хохочущего начальника и остановилась: — Смешно, да? А думаешь мне вот сейчас легко? Девки мне сегодня истерику устроят прямо ночью! Хорошо, если не поколотят! Видишь, уже до драки дошло… — Она вздохнула еще тяжелее: — А мужики завтра попытаются разобраться… И что мне им сказать? Что я хочу счастливые семьи создать и уже создала?

Павел резко прекратил смех после этой ее отповеди и посерьезнел:

— Ты их к Нефедовым и Рязановским отправь на консультацию. Пусть Игорь с Женькой сами объяснят мужикам, дело ты делаешь или глупостью занимаешься.

Она вздохнула:

— Но Верка с Нинкой подрались, да и Коля мне не простит сегодняшнего. На всю площадку невольно осрамила парня. Ведь он и сам мог подобрать невесту…

Начальник улыбнулся:

— С Морозовым я поговорю, но как с девчонками быть, просто не знаю…

Лидия вдруг спохватилась:

— Слушай, Паш, а ты чего это сегодня на танцы пришел и сейчас домой не идешь? Ты до этого ни разу в поселке не появлялся. Что-то не верю я, что сбежал из-за ссоры…

Подполковник вздохнул. Зацепил взглядом скамейку под липами и предложил:

— Давай присядем?.. — Уселся на скамейку, наклонившись вперед и устроив локти на коленях: — Раз уж ты сваха, то поймешь. Только никому! — Лидия кивнула и он продолжил: — Загуляла моя. Разводиться собираемся. Никто пока не знает. Я скоро к вам в общежитие перейду. Через три дня все будут в курсе. В общем, как в анекдоте — муж пришел не вовремя…

Карпович дотронулась до мужской руки:

— Паш, ты ее любишь?

Он покачал головой:

— После того, что я увидел, все чувства улетели. Он и сейчас у нее. Я плюнул на все — будь что будет! Вот почему не спешу. Сказала, чтоб раньше двенадцати не появлялся. Сейчас одиннадцати нет. Вот тебя провожу, с Николаем побеседую и пивка еще успею попить…

Она перебила

— Как же дети?

Уфимцев горько усмехнулся:

— А что дети? В соседней комнате спят, пока они валандаются в спальне. Малы они еще, чтоб понимать. Мамаша и этот ее… деток подарками закидали! Мне заявили, что в моих копейках не нуждаются. Я же такое позволить себе не могу, не новый русский… Вот видишь, как получается? И женился поздно и жизни нет…

Лидка вдруг обхватила подполковника за плечи, заставила распрямиться и прижала к своему плечу его голову. Провела ладонью по коротеньким волосам на висках. Приподняла его лицо, окидывая горящим взглядом. Он удивленно дернулся в ее крепких руках, пытаясь отстраниться:

— Да не надо меня жалеть, Лид…

Но она уже беспорядочно целовала его лицо, шею, волосы. Гладила ладонями плечи и широкую спину. Шептала как в бреду:

— Ты мой будешь и только мой! Я тебя с того самого дня люблю, как увидела первый раз. Ты сидел за столом в кабинете весь освещенный солнцем и над волосами словно нимб сиял. Я никогда бы не сказала и не открылась, если бы не этот разговор…

Уфимцев ошалело пробормотал:

— Лидка, ты что говоришь? Ведь мне сорок четыре. Наполовину старше тебя. Командир не…

Ее губы не дали договорить. Карпович понимала, что подполковник смущен разницей в возрасте и не давала ему опомниться. Крепко обхватила руками за шею, не давая отстраниться и заговорить. Впилась в губы мужчины и целовала, целовала, целовала до стука в висках… Лидка хотела сейчас счастья только для себя. Она забыла про девчонок в эти минуты.

Отпустив губы, взяла за руку и молча потянула за собой. Он, не понимая, шел. Девушка тянула его на территорию части. Проскользнула под воротами. Павел аж затылок почесал от такого «приключения». Он даже не представлял, что когда-нибудь ему придется проникать на территорию родной части, как диверсанту. На КПП стояла темнота. Подполковник посмотрел на стоявшую с другой стороны девушку и легко проскочил внутрь.

Карпуша утянула мужчину к коровнику, который из-за ночной духоты перестали запирать. Ворота стояли нараспашку. Таща за руку, заставила Уфимцева подняться с собой по шаткой лестнице на сеновал, наполовину заполненный свежим сеном. Молча потянула на душистую постель.

Павел пытался остановить, как ему казалось, безумие и пытался сопротивляться, что-то говорил, но не преуспел, поддавшись через минуту нежно обвивавшим его шею рукам, ласковому шепоту и молодому сильному и такому податливому телу под ладонями. Коровы мирно пережевывали жвачку и вздыхали, слушая звуки поцелуев и ласковый шепот двоих посреди июньской короткой ночи…

ТО ГРЯЗЬ, ТО ПОДКОВА

            Начальник подсобного хозяйства жить не мог без приключений. И все из-за неугомонного характера! Как всех офицеров и прапорщиков, его порой ставили в партрулирование по военному городку. Если для многих это слоняние по улице было бедой, то для него счастьем. Он из любой мелочи мог сделать историю, так как был наблюдателен от природы. Но в этот день, как на грех, вообще ничего не произошло, кроме, пожалуй, весьма неприятного для прапорщика момента. Два солдата в патруле хохотали, как сумасшедшие, а Васину пришлось идти домой… 

После обеда прошел сильнейший ливень и патрулю пришлось прятаться на детской площадке в игрушечных домиках возле одного из панельных домов. Дом подходил вплотную к рынку. Ливень шел больше часа. Молнии сверкали почти без перерыва, а гром был похож на раскаты канонады от целого артполка. Прапорщик смотрел в крошечное окошечко, наблюдая за прыгающими по лужам людьми и радовался, что он сухой. Кто-то из многочисленных покупателей рынка прикрывался жалкой размокшей газетой, кто-то пакетом, но большинство бежало так. В такой ливень даже зонт был бесполезен.

            Земля за этот час размокла и у въезда на рынок образовалась огромная грязная лужа, которая теперь могла высохнуть лишь в большую жару. Всем в городке было известно, что в этом месте к поверхности почвы вплотную прилегает слой глины и вода из-за этого застаивается. Порой даже зеленела и неприятно пахла. Сколько не прокапывали солдаты канаву для стока, она через несколько дней заплывала новым маслянисто-блестящим или каменисто-матовым слоем глины.

Наконец дождь прошел. Умытая природа вздохнула от жары и засияла бриллиантами воды на листьях, цветах и траве. Даже асфальт стал казаться отмытым, словно пол у хорошей хозяйки. Васин не спешил. Подождал, когда вода немного скаплет с деревьев, а уж только потом лениво скомандовал солдатам:

— Мужики, хорош ночевать! Пора по городку прогуляться…

Выбрались из домиков, направляясь пройти мимо рынка. И только начали подходить, как с рынка выехал РАФик. Шофер по всей видимости был не опытным и не знал коварства данной водной преграды. Его никто не успел остановить. Он въехал прямо в лужу. Передние колеса коротконогого микроавтобуса как-то умудрились проскочить, но вот задние мгновенно застряли в глине и проворачивались на одном месте, выкидывая огромные комья грязи. Васин посочувствовал выглянувшему из кабины парню:

— Что, бедолага, первый раз у нас? В эту лужу во время дождя даже КАМАЗы стараются не въезжать. Через другие ворота надо было ехать. Теперь тебе надо именно КАМАЗ ловить, чтоб вылезти.

Поблизости, как назло, не было не то что КАМАЗа, а даже УАЗика. Несчастный водитель, с горячки, выскочил из машины не глядя, чтоб посмотреть на несчастье и ухнулся в воду почти до колена. Посмотрел на ноги. Выбрел на сухую поверхность, уже не обращая внимания на грязь и едва не заплакал, поглядев на полностью увязшие задние колеса и часть кузова, скрывшийся под грязной водой. Встал рядом с прапорщиком:

— И что мне теперь делать в вашем закрытом военном городке? Где грузовик ловить? На трассу идти? Я бы сходил, да ведь сюда посторонний грузовик не пустят. Я и так опоздал из-за ливня! Ох и влетит теперь от хозяина!

Васин все же был мужиком добрым. Посмотрев на расстроенное лицо молодого парня, сказал оглядевшись по сторонам:

— Погоди горевать! — Скомандовал солдатам: — Возле этих домиков несколько кольев валялось. Тащите. Помочь надо человеку…

Солдаты «прочувствовали» горе водилы и рванули к детской площадке. Через пару минут появились с шестью более чем двухметровыми кольями. Васин скомандовал:

— Вот что, парень… Садись за руль и давай потихоньку, а мы попытаемся колья поглубже под колеса втолкнуть. Авось вытолкнем твою бандуру… У меня такое было однажды. Вручную вытолкали грузовик!

И все было бы нормально, если бы не любопытство. РАФик сдвинулся с места и начал выбираться из липкой грязи. Оставалось проползти всего с метр и подталкивать авто уже не требовалось, но прапорщику в этот миг стукнула в голову мысль. Он наклонился, чтоб посмотреть, как идут дела. Шофер как раз газанул и рывком вырвался из лужи окончательно. Зато из-под задних колес вылетел фонтан густой глины, словно тестом, облепив лицо Васина. Под грязью исчез даже нос. С козырька фуражки свисал раскисший обрывок коробки.

Солдаты не просто остолбенели, они присели, какое-то время не в силах даже захохотать. Между тем, с того места, где находился нос, на землю грохнулся приличный комок. Вот тут рядовые заржали на весь рынок!

У лужи начал собираться народ. Прапорщик пришел в себя от потрясения. Поднял руки и пальцами, одновременно, провел по глазам, а затем по рту, чтоб отдышаться. Солдаты едва не катались по мокрому асфальту. Между тем водила вообразил, что кого-то задавил и вылетел из кабины. Посмотрел на обоих скорчившихся парней, у которых уже колики в животах начались и испуганно прохрипел:

— Прапорщик под колесо попал, да?

Ответом ему был истерический хохот солдат. Шофер рванул к задним колесам. Выглянул из-за кузова. Увидев облепленное глиной лицо, сполз по боку машины прямо в лужу. Глядя на прапорщика, у которого торчали из грязи лишь белки глаз и зубы, он никак не мог остановить дикий хохот. Вокруг собралась приличная толпа. Васина многие узнали лишь по брюшку и фигуре. Коля хлопал глазами, озираясь вокруг, а все хохотали, глядя на него. Давали советы, где лучше помыться и в какой луже поблизости вода почище. Хозяйственник поглядел на шофера:

— Выбрался? Счастливо тебе. Уезжай… — Поглядел на солдат и сказал: — Направление ко мне домой. Переодеться надо…

Но переодеваться не пришлось. Фактически вся форма осталась чистой. Отдельные брызги грязи по дороге подсохли и их Васин смахнул щеткой, даже не снимая формы. Серьезно «пострадали» лишь лицо и фуражка. Николай тщательно умылся в ванной. Прополоскал кепку и влажной одел на голову. Поглядев на дергавшиеся лица солдат в коридоре, сказал:

— Ну и чего ржете? Глина для кожи даже полезна! У меня жена вон маски из глины каждую неделю делает…

Парни вылетели из квартиры, едва не падая от смеха. До самого вечера больше ничего не произошло и Васин успокоился. Спокойно и важно шагал по улице, внимательно разглядывая встречных солдат. Уже по тому, что никто из них не стремился прятаться, прапорщик понимал, что все они имеют разрешение на посещение того или иного места. Чаще всего военторговского магазина. Отвечал на приветствия и спокойно шагал дальше, не спрашивая документы.

Часов около десяти решили обойти территорию еще раз и отправляться в казарму. Команда отбой для солдат звучала ровно в десять, но ходившим в патруле разрешалось задержаться. Не спеша прошли по затихавшему ближе к ночи городку. Из окон домов лился свет от телевизоров. Через затянутые сеткой форточки доносились обрывки фраз. Васин несколько раз встречался с прогуливающимися знакомыми. Днем было слишком жарко, а вечером наступала пусть душная, но прохлада. Перекидывался парой-тройкой слов и шествовал дальше.

Время подходило к одиннадцати. Тропа проходила мимо бетонного забора. С обоих сторон торчали липы и густые кусты. Впереди что-то мелькнуло. Прапорщик устремился к этой тени с криком:

— Стоять!

Он вообразил, что кто-то из солдат устремился в самоволку и решил во что бы то ни стало поймать нарушителя. Но не тут-то было! Самовольщик оказался явно тертым калачом. Вместо того, чтобы припустить во все лопатки по дорожке, где его вскоре могли «прихлопнуть» у КПП, он лихо подскочил вверх. К искреннему удивлению прапорщика,  ухватившись за край высоченной бетонной плиты подтянулся и почти что перемахнул через забор, когда добежавший Васин вцепился ему в ногу. Он не видел, кто это был. Но солдат вдруг со всей мочи въехал ему каблуком в лоб.

Прапорщик выпустил нарушителя и с глухим стоном опустился на землю. Самовольщик благополучно исчез на другой стороне. Послышалось лишь его приземление. Следовать за ним Васин не мог по физическим возможностям. С его брюшком перелезть через почти трехметровый забор было равносильно подвигу. Он подивился возможностям сбежавшего. Вскочил с полупросохшей тропинки и теперь смотрел вверх, словно надеялся, что нарушитель дисциплины вернется сам.

Один из солдат, не очень-то стремившихся поймать сослуживца, так как он мог оказаться из их роты и тогда всем могло влететь, подошел к начальнику и посветил ему в лицо. Присвистнул, обернувшись к дружку:

— Глянь! Вот это отпечаток! У нас таких нет во всей части!

Васина их слова заинтересовали и он спросил:

— Что у меня на лбу?

Ответ выбил его из состояния боли. Коля притронулся обоими руками к пострадавшему месту, ощупывая уже заметную выпуклость. Сулин на полном серьезе сказал:

— Отпечаток уменьшенного конского копыта, даже гвоздики с шипами выведены. Умелец делал. У нас в деревне не каждый кузнец так может. С такой подковкой никакой лед не страшен. Долго след носить будете…

Васин сорвал с липы пучок прохладных листьев, прижал ко лбу и припустил к казарме во всю прыть. Солдаты еле поспевали за ним. По дороге прапорщик бормотал сквозь тяжелое дыхание:

— Ну я ему покажу! Сейчас все равно найду, кто в самоволке…

Перво-наперво он подлетел к зеркалу и ахнул: на лбу действительно виднелся четкий след от удара маленьким конским копытом. Багрово-синий бугор сильно выпирал изо лба. Прапорщик заметил веселые взгляды солдат, но ничего не сказал, понимая, что они-то не виноваты, что у него сегодня целый день одни неприятности вместо веселья.

Все солдаты были на месте. Прапорщик осмотрел койки еще раз, приподнимая одеяла и уже считая по ногам. Потом принялся за сапоги. Сапогов было столько, сколько и парней. Тогда он начал осматривать каблуки. Большая часть была подбита обычными подковками, остальные вообще не подбиты. Похожей подковки, что красовалась сейчас на его лбу не было! Васин отпустил солдат спать, а сам ушел в каптерку. Долго разглядывал отпечаток в маленьком зеркале. Даже нарисовал на бумажке. Вспомнил, что в казарме нет повара. Зло сказав:

— Все равно я тебя поймаю!

Он рванул в столовую. Заглянул в кухню через освещенное окно. Парень в серой заляпанной куртке и шлепанцах на босу ногу спокойно рубил говяжьи кости. Тут же промывал под краном и кидал в огромный котел на плите. Рядом, на металлическом столе, громоздилась гора свежепорезанной капусты и пара огромных глубоких противней.

Прапорщик понял, что на следующее утро солдатам дадут на завтрак жареную капусту. Ее любили больше, чем солянку. Даже «деды» не отказывались. Заходить в столовую не стал, поняв, что это не повар лягнул его копытом. Покрутил головой, раздумывая. Затем решил отправляться домой отдыхать. Что-то толкнуло пройти той же тропой.

Он включил фонарик и принялся разглядывать тропинку. После дождя каждый отпечаток на ней выделялся четко. Он нашел сразу несколько отпечатков каблука с подковкой. Прошел чуть дальше в сторону КПП и наткнулся на отпечатки женских туфелек на каблучке в кустах. Оба следа здесь находились вплотную друг к другу. Женский след был чуть размытым. Словно женщина скользила. До прапорщика дошло, что оставившие след целовались в кустах. След с подковкой, как ни странно был не большим, не больше сорок первого размера, хотя в полумраке хозяин отпечатков показался Васину крупным.

Подсвечивая фонариком, он прошел от забора до КПП дважды, надеясь обнаружить еще что-нибудь. Обнаружил лишь, что след подковок и след туфелек вдруг резко расходится в разные стороны. След женских ножек вел к другой стороне тропинки и терялся в траве. Видимо женщина бросилась между лип к дороге прямо по траве.

Прапорщик снова прошел до КПП. Внутри маленького кирпичного домика у ворот стояла тишина. Сержант заперся, едва Васин прошел и теперь спокойно отдыхал. Дальше шел асфальт и след терялся. Прапорщик кое-как протиснулся под воротами со своим брюшком и вновь оказался на территории. Его терзала обида и любопытство, кто же его так отметил?

Посветил фонариком с другой стороны в разных направлениях и вдруг увидел след на узкой песчаной полоске у поребрика. Он шел от штаба. Нашел еще один отпечаток.  Свет внутри дежурной части не горел, видимо капитан Горелов лег спать. Будить его не хотелось. Прапорщик почесал затылок и решил утром спросить дежурного, кто выходил из штаба последним. С этими мыслями он отправился домой, чтоб отдохнуть. Вновь пришлось протискиваться под воротами.

Жена не спала. Смотрела какой-то фильм по телевизору. Он как раз заканчивался когда Васин влез в дом. Успел бросить кепку на полку и стащить берцы, когда Юлия вышла в коридор. Посмотрела на мужа и не смотря на глухую ночь, расхохоталась:

— Неужели Терезу подковал и тут же лбом опробовал, хорошо ли прибил подкову?

Николай укоризненно посмотрел на жену. Ему было не до смеха. Повесил китель на вешалку, оставшись в тельняшке:

— Да это мне кто-то из самовольщиков въехал. Я его за ногу, а он меня в лоб…

Жена снова расхохоталась:

— Копытом! Не смеши! В коровнике лошадь появилась, да? Откуда ты ее приволок? Снова бродячая? Животновод…

Васин раздраженно взмахнул руками и направился на кухню:

— Да правду я говорю! Это даже солдаты, со мной в патруле бывшие, могут подтвердить. При них получил…

Юля положила его любимую жареную картошку с мясом. Выставила салат из помидор. Присела напротив, разглядывая разукрашенный лоб супруга уже без смеха. Потом протянула руку и осторожно притронулась к выпуклости:

— Как бы это украшение конское у тебя на всю жизнь не осталось на лбу… А подковка оригинальная! Где-то я такой отпечаток видела…

Николай насторожился:

— Юль, вспомни! Я этому гаду башку оторву!

Но сколько жена не вспоминала, вспомнить не смогла.

Утром Васин отправился на работу на полчаса раньше. Лоб заклеил, по совету жены, тремя пластырями под цвет кожи. Подкова за ночь проявилась еще четче и прапорщик понял, что над ним весь день станут смеяться. Направился прямо в штаб. Горелов был на месте и что-то читал. Рядом на стуле сидел солдат-посыльный и поглядывал в окно. Капитан поднял голову и внимательно посмотрел на него. Николай попросил:

— Костя, поговорить бы. Отойдем в курилку, пока никого нет.

Горелов встал, сказав солдату:

— Олег, если позвонят, крикни мне…

Вышли из штаба и завернули за угол. Капитан посмотрел на лоб прапорщика и неожиданно сказал:

— Хочешь спросить, кто из штаба последним уходил? Извини, Коль, но ведь это я тебе отпечаток поставил вчера…

Васин как раз начал доставать сигареты. Пачка выпала из рук и сигареты вывалилились на асфальт. Он присел, чтобы поднять, с глухим возгласом:

— Ты-ы-ы-ы…

Васин понял, откуда жена знает подковки. Отпечаток мог остаться на половой тряпке возле двери Гореловых. Капитан поднял одну ногу в доказательство и показал подошву шнурованного высокого берца. На каблуке красовалась подкова, отпечаток которой был сейчас на лбу Васина. Горелов между тем сказал:

— Я тебя за собой от девчонки уводил. Ты ведь знаешь, как мы с Ленкой живем. На одной площадке проживаем и вам наверняка слышно все. Каждый день скандал! И развелся бы, Никитку жалко. А девчонка хорошая. Любит меня… Мы с ней вчера у забора стояли, когда ты с солдатами приперся. Не хотел я, чтоб моя ей потом скандал учинила и рванул через забор…

Вытащил сигареты и закурил:

— Кто, не спрашивай. Раз не видел, не скажу. Я знаю, что ты мужик стоящий и не болтун, но с тобой вчера солдаты были. До Ленки эхом бы донеслось… Понимаю, что теперь у тебя этот отпечаток может на всю жизнь остаться. Делай, что хочешь. Иди к командиру, скажешь, что я с дежурства смылся за забор, но ее я не выдам…

Васин перебил:

— Да хрен с ним! Пройдет, так пройдет, а нет — и так проживу. Костя, давай стащим подковки с сапогов? Подобьешь потом обычные. Моя Юлька может увидеть, да и солдаты теперь наверняка к следам присматриваться станут. Заметные у тебя подковки! А тут еще мой лоб с отпечатком, чтоб сличить… Чтоб на вас с девчонкой не натыкались больше, вы можете встречаться в теплице или в кормоцеху. Там скамейки есть. Я дубликат ключей сделаю и дам…

Горелов присел у стены и собрался расшнуровать сапог. Васин остановил:

— Да ты просто ногу положи на скамейку, а я быстро стащу. — Посмотрел на капитана и пошутил: — Только не лягайся больше…

Через минуту обе подковки были сняты и капитан сунул их в карман. Посмотрел на прапорщика:

— Спасибо, Коль… Ты не осуждай, я просто не знаю, что делать. С одной стороны зазнобушка моя, а с другой Никитка, сын…

Прапорщик поднял голову и усмехнулся:

— А что делать? Любить! Все само собой образуется. Главное, не торопись…

Из-за угла вынырнул солдат:

— Товарищ капитан, подполковник Аристархов звонит…

Оба направились к штабу. Из УАЗика как раз вылезал полковник Савицкий. Капитан и прапорщик дружно поприветствовали командира. Увидев заклеенный лоб прапорщика, Савицкий поморщился, протягивая руку:

— Снова приключения? Надеюсь не коровник мыли из брандспойта…

Васин чуть улыбнулся, пожимая командирскую руку:

— Никак нет, Иван Артемьевич. Вчера в патруле ходил. Заметил, как через забор человек перелезает. Кто-то не местный был. Въехал каблуком, а на нем подковка в виде копыта лошадиного…

Командир улыбнулся:

— И снова Васин отличился. Только вместо награды копыто на лоб заимел. Что вы за неугомонный человек, прапорщик? Другой бы спокойно дал ему уйти, чтоб неприятностей не наживать и объяснительных не писать, а вы кинулись ловить. Это же не наш солдат был…

Васин пожал плечами:

— Это я потом понял, Иван Артемьевич. По подкове. Натура такая дурная…

УКРОЩЕНИЕ СТРОПТИВОГО МАЙОРА

            О прибытии второго девичьего взвода полковнику доложил, трясясь от хохота, начштаба. Он заранее предвкушал реакцию командира. Вошел в кабинет с широкой улыбкой и спросил:

            — Вань, новости сказать? Мне только что из управления звонили. У тебя телефон был занят и они мне сообщили…

            Савицкий, просматривающий документы, аккуратной стопкой лежавшие перед ним и не отрываясь от бумаг, спросил:

            — И какие?..

            Аристархов сел на стул напротив. Не моргая уставился на друга и произнес:

— К нам прибывает в понедельник… — Полковник мигом оторвался от бумаг и поднял лицо в ожидании. Начштаба торжественно произнес: — …второй девичий взвод!

Командир откровенно хрюкнул. Просматриваемый документ упал на стол. Минуты три сидел застыв, потом спросил:

— И ты радуешься?

Сергей Александрович пожал плечами и пояснил:

— Чего печалиться? Это же здорово, что девчонки прибывают! Достаточно с Лидкой договориться и она их замуж выдаст за наших охломонов неженатых. Шесть девчонок, ею пристроенные, живут душа в душу с офицерами. Да и она счастлива с Уфимцевым, хоть и не расписались пока. Осталось пять незамужних, но из-за них беспокоиться не стоит. Себя держат, а вот литёхи прошлогодние, прапорщики новоиспеченные и старлеи с майором Янченко меня заколебали. Семь человек! То напьются, то подерутся! У всех выговора с занесением имеются, тринадцатой лишились, а им хоть бы что… Сваха у нас есть. Пора бы им жениться!

Савицкий забыл о документах и мрачно глядел теперь на довольного начштаба:

            — А если девчонки новенькие не захотят за них выходить? Сам говоришь, что остались такие, на которых даже мы с тобой не посмотрели бы без слез… Янченко, конечно, красивый мужик, но ведь не женишь! Эти пять уже знают, что он собой представляет и их разве на аркане тащить в ЗАГС, а новенькие очень быстро узнают о его сути…

            Аристархов вовсе не смутился:

            — Но это мы, мужики! Женское суждение отлично от нашего. Вот-вот должны причалить молодые лейтенанты и это опять путает нам все карты. Надо провернуть это дельце, как можно скорее. Предлагаю такой тактический ход… Серьезно поговорить с этими нашими старыми обалдуями! Пусть опережают события. Не захотят жениться — перевод в глушь обеспечить! Чтоб поблизости одни медведицы были. Пора бы за них женам отвечать, хватит на командиров ответственность спехивать!

            Полковник вытаращил глаза:

            — Сереж, ты что? Это же насилие над личностью!

            Подполковник, с неожиданной яростью, воскликнул:

— А то! Нашел личности! Осталось где-нибудь на территории поставить вигвам и развести там гарем! Не видишь, что у тебя под носом делается? Янченко с четырьмя сразу встречается! Представляешь, что будет, если все четыре забеременеют?

У командира воздух в груди превратился в кирпич. Он еле вздохнул:

— Сергей, ты серьезно?

Аристархов вскочил со стула и развел руками:

— Куда уж там! Верные люди донесли о похождениях этого синеглазого умника. Рязановский теперь ангелом кажется. Удивительно, что к тебе еще никто не пробился. Видно на КПП не пропускают. Зато меня девахи подкараулили в поселке позавчера…

Савицкий аж подскочил:

— Вызывай Лидию в штаб!

Начштаба покачал головой и снова уселся на стул:

— Ну нет! Это наша проблема, нам и идти! Лидия большую часть своих подружек пристроила, теперь пусть нам поможет мужиков пристроить.

Полковник вытаращил глаза на друга и неожиданно захохотал. Перегнулся через стол, сквозь смех пробормотав:

— Сереж, это же сватовство!

Подполковник тоже засмеялся и развел руками:

— А что прикажешь делать? Скоро из управы инспекция прибудет. Представь, если четыре беременных каракатицы в этот момент к тебе явятся со слезами? И все с жалобой на одного майора Янченко! На ком женить будешь? На всех четырех? Скандал!

Командир встал из-за стола уже с серьезным лицом:

— Пошли к Лидии…

Появление командира вместе с начштаба сильно удивило в первую очередь Уфимцева. Еще больше его удивила просьба Савицкого разрешить им поговорить с Карпович один на один. Павел сам сходил за Лидой и по дороге сказал:

— Уж не знаю, что от тебя командир с начштаба хотят, но оба встревожены.

Она мягко коснулась его пальцев и улыбнулась:

— Потом узнаешь. Не переживай, Паш. Пока мы разговариваем, не мог бы ты сходить в магазин? На обед у нас хлеба нет и молока со сметаной не плохо бы купить. Борщ без сметаны не борщ…

Уфимцев быстро огляделся по сторонам в пустом коридоре и обнял Лидию. Поцеловал в длинную, лебяжью, шею. Прошептал:

— Сделаю…

Развернулся и направился назад. Карпуша спокойно вошла в его кабинет. Командир стоял у окна, а заместитель сидел за столом. Оба резко обернулись. Она хотела доложить, как положено и вытянулась у двери, но Савицкий остановил:

— Присаживайся, Лид. У нас разговор вовсе не военный будет. Уж не знаю, как и начать. Ты только не смейся…

Аристархов удивленно поглядел на замявшегося полковника. Поймал его растерянный взгляд и продолжил речь сам:

— В общем, в понедельник еще один девичий взвод прибывает. Помоги женить старых охламонов на них побыстрее, пока молодые лейтенанты не прибыли. Особенно Янченко…

Карпович вытаращила глаза. Она ожидала чего угодно, но не такого предложения. Не веря, перевела взгляд с лица на лицо. Савицкий махнул рукой:

— Говорить так говорить! Этот чертов майор встречается сразу с четырьмя поселковскими девчонками и говорят что… — Помялся, подыскивая слова: — В общем живет он с ними! Представляешь, если забеременеют? В часть вот-вот инспекция очередная привалит…

Мужчины с надеждой смотрели на нее. Лидия задумалась. Начштаба твердо сказал:

— Помощь потребуется, говори. И я и Иван Артемьевич поможем. Пристрой мужиков! Мы не расчитываем, что девчонки, с тобой прибывшие, на них внимание обратят. Они знают, что собой представляют эти охломоны, но может хоть новенькие клюнут?

Карпович вздохнула и присела рядом с подполковником:

— Вот тут вы в корне не правы! Миронова до сих пор в сторону Уткина глядит, а тот на меня разобижен, что подстроила все. Да и Морозов с Григорьевой по этой же причине помириться не могут. В общем, та драка на танцплощадке между Нинкой и Веркой всех парней в части от моих подружек оттолкнула. Намечалась ведь еще одна пара. Ваш Янченко ухаживал за Надей Вороновой, а после драки девичьей пустился во все тяжкие. Надька мне истерику закатила. Женатые товарищи пытались им доказать ошибочность. Да как же, гордые! Их ведь нарочно пытались захомутать! Со мной никто из этих неженатиков даже не здоровается, так что мне к ним идти бесполезно. Один вред делу будет…

Аристархов постучал по столу кончиком карандаша:

— Я слышал, что ты вроде кого-то запирала, чтоб женить?

— Нефедовых в кладовке. Пару часов посидели и встречаться начали…

Савицкий тут же предложил:

— Так запереть Янченко с Вороновой где-нибудь в таком месте, чтоб не выбрались и подержать ночку!

Лидка отмела предложение:

— Не годится. Просидят в разных углах. Характер у майора не тот, что у робкого Игорька, да и Надюшка на него обиделась из-за этих гулянок…

Все трое сидели минут десять глубоко задумавшись, пока в дверь не влез Уфимцев с пакетом в руках. Увидев, что разговор еще не окончен, извинился и хотел уйти, но Лидия остановила:

— Паш, иди-ка сюда… — Она рассказала подполковнику все, что услышала от начальства и спросила: — Может ты что подскажешь?

Тот пожал плечами:

— А что? И подскажу! Организовать нападение на майора и чтоб Надя его спасла. Я тут какой-то фильм смотрел, так двое помирились именно так…

Савицкий посмотрел на него:

— Может наоборот?

Уфимцев усмехнулся:

— Ага, тогда я не поручусь за наши лица! Майор мужик крепкий и дерется не слабо. Его вырубить надо, причем сразу, но так, чтобы ничего не сломать. Правда, кровь ему придется пустить, чтоб правдоподобно было…

Командир, начштаба и Лидия расхохотались:

— В общем начальники-разбойники! Н-да…

Подумав, Карпович согласилась с Павлом:

— А что, пройдет вполне! Романтика…

Задумались все четверо. Больше никого подключать было нельзя. Все понимали, что приводить план в исполнение тоже придется самостоятельно. Решили встретиться после работы в квартире Уфимцева, чтобы доработать план, не привлекая внимания.

Женушка Павла Петровича еще две недели назад умотала вместе с детьми к любовнику и проживала в Москве. Подполковник, едва за ней дверь закрылась, предложил Лидии перебраться  к нему. Она поняла, каково ему находиться одному в пустой квартире и согласилась. В тот же вечер он перевез ее вещи из общежития в трехкомнатную квартиру. Девчонки-подружки все поняли правильно и не осудили, но соседи на лестничной клетке косились на молоденькую «сожительницу», как они называли Лиду.

Павел Петрович ждал развода, чтобы узаконить отношения с Карпович. К его удивлению, командир вмешиваться ни во что не стал и даже не вызвал «на ковер», чтобы выяснить «подноготную». Савицкий вообще делал вид, что так и должно быть. Остальные офицеры с улыбками поздравили сослуживца:

— Ну, Паша, отхватил молодую! Держись теперь!

На другой день была суббота. В поселке, начиная с пятницы, в клубе устраивались танцы. Заговорщикам даже расспрашивать не пришлось, где точно будет находиться вечером майор. Аристархов встретил Янченко возле штаба и в упор спросил:

— На танцы сегодня собираетесь, Максим Николаевич?

Тот кивнул, сверкнув синими глазами на подполковника:

— Собираюсь. После трудовой недели почему бы и не отдохнуть?

Начштаба подошел почти вплотную и спросил:

— До каких пор вы собираетесь девок коллекционировать? Примите к сведению, у нашего врача дел невпроворот, если загремите. Ваши пассии меня в поселке поймали и на вас жаловались, что мозги им пудрите. Не боитесь, что они к командиру придут?

Майор ухмыльнулся, понимая, что разговор неофициальный:

— Из-за Рязановского многие бегали и ничего! Выдержал! И я выдержу!

Подполковник осуждающе покачал головой и ушел в штаб. Зашел к Савицкому и передал сведения. Итак вечером требовалось срочно провести операцию. Командир позвонил Уфимцеву. Рассказал то, что услышал начштаба от самого Янченко. Павел сразу подошел к сидевшей за компьютером Лиде. Склонился к ее уху, заметив улыбки девчонок и осторожные взгляды мужиков:

— Ты придумала, как выманить подругу?

Она подняла голову и с улыбкой сказала:

— Ага! Не мудрствуя лукаво, подойду и скажу Надежде, что местные парни Максима избить собираются. Причем тогда, когда он уже уйдет на танцы…

— Так она же к майору кинется!

— Ну и что? Он наверняка решит, что это ее способ привлечь внимание и все равно останется на танцах. Хотя бы из упрямства и желания показать, что ничего не боится.

— Не лишено логики. Думаешь, она за ним пойдет?

— Уверена. Надя к нему не равнодушна, хоть и злится.

— Ладно проверим! Запасной вариант, если что, имеется?

— Буду думать на местности. Придется мне сегодня до танцплощадки по-тихому дойти и понаблюдать. Постараюсь на глаза не попадаться…

Между частью и поселком вдоль дороги имелся перелесок примерно в километр. Дорога в этом месте была не ровной, с частыми поворотами, которые затрудняли видимость. К тому же в сторону отходило еще две дороги. Этим и решили воспользоваться «налетчики», устроив засаду в перелеске. Командир во время ужина пожаловался жене:

— Сегодня сам собираюсь патрулирование возглавить. В поселок на танцплощадку сходим. Янченко задурил, сразу с четырьмя крутит, а на носу инспекция. Боюсь, что появятся девчонки у меня в кабинете в самый неподходящий момент. Так что, Эль, скоро не жди. Я начштаба с собой захвачу, ты не думай о плохом. Больше не повторится…

Жена улыбнулась от плиты:

— Да знаю я! Ну, что ты оправдываешься? Хоть бы и без Сережи пошел, я бы все равно поверила. Работа, есть работа.

С Катей, женой Аристархова, проблем не возникло. Савицкий зашел за другом и оба вновь отправились в штаб. Просидев до десяти в командирском кабинете и успев разобраться за это время с большинством дел, предназначавшихся на понедельник, оба отправились к Уфимцеву.

Карпович за это время успела «слить» ложную информацию подружке. Около половины девятого вечера влетела в общежитие и спросила сидевшую внизу дежурную:

— Воронова здесь?

Женщина кивнула и Карпович пулей влетела на второй этаж. Надежда сидела за столом у окна и что-то подшивала. В комнате никого не было. Подружки явно убежали на танцы в поселок. Со времени переезда Лидии к Уфимцеву в комнате ничего не изменилось. Все так же загадочно улыбаясь смотрел со стены на кроватью Веры Григорьевой Ван Дамм, а у Нинки торчали из вазочки на тумбочке три засохшие розы, которые ей подарил Уткин. Лидка кинулась к подруге:

— Слушай, я только из поселка. Местные парни собираются Янченко избить! Сама слышала. Они стояли на крылечке и обсуждали…

Девчонка подняла голову:

— Ну и что?

— Как, что?! — Карпович уставилась на нее: — Ты к нему остыла, что ли? В общем, я к командиру бегала, а тот сказал: «Правильно и сделают, если отволтузят. Может, перестанет после этого дурить». Мне к Максиму подходить бесполезно. Сама знаешь, как он меня «любит». Я думала, что ты предупредишь…

Воронова шить перестала и уставилась на нее во все глаза:

— Где собираются подкараулить, не знаешь?

— Они меня увидели и замолчали. Сходи, предупреди. Скажи, что сама слышала…

Надежда отложила шитье в сторону и встала:

— Да нет его в общежитии! Я же у окна сижу. Видела, как в поселок повалил. Девчонки уже ушли. Я тогда тоже на танцплощадку побегу. Там попытаюсь сказать.

Карпович сокрушенно вздохнула:

— Эх, мне бы с тобой пойти! Да ведь, как увидит, так и снова скандал… Беги, Надь! Даже если не поверит, все равно хоть настороже будет…

Когда полковник и подполковник появились в квартире Уфимцева, Лидия с ходу рассказала об успехе с Вороновой, уже убежавшей в клуб. Все для нападения было подготовлено, вплоть до масок. Мужчины заранее решили одеть джинсы с теннисками. Так в большинстве своем ходила молодежь в поселке.

Командир и начштаба, таясь от жен, перетащили одежду к Павлу еще накануне. Решено было, что майора отлупят молча, чтоб не узнал по голосам. Для пущей «убедительности» прихватили большую киянку, обернутую тряпкой. Всех немного смущали обстоятельства, но вместе с тем никто не знал, что делать с загулявшим не на шутку Янченко и теперь уповали на то, что их операция пройдет успешно и поможет обуздать майора.

На улице стемнело. Народ исчез в квартирах. Лишь отдельные личности выгуливали собак. В форточку тянула приятная прохлада. Лидия наблюдала за тем, что делается внизу. Два фонаря, бросавшие желтоватый свет на асфальт, делали мрак вокруг еще более густым. Четверо осторожно выбрались из дома. Легкими тенями перемахнули через освещенную полосу и скрылись между гаражами. Дошли до забора, не встретив никого. На небе звезд не было.

Трое мужчин были в темных джинсах и теннисках, а Лида натянула на себя черные брючки и коричневую кофточку. Чтобы выбраться из городка незамеченными, пришлось перелезать через забор, а для этого перерезать колючую проволоку. Командир, с тяжелым вздохом, перерезал все три ряда сам и отогнул острые концы. Он чувствовал себя преступником. Всех хуже при взятии препятствия пришлось Аристархову. Он с трудом, при помощи Уфимцева и Савицкого, забрался наверх, а потом еле слез. Командир пошутил:

— Надо мне тебя, Сережа, на физподготовку отправить на полгодика…

От этой, казалось бы простенькой, шутки, напряженность немного спала. Прошли больше половины перелеска в сторону поселка. Взглянули на часы. Времени было одиннадцать двадцать. Через сорок минут танцы должны были закончиться. Мужчины спрятались у дороги в кустах, а Лидия направилась к клубу, чтобы понаблюдать.

Она ни разу не вышла на освещенное место. Да если уж быть честным, то таких мест ей за всю дорогу попалось одно. Девушка легко обошла фонарь, прижимаясь к забору.  Стараясь не топать, добралась до клуба и прижалась к стволу липы, скрытая от любого прохожего дополнительно кустом сирени.

На небе появились первые звезды. Скоро должна была выплыть луна. Карпович молилась, чтоб все прошло гладко и ночное светило не выдало их. Следила за ярко освещенным входом клуба. Янченко вылетел из дверей неожиданно в обнимку с поселковской девчонкой. Та что-то рассказывала, обнимая мужчину одной рукой за пояс и заглядывая снизу вверх в лицо. Оба весело смеялись и вскоре скрылись в темноте.

Лидия подождала минут пять. На крыльцо, кроме поселковских девчонок и ребят, никто не выходил. Она собралась отправиться назад, чтобы сказать — «план провалился», когда метрах в пятнадцати мелькнула тень. Всего лишь на мгновение показалась в свете, но и этого Лидке хватило, чтобы понять — все идет по плану. Это была Надежда. И она шла за парочкой. К большому неудовольствию Карпович в руках у подружки оказалась хорошенькая дубинка метра в полтора. Такой дубинкой она могла весь их план свести на нет. Достаточно было одного удачного удара, чтобы вырубить любого из нападавших. Такого в их плане не предусматривалось.

Карпович не знала, что ей делать. То ли бежать к мужикам, то ли следить за Надеждой, чтоб не убила Янченко. Она понимала, что может сделать с человеком ревность. Но прикинув все то, что знала о подружке, поняла, что та вперед убьет себя, нежели причинит боль тому, кого любит. Успокоившись на этот счет, со всех ног кинулась к «заговорщикам», чтобы посоветоваться.

Командир, начштаба и начальник компьютерного отдела так и сидели в кустах у дороги на повороте. Лидка безошибочно нашла их. В свете взошедшей луны вся дорога была, как на ладони. Прошипела, подходя ближе:

— Паша…

Тот отозвался шепотом:

— Мы здесь.

Рядом возникла тень. Рука Уфимцева крепко обняла ее за плечи, увлекая в те же кусты. Она присела на корточки рядом с мужчинами. Шепотом быстро рассказала то, что видела. Сказала:

— План немножко видоизменить придется. Я ее тоже вырублю, пока вы метелите майора. Не сильно, чтоб она быстро очнулась. Но вам надо майора поосновательнее стукнуть, чтоб он подольше лежал и увидел ее, когда очнется. Плохо, что луна сегодня такая яркая! Мужики, куда лучше бить?

Командир фыркнул:

— Никогда не думал, что дойду до такого — собственному подчиненному ловушку устроить! Лид, ты ей по макушке стукни. Держи киянку!

— А вы?

— Да мы и так справимся. Обломок доски нашли…

Они не уточнили, что это была половая доска, сантиметров в пять толщиной и длиной метра в полтора. Карпович, прижимаясь к кустам, отправилась назад к поселку. Замерла за крайним кустом, ожидая Надю с киянкой в руках. Заранее проверила все вокруг и убрала валявшиеся сучки, чтоб не затрещали под ногами, когда начнет выбираться. В голову неожиданно пришло: «А что если она обернется? Узнает сразу». Немного подумав, решила, что ударит в момент, когда подруга станет прислушиваться к звукам впереди.

Карпович догадывалась, что Воронова себя не обнаружит перед Янченко ни за что, если все пройдет гладко, но кинется на помощь обязательно, если ему станет грозить опасность. На всякий пожарный стащила с себя бюстгальтер через рукав. Он был черным. Обмотала лицо, оставив лишь глаза. Со стороны она выглядела сейчас весьма забавно. Чашечки оттопырились, напоминая сдвоенный намордник у собаки.

Янченко прошел мимо Лиды примерно через час. Он был один. Шагал широко, хотя и не торопливо. Она замерла насторожившись и приготовившись к броску. Минут через десять послышалось тяжелое, тщательно скрадываемое дыхание и шаги. Она узнала по тени Воронову. Палка все еще находилась в ее руках. Карпович выскользнула из куста бесшумно. Словно призрак начала красться следом, стараясь не отходить от кустарника.

Впереди послышался шум. Надежда замерла на дороге, прислушиваясь и готовая бежать вперед. Она не чуяла того, что творится за спиной. Лидка успела подкрасться вплотную и довольно сильно ударила киянкой по голове! Ей же надо было вырубить подружку! Палка у Вороновой выпала. Ноги подкосились.

Карпович не дала ей удариться, придержав тело. Осторожно уложила на земле. Зашвырнула дубинку в кусты и стремительно рванула к мужикам, воинственно размахивая киянкой. На ходу стащила бюстгальтер с лица, кое-как забив его за пояс брючек под кофточку.

Майор валялся на земле без движения. При свете луны было видно, что лицо у него в крови. Все четверо рванули в кусты и затаились, чтобы хоть частично узнать, что произойдет и увенчается ли успехом их, столь рискованная, операция. Минуты через три на дороге показалась покачивающаяся фигура. Надежда, не смотря на шумок в голове, бежала. Увидев лежавшего на дороге майора, кинулась к нему, с ходу упав на колени. Приподняла голову мужчины, положила к себе на колени. Торопливо оглядывала его. Выдернув из кармана платок, прижала к разбитому носу и губам. По всей видимости, кровь все еще сочилась. Вполголоса позвала:

— Максим, Максим… Ты живой?

В ответ раздался стон. Четверка увидела, как майор шевельнул головой. Янченко, по всей видимости, начал приходить в себя. Замершие в кустах гангстеры услышали:

— Надя… Ты как здесь оказалась? Ты права, а я дурак, что не поверил. Даже среагировать не успел. Шваркнули чем-то по голове со спины. Видно сильно озлились…

Воронова спросила:

— Ты встать сможешь, Максим? Хватайся за меня… Сейчас в поселок вернемся и я «скорую» вызову с милицией…

Он твердо возразил:

— Нет. Пошли в часть… Сам виноват… Да и стыдно говорить, что из-за девок отлупили. В голове кружится…

Четверка облегченно вздохнула после слов майора. Только тут до них дошло, что менты могли приехать с собакой и их выловили бы в момент, хоть беги, хоть не беги. Никто не догадался захватить с собой хотя бы табак. Считали, что запах выдаст и даже сигареты не взяли.

Командир с начштаба мигом представили себе, как псина прыгает им на спины, а потом доблестная милиция дружно ржет над теми, кого поймала. Увидели, как Воронова, закинув руку майора на свои плечи, с трудом встала на ноги. Янченко качался во все стороны и едва поднявшись, снова чуть не упал. Надя удержала его тело. Тяжело дыша, хрипло сказала:

— Я за тобой следила и хотела помочь, но меня тоже вырубили. Видно кто-то заметил, что слежу.  Ты держись, ладно? До общаги дойдем…

Мужчина ничего не ответил. Удерживаясь за девичьи плечи и придерживая другой рукой платок у лица, шагнул вперед. Когда они отошли метров на пятьдесят, четверка крадучись тронулась следом. Лидия, воткнувшись губами в ухо Уфимцева, спросила:

— Зачем вы его так сильно?

Он ответил:

— Иначе нельзя. Догадаться может… Мы и так всего раз пять ударили. По голове, конечно, посильнее пришлось. А так отделался несколькими синяками, разбитыми губами и носом…

Между тем Воронова продолжала тащить Янченко. Двигались они медленно и четверке пришлось тащиться, прижимаясь к кустам и приноравливаясь к их шагу. Пара впереди молчала. Метрах в ста от ворот КПП майор сказал:

— Спасибо, что довела, Надь, но я к пруду. Ты беги спать. Умоюсь, в себя приду. Не могу в таком виде в общаге появиться, мужики на смех поднимут…

Она тихо произнесла:

— Я с тобой. Идем…

Две фигуры решительно повернули направо…

Четверка не захотела следовать за ними, поняв, что все идет согласно плану. На этот раз через забор карабкаться не захотели. Начштаба решительно возражал против «висения на заборе». Пригнувшись, подкрались к воротам и незаметно проскочили под ними, хотя КПП было освещено. В зарешеченном окне видели сержанта и рядового, сидевших за столом и что-то увлеченно рассматривающих. Военный городок спал и не было видно ни единой живой души, но они все равно тут же скрылись между гаражей. Через пять минут вошли в квартиру Уфимцева.

Савицкий и Аристархов быстро переоделись в форму и деловито направились в соседний дом, к ожидавшим женам. Оба, входя в подъезд дома Уфимцева видели, что окна на их кухнях освещены.

Надя довела Максима до пруда и усадила на пустынном берегу. Каждая травинка была облита лунным светом и торчала вверх, словно нарисованная рукой художника. Две фигуры на берегу выделялись темными силуэтами.

Воронова спустилась к воде и намочила платок. Подошла к мужчине. Встала рядом на колени и, стараясь не смотреть в блестевшие под луной глаза, принялась осторожно смывать кровь с лица. Раза два спускалась к воде, чтобы прополоскать платок. Он сидел на траве, наблюдал и молчал. Наконец Воронова прошептала, отстраняясь и садясь рядом:

— Вот и все. Крови больше нет…

Янченко вздохнул:

— Командир в понедельник злорадствовать будет. Сильно меня?

Надежда вздохнула, поглядев на него искоса:

— Фингал, нос распух и губы разбиты. Командир, кстати, знает, что на тебя напасть хотели. Я соврала тебе, что сама слышала. Лидка бегала в поселок в аптеку и в магазин зашла. Когда выходила, услышала, как местные болтали «отплатить тебе за девок». Она к командиру вначале рванула, чтоб тебя остановил, а Савицкий отказался. По-моему, даже не поверил и сказал что-то типа: «Может хоть прыти поубавится, если вломят». Тогда она ко мне прибежала…

Несколько минут Максим раздумывал, глядя перед собой. Потом тихо произнес:

— Выходит, что ты спасала меня. Зачем? Тебя сильно ударили? Не пробили голову? Ты же знаешь, какой я, зачем вмешивалась…

Она отвернулась в сторону и прошептала:

— Знаю, что не такой, каким казаться хочешь. Я же следила, неужели не понял? Видела, что ты даже не поцеловал девчонку. Проводил, поболтал и ушел. Хотя она к тебе прижималась. Ты всем лапшу на уши вешал, вот что я поняла. Меня просто оглушили. На голове шишка и все…

Янченко смутился. Потом спросил:

— Надь, а тебя тоже Лидка со мной сводила?

Надежда с горечью произнесла:

— А если и так? Это что-то меняет? Она видела, что мы нравимся друг другу, а ты, как и остальные, вспылил. Плевал на чувства и в гулянки ударился…

Он с минуту сидел неподвижно, опираясь руками на колени. Поглядывая на пруд, раздумывал. Осторожно попытался привлечь девушку к себе. Прошептал в тишине:

— Надь, я понимаю, что сдурил. Давай я завтра у Лиды прощения попрошу, а у тебя сейчас. Прости и давай начнем снова встречаться. Согласна?

Она прижалась к его груди головой и ничего не сказала…

В понедельник поколоченный майор появился в штабе, чтобы сразу поговорить с командиром и объяснить синяки на лице самому, пока до полковника не дошли сплетни. Постучался и вошел.

Савицкий заранее приготовился к его приходу, так как посоветовался с Лидией и та подсказала, что такой вариант возможен. Он сидел за столом и с кем-то говорил по телефону. Увидев черные очки и все еще опухший нос, замер. Указал рукой на стул, приглашая присаживаться. Внимательно разглядывал разбитое лицо. Теперь муки совести его уже не мучили. Закончив разговор, с нескрываемым ехидством сказал:

— Значит Лидия права была и вас, майор, все же настигла кара за гулянки! И думать забудьте, что я из-за синяков вас с работы отпущу. Пусть все видят до чего может бесшабашная гульба довести!

Янченко пожал плечами:

— Прошу прощения, товарищ полковник, но я не за этим пришел. Я, честно говоря, благодарен тому, кто меня отлупил. Хоть они и бесчестно поступили, напав со спины, но они мне мозги вправили. В общем, с поселковыми гулянками завязано!

Командир сделал вид, что удивлен и даже очки снял:

— Рад слышать. Только надолго ли?

Янченко, без улыбки, твердо ответил:

— Навсегда. Мы с Надей Вороновой снова решили встречаться. Осенью поженимся. Слово даю! Дурак я был. Перед Лидой сегодня извинюсь и с другими поговорю, пусть не дурят. Карпуша дело делала, а мы, как малолетки, вели себя…

ПЕВЕЦ

            В средине августа в часть прибыл капитан Байкалов. Девчонки, бывшие замужем, как раз возвращались на службу после обеда. Держались за руки любимых половинок и ласково заглядывали в глаза мужьям. Те, кто встречались, шли рядышком, болтая ни о чем и время от времени переглядываясь. Теплая не жаркая погода располагала к романтическим отношениям. Нежно шелестели над головами листья кленов и тополей. Что-то шептали плакучие ветки берез…

Когда пары увидели пыхтящего, словно паровоз, огромного по габаритам офицера, вползающего в ворота с двумя огромными раздутыми во все стороны чемоданами, похожими на него самого, они зафыркали. Идиллия рассыпалась из-за этого пыхтения. Чемоданы лежали на боках капитана. Форма трещала на налитых жиром плечах. Все торопливо отвернулись и заулыбались. Кому было во что воткнуться, типа любимых мужчин, уткнулись в рукава суженых и заспешили к отделам. Байкалов прополз мимо, не поздоровавшись. Лишь сверху вниз окинул всех небрежным взглядом. Был он довольно рослым и мог себе позволить глядеть сверху.

            В общем первое впечатление оказалось не лучшим. Население военного городка увидело капитана во второй раз вечером, шагающим из продуктового магазина с огромным пакетом. Казалось, что земля содрогается от его шагов. Все возвращались со службы. Незамужние девчонки из общежития застыли, глядя на огромную массу, шагавшую мимо. Он на них и внимания не обратил. Это было странно! Девчонки были симпатичными и ни один, даже женатый мужчина, так себя не вел по отношению к ним. Украдкой, но все равно смотрели! В отместку девичье население уставилось на капитана. Байкалов со всех сторон был одинаков. Этакая огромная пивная бочка на коротеньких ножках!

            Оказалось, что поход в магазин — это первый шаг к огромным неприятностям. Всю ночь офицеры в первом общежитии бодрствовали. В соседнем здании, наполовину заполненном девчонками, а наполовину вновь прибывшими прапорщиками, тоже было не спокойно. То в одном, то в другом окне зажигался свет и возмущенный голос спрашивал из окна или с балкона, гулко раздаваясь в ночной тишине:

            — Господи, да кто так храпит?

            Взвод новеньких, только недавно прибывших девчонок, откровенно ревел со всхлипами и жалобами. Хотелось спать, а спать было невозможно. Едва они начинали погружаться в сон, как от соседнего здания несся резкий всхрап и они подскакивали в испуге, вновь принимаясь плакать.

Наконец, часов около трех ночи, к первому общежитию была послана делегация во главе с Верой Григорьевой, как старшей среди девчонок и двумя прапорщиками в группе поддержки. Было еще темно. У первого общежития, во мраке ночи, на скамеечке сидело и нервно курило с десяток молодых офицеров в спортивных штанах и теннисках. На улице было еще темно и на востоке только начал пробиваться светлая полоска рассвета. Некоторые накинули на плечи пятнистые куртки со звездочками. Все мрачно уставились на подходившую Веру и прапорщиков. Капитан Морозов, до сих пор так и не женившийся после того провала на танцплощадке, сказал:

— Вер, у вас в общаге тоже слышно, да? Мы не виноваты…

Девушка кивнула, посмотрев на серое лицо и красные глаза бывшего возлюбленного. Обвела глазами остальных:

— Что происходит, ребята? Мы не можем уснуть! Вы что, кому-то рупор под пасть сунули? Девчонки уши ватой затыкали, не помогает…

Морозов пояснил:

— Этот новенький, Байкалов… Это он храпит! Мы пытались и разбудить и на другой бок перевернуть, даже на живот! Все равно храпит. Проходит полминуты и по-новой. Ни на что не реагирует. У нас тоже все не спят…

Вера развернулась и молча рванула в свою общагу. Прапорщики остались у первого общежития. Подняла всех на ноги. Толпа девчонок и ребят направилась к первому общежитию. Из окон второго этажа доносился мощный храп. Ощущение было таким, что кому-то подставили под нос микрофон! Девушки поняли, что ребята в первой общаге вообще не сомкнули глаз ни на секунду. На них было жалко смотреть. Предложили:

— Парни, пошли к нам! Окна закроем и хоть немного, но поспим…

Все уже плевать хотели на разность полов и неприязнь. Офицеры и прапорщики с первого общежития согласились. Вскоре в первом общежитии остался только капитан Байкалов, в комнате которого закрыли окно и дополнительно вставили в оконный проем матрас с соседней койки, укрепив его столом, поставленным на бок. Он не проснулся от грохота, когда стол упал. Зато второе общежитие напоминало улей. Дежурная охрипла от ругани, но ничего не могла поделать с толпой. Ее просто оттеснили в сторону.

На каждой койке, не взирая девчонка там спит или парень-контрактник, спали по двое. Кто-то лег «валетом», а кто-то прижался друг к другу и сладко посапывал эти последние три часа перед подъемом. Не догадываясь, прибывший капитан окончательно свел четырех остававшихся свободными от первого взвода девчонок с не женатыми ребятами. Пятая, Ульяна Якимова, оказалась «упертой» и явно ждала «принца на белом коне», не приняв никого в свою постель.

Вновь прибывший взвод девчонок спал по двое, хотя практически не знал никого из прижавшихся к ним ребят. Они просто знали, что смертельно устали за ночь от храпа. Капитан Морозов, заснувший вместе с Верой Григорьевой, утром сделал предложение не выспавшейся девчонке и она, еще плохо соображая, дала согласие.

Янченко шепотом, в шесть утра, уговорил выйти за него замуж Надю Воронову. Нинка Миронова обнимала свою «Утю», как ласково поддразнивала прапорщика до размолвки, а тот тихонько посвистывал носом во сне, прижавшись к ее полному плечику с кружевцем ночной сорочки. В семь утра они тоже договорились подать заявление.

Галя Войниченко прижалась к старшему лейтенанту Ганичкину, которого ей предначертала в мужья Лидия. В начале восьмого между ними тоже произошло объяснение. Наконец-то, после разборок на танцплощадке, все вернулось на круги своя. Карпович оказалась права на все сто процентов…

Утром, оба общежития, дружно, рванули к командиру. В кабинет, вопреки согласия Савицкого, забились все возмущенные жильцы! Растерянный полковник не успевал вертеть головой, как сбоку слышалась новая реплика. Наконец слово взял капитан Морозов. Он протянул командиру огромный листок бумаги с рапортом и подписями. Добавил, плевав на все Уставы и звания:

— Как мы работу выполнять станем, если не спали практически всю ночь? Это слава Богу, нас девчонки пожалели и хоть три часа, но дали поспать. Вы знаете, что мы в их постелях спали? И нам не стыдно это признавать! Проведите следующую ночь в первом общежитии сами, когда там спит этот чертов Байкалов и вы нас полностью поймете к часу ночи! Из общаги даже дежурная сбежала! Там не надо собаки, достаточно капитана! Или убирайте подальше Байкалова, например в свинарник, или мы отказываемся выходить на службу! Мы днем будем отсыпаться, а он пусть работает за всех.

Полковник понял, что оба общежития не на шутку рассержены и пообещал разобраться. Едва толпа схлынула, Савицкий задумался. И вдруг вспомнил про пустующую комнатушку в здании с компьютерами на третьем этаже. Поблизости имелся туалет. Обрадовался, как ему казалось, нестандартному решению и едва Байкалов появился в его кабинете, чтобы узнать, где ему предстоит работать, полковник с ходу выпалил:

— Виктор Леонидович, ко мне население обоих общежитий приходило. Придется вам перебраться в комнату на третьем этаже над компьютерной. Ваш храп не дал спать сразу двум общежитиям.

Тучный капитан потупился, хотя на его лице мелькнуло явное удовольствие:

— Меня из-за этого к вам перевели…

Савицкий едва не заорал от злости! Уж лучше бы капитан промолчал на этот счет! Справившись с собой, сказал:

— В общем даю вам срок до десяти утра, чтоб переселиться! Работать будете на втором этаже, непосредственно на компьютере. Я смотрел ваше личное дело, вы опытный электронщик и такие люди нам нужны. После переселения спуститесь вниз и представьтесь подполковнику Уфимцеву. Я ему позвоню. Можете быть свободны!

Капитан ушел, топая по коротенькому коридору, словно слон. Минут через двадцать полковник лицезрел его тучную фигуру с чемоданами лежавшими на боках на центральной аллее части.

В общем-то Байкалов оказался не плохим мужиком. Умным, внимательным, всегда готовым помочь, только слишком спокойным. Его нельзя было пронять ничем! Насмешки над его мощным храпом он вообще не воспринимал и ехидно говорил:

— Завидно? Две общаги не спало, а я спал! Это уметь надо!

Через три недели после его появления в части произошло знаменательнейшее событие, после которого даже командир начал вздрагивать от фамилии «Байкалов». Зато вся часть дружно хохотала. А дело было так…

Во время обеденного перерыва капитану вздумалось немного вздремнуть после обеда. До двух часов было больше двадцати минут, а он уже основательно насытился, слопав две порции щей и столько же картошки с гуляшом в столовой. Заперся изнутри в своей комнатушке над компьютерной и улегся на кровати у открытого окна, надеясь, что проснется вовремя…

Байкалов не знал, что в половине первого в часть прибыла очередная строгая инспекция с управления проверить условия службы у солдат и договориться о предстоящих учениях. После короткого обмена «верительными грамотами», инспектирующий генерал-лейтенант попросил полковника показать ему территорию части. Отделение связи под командованием капитана Лисянского вызвало похвалы Елистратова. Тот принял во внимание неудовольствие Савицкого и в последнее время вообще не вылезал из отдела, стараясь упредить даже возможные поломки.

Савицкий направлялся в компьютерный отдел, когда услышал впереди, метрах в ста, странные звуки. Словно бы пела труба… Приблизившись метров на десять, командир сообразил что это такое и несколько сник. Поворачивать всю комиссию в другой отдел уже не имело смысла. Он видел, как они закрутили головами, прислушиваясь к раскатам.

Чем ближе подходили к зданию, тем громче раздавался храп. Командир мысленно грозил кулаком возмутителю спокойствия и шепотом матерился. Полковник понял, что замять ситуацию не удастся. Генерал-лейтенант обернулся к нему и сказал, приподняв брови:

— Иван Артемьевич, вот вы сказали, что сейчас все офицеры и служащие уже находятся на рабочих местах. В таком случае, что это такое несется, если не храп?

Командир попытался оправдаться:

— Да понимаете, к нам не так давно прислали капитана со страшным храпом. Мне даже пришлось переселить его из общежития в комнату над компьютерным отделом, чтобы остальные отдыхали…

Инспектор перебил и тщательно разделяя слова произнес:

— Это похвально, что вы заботитесь о людях, но как вы объясните, ПОЧЕМУ он спит во время работы?

Савицкий развел руками и протянул:

— Вероятно заснул после обеда… Вы его просто не видели…

В пяти метрах от здания уже ничего не было слышно. Чтобы услышать друг друга, приходилось орать. Храп заглушал шум всех компьютеров и включенных вентиляторов. Казалось, даже деревья шелестели от него, а не от ветра. Полковник отчетливо покраснел, когда генерал-лейтенант оглянулся на него, но еще больше он покраснел, когда вошли в здание. С третьего этажа доносился истерический ор подполковника Уфимцева и буханье сапогов в дверь:

— Ты, гад храпящий, открой! Я из-за тебя, скотина, ничего по телефону не слышу!

В отделе раздавался дружный хохот сотрудников. Инспектор снова повернулся к Савицкому:

— И как это понимать, товарищ полковник? Времени уже двадцать минут третьего, а ваш подчиненный продолжает спать.

Разъяренный командир отсалютовал рукой машинально и рванул по лестнице, злобно шипя удавом Каа:

— Ну, гад… Я тебя сейчас разбужу! Меня и часть позорить! Я тебя на тысячу байкальчиков разделю!

Савицкий влетел на третий этаж за секунды. У двери комнатушки, прислонившись спиной к косяку, стоял подполковник Уфимцев и вытирал капли пота со лба. Увидев командира, вытянулся:

— Товарищ полковник, никак не могу разбудить Байкалова! Из штаба звонили, я так и не смог разобрать о чем речь шла…

Командир зловещим шепотом прохрипел:

— Комиссия прибыла! Внизу стоят и это пение слушают! Выбиваем дверь!

Ни тот ни другой от злости даже не заметили, что храп прекратился. Когда они дружно ломанулись в дверь, она вдруг распахнулась и полковник с подполковником влипли в объемистый живот капитана вместе. Тот не выдержал напора и рухнул на спину, нелепо взмахнув руками и ногами. Толстый затылок звучно приложился о линолеум, а начальство чпокнулось лицами в грудь Байкалова, но не разбило их из-за слоя жира. С минуту все трое приходили в себя, не понимая, что случилось, пока в проеме не раздался голос генерал-лейтенанта:

— Так-так, Иван Артемьевич, отдыхаем? Все же сумели разбудить подчиненного…

Снизу, с лестницы, раздался такой хохот, что командир вздрогнул и скатился с капитана. Уфимцев свалился с другой стороны и капитан сел на полу. Посмотрел на командира, на непосредственного начальника, валявшихся по сторонам, на стоявших незнакомых офицеров. Сидя вскинул руку к козырьку так и не слетевшей с него кепки и промямлил:

— Павел Петрович, извините, заснул ненароком… А когда я заснул, пушкой не разбудишь, потому меня и направили к ракетчикам…

Инспектор оказался весьма понятливым и дружелюбно настроенным, к радости Савицкого. Генерал-лейтенант усмехнулся и пошутил:

— Кто-то правильно поступил. Из-за вашего храпа запуск ракеты пройдет не замеченным! Ядерный взрыв произойдет, но вы узнаете в последнюю очередь и то, только посмотрев на счетчик Гейгера…

УЧЕНИЯ. ПЕРВЫЙ ЗАПУСК

            Рычат мощные «Уралы» и «МАЗы», застыли приземистые, закрытые брезентовыми чехлами ракетные установки и приземистые мрачноватые кунги. Чинно сидят в открытых кузовах машин солдаты с автоматами на груди. Замерли рядом с водителями офицеры. У штаба играет оркестр, но их музыка больше напоминает не бравурный марш, а похоронный. Слишком часто музыкантам в последнее время приходилось играть на похоронах уходивших в небытие старых ветеранов части. Все вокруг морщатся от трагичных звуков, роскошно слышимых из-за воплей марша, издаваемых корнет-а-пистоном.

Савицкий, застывший напротив штаба, от этой жуткой музыки начал медленно звереть, косясь серым глазом на генерал-лейтенанта Елистратова, невозмутимо стоявшего рядом. Ему уже начало казаться, что он стоит на похоронах ракетных учений и этот генерал-лейтенант вбивает в землю крест. Наконец полковник не выдержал. Отошел в сторону, к оркестру и злобно прохрипел в лицо прапорщика-дирижера:

            — Ну, суки, живыми нас в гроб кладете?! Я эти полевые занятия для вас превращу в половые! Вы у меня марш-бросок в ОЗКа вместе с инструментами проведете и играть будете при этом то, что сейчас пиликаете!    

Прапорщик вздрогнул от испуга и взмахнул руками сильнее, чем  требовалось. Тут же взвыла труба почти в ухо командира и он отскочил назад, тряся головой. Увидев, что Елистратов смотрит в его сторону, вернулся обратно и корректно извинился:

— Указания давал, товарищ генерал-лейтенант…

— Так вы и в музыке смыслите, Иван Артемьевич?

Савицкий вздохнул:

— Приходится вникать, Василий Федорович…

Генерал незаметно ухмыльнулся. Он уже заметил, что музыка стала намного лучше, чем раньше. Мат дирижера доносился даже до него, а свирепые взгляды полковника в ту сторону лучше всяких слов говорили, что это были за указания. Колонна дрогнула по взмаху руки командира и медленно поползла с территории части…

К вечеру палатки на полигоне были поставлены. Кунги, машины и ракетные установки размещены в нужных местах. Выставлены часовые у границ лагеря и на территории, возле наиболее важных объектов. Неподалеку от подземного бетонированного бункера натянут огромный тент с маскировочной сеткой, под которым прятались многочисленные столы и телефоны. Инспектора-наблюдатели размещены в палатках с максимальными удобствами.

Перед тем, как уйти спать, Савицкий еще раз обошел раскинувшийся лагерь. Он мысленно молился, чтобы все обошлось и учения прошли гладко. Вернувшись к палатке, нашел начштаба у входа. Тот смотрел на далекую красную полоску заката, на торчащие черные лапы елей на багрово-синем фоне и задумчиво курил. Командир тоже достал сигареты. Присел рядом:

— Ты чего не спишь, Сережа?

Аристархов вздохнул:

— Да что-то на душе хреново. Генерал понимающий, а вот эти два полковника с управления… Ох, чувствую, будет у нас морока!

Иван попытался разрядить обстановку:

— Все будет нормально. Главное, что Елистратов скажет, а уж эти не думаю, что тявкать посмеют против…

— Да я немного не про то… Техника старая, как бы чего не подвело. Да и солдаты не так уж много занимались. Все к этим инспекциям постоянным готовились! Занятий-то было раз-два и обчелся!

Командир потер ту сторону, где сердце и выдал:

— Я уже подумал. С Ласкиным поболтал, с Абрековым… Ротные лучших солдат выделят. Кто смыслит! Пойдем-ка спать…

Савицкий похлопал друга по плечу, ободряя, хотя сам этой бодрости не испытывал. Оба вошли в палатку. Разделись и улеглись на походных койках. Савицкому почему-то вспомнилась жена и оладьи на ужин, которые ел накануне. Немного поворочавшись, с этой мыслью он и заснул. Ночь прошла спокойно. Патрули спавших солдат видимо не нашли. Утром капитаны доложили о нормальной обстановке и отправились отдыхать.

Где-то в районе десяти часов начались приготовления к первому пуску учебной ракеты. Она была не большой, закрепленной на здоровенном МАЗе. Установку вывели на позицию. Вокруг суетился расчет, что-то доделывая на ходу. Под навесом долго орали по установленным телефонами, переговариваясь таким образом с ближайшей авиабазой. Солнце между тем постепенно набирало силу. На улице становилось все жарче. Тент медленно нагревался. От него шли потоки тепла. Где-то в двенадцать с территории авиаполка ответили, что радиоуправляемый беспилотный самолет пошел. Савицкий, едва заметив самолетик в пределах видимости, скомандовал:

— Пуск! 

Сержант нажал нужную кнопку. Из стартовика полыхнул огонь и… стоящий МАЗ поехал по полю, а ракета не взлетела. Горела трава и вслед за машиной тянулся грязно-черный шлейф. Расчет брызнул в разные стороны, разбегаясь зайцами и прячась кто куда. Машина без шофера непостижимым образом развернулась и поперла на командный пункт! Ракета дергалась на грузовике и ревела, словно от злости, что не может взлететь. МАЗ громыхал, словно локомотив.

Все вначале остолбенели, а затем молча рванули в сторону бункера. Мнение было удивительно единодушным. Савицкий успел прихватить с собой кучу карт со столов и трубку от телефона, которую так и не выпустил из руки. Лишь опешивший генерал-лейтенант, смотревший в бинокль на небо и таким образом ждавший ракеты, не сразу сообразил, что происходит.

Увидев надвигавшуюся беду, он зигзагом кинулся к бункеру, но тот, рассчитанный всего на десяток человек был уже переполнен. Забились тридцать офицеров и забетонированный бункер неожиданно стал резиновым. Из дверей торчал чей-то зад, обтянутый пятнистыми брюками и две ноги в берцах последнего размера. Ни головы, ни торса не было видно. Они скрылись под телами впереди.

Генерал задумчиво посмотрел на этот вызывающе отшляченный зад. Собрался хорошенечько пнуть и сразу оглянулся на треск ломаемых столов. Машина была в каком-то десятке метров от него и упорно ползла вперед. Требовалось срочно менять позицию. Стало не до пинка. Брезент над командным пунктом полыхал из-за продолжавшего гореть топлива. Елистратову страшно захотелось жить. Он поглядел еще раз на эту задницу в проеме и с воплем:

— Если я… кого-нибудь… после этого… забега… когда-нибудь… за что-нибудь поймаю! То это будет его конец!!!

Кинулся бежать сломя голову. Ракета продолжала тащить МАЗ за ним. Генерал забыл о важности и своем статусе. Скинув на ходу китель, он улепетывал по полю, играючи перескакивая окопы с замершими там солдатами. Те тут же брызгали в разные стороны, пропуская машину и сразу высовывали головы в касках, чтобы посмотреть на лампасы, мелькавшие на поле.

МАЗ с ракетой упорно скакал за растрепанным генералом с вытаращенными от ужаса глазами и не желал отставать. А у Василия Федоровича даже ругательства уже закончились. Он несся по полю, забыв о жаре. Фуражку потерял значительно раньше. Сзади слышался грохот и рев, это заставляло не молодого генерала бежать быстрее. Он скинул галстук с заколкой и успел расстегнуть рубашку, собираясь сбросить, когда шум за спиной внезапно затих.

Мужчина оглянулся, продолжая бежать по инерции. МАЗ стоял посреди зеленого лужка с черной полосой позади. Видимо топливо у ракеты наконец-то закончилось. Елистратов остановился и обернулся, чуть покачиваясь на дрожавших ногах. До разгромленного командного пункта было больше километра и оттуда бежали люди. Генерал-лейтенант почувствовал свой возраст и сел на землю. Ласково провел руками по жесткой траве, не веря, что жив. Вновь поглядел на подбегавших подчиненных слезившимися то ли от радости, то ли от злости глазами.

Савицкий несся первым, так и не выпустив оборванной телефонной трубки. Карт правда не было. Они остались в бункере, выдавленные из его рук многочисленными соратниками. Следом, вытянув шеи, неслось лошадиным галопом остальное командование. Генерал посмотрел на них и глухо завыл. От перепуга он забыл весь мат и мог лишь мычать. Сзади снова раздался грохот. Генерал подскочил, разом замолчав. Остальные затихли и тоже обернулись. Даже тяжелое дыхание стихло.

Оказалось, что у МАЗа отвалились дверцы. Машину всю перекосило на их глазах и выглядела она теперь, словно груда металлолома. Даже лобовое стекло покрылось трещинами. Иван Артемьевич мигом понял, что грузовик теперь годится лишь на запчасти. Достал фляжки со спиртом и водой, которые постоянно носил на учениях. Смешал в походном складном стаканчике и принялся отпаивать генерала.

Через двадцать минут, как Елистратов пришел в себя, Ласкин и Абреков выяснили причину не взлета ракеты. В походном положении ракету фиксируют на направляющих полозках два анкерных болта. Обслуга забыла их открутить. Болты выдержали силу ракеты, а машина развалилась…

МАССОВЫЙ ЗАБЕГ

            Вернулись на разгромленный командный пункт. Савицкий и Аристархов поддерживали шатавшегося Елистратова под руки. Остальные собирали генеральскую одежду, тихонько пересмеиваясь. Нашли даже заколку от галстука. Никто и никогда до этого не видывал, чтоб генералы так бегали. Солдаты тушили огонь ветками кустарника и засыпали песком. Савицкий увидел веселые глаза рядовых и сержантов, бросаемые украдкой на охрипшего от ругани генерала.

Полковник готовился к худшему, но все же постарался объяснить разозленному начальству еще по дороге про устаревшее оборудование. Что ракеты с МАЗов давным-давно не пускают, а они вынуждены, так как новую технику не дают. Елистратов, забившись в палатку, постепенно успокоился. Правда минералки выпил почти пять литров. Настолько сильно сказался на нем вынужденный забег. Где-то через пару часов, после роскошного обеда с шашлычками и коньяком, он уже спокойно разговаривал о произошедшем и даже посмеивался над собой.

Тент над командным пунктом снова натянули. Обломки и обгоревшие остатки тщательно вымели и унесли. К вечеру привезли пять столов взамен разбитых и обгоревших. Связисты вновь установили телефоны. Раскинули карты. Генерал-лейтенант похвалил полковника за спасение карт при всех:

— Даже в таких трагических обстоятельствах Иван Артемьевич не растерялся и вынес карты. Для военного человека карта очень важна. Ведь попади она в руки противника и последствия могут стать ужасными. Так что, товарищи офицеры, не перевелись еще на Руси настоящие мужики…

В общем, неудачу замяли. МАЗ оттарабанили по частям в сторону. Ракету перегрузили на другую машину. Обслуге, чтоб не забывала, ротный Ласкин всыпал «по первое число», предварительно сам получив разнос от Савицкого. Полковник отвел его в сторонку, чтобы начальство не слышало и зло прохрипел:

— Капитан, вы, лично должны были проследить за расчетом! Проверить боеготовность от и до! Хотите помолодеть? Так я вам устрою — из капитанов в старлеи!

Ласкин предпочел промолчать, зная, что стоит ему начать оправдываться и командир приведет угрозу в исполнение. Когда полковник отпустил, он молча козырнул и ушел.

Два дня все было нормально, если не считать такой «мелочи», как подбитый солдатом-рядовым из обычного ПЗРК радиоуправляемый самолет-мишень. Парнишка подбил его играючи. Просто прицелился и выстрелил. Вонючий дым окутал его голову в каске на мгновение, а потом самолет в небе стал разваливаться на составляющие. Даже на авиабазе по не выключенной связи слышали рев Елистратова:

— Какой мудак этому ё… Чингачгуку боевую ракету дал?

Целые сутки солдаты собирали обломки разлетевшегося самолета в полиэтиленовые пакеты. Выяснилось, что ракета была учебной, только попала она самолету в воздухозаборник и у него тут же заклинило движок. Такого еще не бывало! Полковники с управления с каждым днем учений ходили все задумчивее и вечно «не в себе». Отвечали на вопросы сбивчиво, невпопад, постоянно что-то записывали в блокноты, общались лишь друг с другом, оглядывались по сторонам так, словно среди врагов находились и всем этим страшно беспокоили Савицкого.

Он поделился страхами с Аристарховым, когда вечером вновь увидел друга сидевшим на корточках у палатки и курившим. Присел рядом:

— Сереж, чего полковники постоянно пишут в блокнотах, не видел? Мне что-то не по себе от этой писанины…

Начштаба отозвался и встал:

— Отойдем… — Отошел от палатки метров на двадцать и шепотом заговорил: — Да и мне тоже. Есть идея! Слушай, у Ласкина в роте есть солдатик… Ну, скажем так, бывший карманник. Завязал с этим делом, но иногда фокусы в роте показывает. Ласкин сам рассказывал, как этот малый у него все документы и часы с руки снял, а капитан даже не почувствовал…

— Хочешь, чтоб он блокноты украл?

— Не только. Пусть он еще у генерала его записи стянет. Надо же заглянуть, что Елистратов пишет!

Савицкий развел руками:

— Генерал вообще ничего не пишет. Не о пробежке же по полю ему писать? Так что стаскивать у него нечего. Не боишься, что солдат разболтает?

— А ты пообещай, если сделает все, как надо и молчать станет, после учений его в отпуск отпустить и отпусти действительно. Парень нам может пригодиться и потом…

Савицкий согласился:

— Давай попробуем…

На следующее утро на полковников из управления, когда они заворачивали за угол, налетел худенький парнишка с погонами рядового. Сбил обоих с ног, а потом, вытаращив глаза от испуга и вскинув руку к виску, выпалил:

— Прошу прощения, товарищи полковники, меня подполковник Аристархов срочно вызвал. Я вас из-за палатки не видел…

Боком-боком обошел обоих и исчез, пока управленцы приходили в себя. В командирской палатке протянул оба блокнота и бумажники Савицкому:

— Готово, товарищ полковник! Извините, все вместе было. Пришлось забрать. — Помявшись, предложил: — Если надо, я любой почерк могу подделать — не отличишь! И листы в этот блокнот новые впаять, лишь бы бумагу нужную достать…

Полковник заглянул наскоро в блокнот и тут же ухватился за его слова:

— А ну-ка присядьте, рядовой… — Парнишка присел на стул, а командир подозвал к себе начштаба: — Сергей, глянь, что два этих гада пишут!

Оба склонились над блокнотами. Прочитали лишь по страничке и тут же принялись плеваться:

— Ну надо же! Всех грязью облили. Да мы, после такого, только в тайгу годны! — Разом обернулись к парнишке: — Месяц отпуска устраивает? За сутки до конца учений надо стянуть эти блокноты еще раз и переписать все так, как мы скажем. Сделаешь?

— Да нет проблем. — Солдат почувствовал свою нужность и попросил: — Товарищ полковник, дайте отоспаться! Капитан Ласкин меня загонял: то в патруль, то в наряд. И все из-за того фокуса с его документами… В общем, через день, на ремень! Мне ведь потом ночь сидеть над записями, рука трястись будет.

Савицкий твердо сказал:

— Сделаем. Отдыхайте. Передайте капитану Ласкину, что я его жду на командном пункте. Вы сможете вернуть блокноты?

— В легкую! Сейчас в палатках никого не будет. Объясните, как они спят в палатке. На каких местах?  — Получив подробное объяснение, вскинул руку к козырьку: — Разрешите идти?

Забрал блокноты, бумажники и ушел. Полковник с подполковником вышли на улицу и направились к командному пункту…

В этот день решено было провести удар по наземной цели управляемой ракетой с боеголовкой. Тщательно выверялись координаты, выставлено боевое охранение, чтоб никто не попал на полигон и не пострадал. Вскоре с полигона должна была взмыть вверх ракета с заданными координатами. Все начальство сгрудилось за спиной солдатика первогодка, внимательно наблюдая за действиями. После команды Савицкого:

— Пуск!

Ракета взлетела строго вертикально. Стартовик, обнесенный ореолом из огня, долго был виден невооруженным глазом. Офицеры задумчиво смотрели вслед. Вот-вот должна была начаться отработка программы по тангажу — разворачивание на цель, но… ракета по-прежнему шла прямо. Все сообразили, что программа разворота не включилась. Смотрели, как ракета с ревом уходит в зенит. И вдруг всем в головы, одновременно, стукнуло — после того, как выгорит топливо, ракета, вместе с боеголовкой, вернется на старт!

Не сговариваясь, доблестные офицеры переглянулись и, как скаковые лошади, рванули в разные стороны. Это было похоже на бегство тараканов от кусочка сладкой булки, когда хозяйка ночью включает в кухне свет. Савицкий успел выдернуть из окопа несчастного, ничего не соображавшего, солдатика. Тащил за собой за руку и тот скакал, словно воробей, следом, часто оглядываясь на родной окоп. Полковник прохрипел на ходу:

— Беги, дурачок!!! Как можно дальше!..

За полторы минуты большинство наблюдателей успело удрать метров на четыреста. Скорость развили просто фантастическую! Если от МАЗа генерал-лейтенант Елистратов несся примерно километров тридцать в час, то тут летел под шестьдесят. Причем в полевой куртке и при фуражке! Полковники с управления неслись парой, словно Маша с Дашей, играючи перескакивая даже полутораметровые кусты и делая вид, что сдают разряд на бег с препятствиями.

Аристархов летел по полю полутораметровыми шагами, разинув рот и размахивая руками, словно ветряная мельница. Кисти рук мелькали у подполковника даже над головой. Остальные неслись бодрым галопом, который на неровных площадках превращался в трехкрестовый аллюр. Потом оказалось, что один из наблюдателей в конце улегся на муравейник лицом. Был страшно покусан, но заметил и почувствовал не сразу!

Савицкий бежал всех медленнее из-за солдата, который все еще не докумекал о грозившей смертельной опасности. Командир не мог бросить подчиненного, к тому же виноватого лишь в том, что не понимает, что произошло и продолжал упорно тащить за собой. Объяснять было некогда. Парень, как ему казалось, еле переставлял ноги. Когда ракета вернулась, они были всего метрах в двухста. Полковник прыгнул назад и уронив парня, накрыл собой.

Страшный взрыв оставил на месте окопа глубокую воронку. Земля и клочья травы простучали по спине командира, сбив кепку В воздухе висела мутная пелена, когда он поднял голову. Скатился с рядового и потряс его за плечо. Неестественно громко спросил: 

— Живой?

Тот очумело потряс головой, приподнимаясь и глядя в ту сторону, где находился всего пару минут назад. Уставившись в лицо командира, прошептал:

— Живой… Что это было?

Полковник усмехнулся и потряс его за плечо:

— Потом скажу. А пока комиссия здесь, ты этот вопрос лучше не задавай!

ГОРЬКАЯ ЛЮБОВЬ СОНЕЧКИ

            Генерал-лейтенант Елистратов, оказался настоящим дамским угодником. Как старшему по званию, полковник Савицкий не мог указать ему на недопустимость подобного поведения и скрипя зубами наблюдал, как не молодой генерал «крутит шашни» с совсем недавно прибывшим девичьим взводом. По вечерам его невозможно было застать в палатке и Савицкому уже дважды пришлось «выуживать» генерала из «дамских покоев», где он пил чай и травил анекдоты. Василий Федорович, вместе с девчонками, радушно приглашал его посидеть «в домашней обстановке». Ивану, чертыхаясь в душе, приходилось соглашаться.

Полковник и сам-то еще толком не знал, как всех зовут, а генерал вовсю улыбался каждой встреченной девчонке. Называл по имени, останавливал и хоть минутку, но уделял «объекту». За эти вечера полковник поклялся себе, что никогда и ни при каких обстоятельствах больше не возьмет с собой на учения баб.

Оправившись от потрясения, которое навела на всю комиссию самонаводящаяся ракета, генерал-лейтенант решил устроить вечер отдыха. Он так и сказал Савицкому:

— Иван Артемьевич, надо бы нам нервишки немного поправить. Обязательно девочек пригласите! Без женского пола скучновато будет…

Полковник поморщился про себя, но с начальством не поспоришь. Он прекрасно понимал, что этот «вечер» вновь обойдется части в «копеечку». Вызвал к себе начальника продовольственного обеспечения и дал соответствующие указания. К восьми вечера под навесом были накрыты столы. Девчонки, как и все переодетые на период учений в полевую форму, сгрудились стайкой вокруг Лидии Карпович, метрах в ста от навеса. Она что-то говорила им вполголоса.

Лидка стала у них «командиром» по просьбе самого Савицкого, который остерегался, что новый взвод может оказаться спервоначалу таким же, как и первый. Карпуша легко нашла с девчонками общий язык, ничуть не скрыв, что она «сваха» и они могут обращаться к ней по «щекотливым» вопросам. Уже трое «клюнуло» на последних не женатых «оболтусов». Молодые лейтенанты пока не прибыли и девчонки вовсю встречались с «объектами». Савицкий знал и надеялся, что мужиков теперь удастся женить и надоевшие проблемы, связанные с холостяками, немного отступят от него.

Подполковник Уфимцев разговаривал с Аристарховым чуть в стороне, специально встав лицом, чтобы постоянно видеть жену. Именно так он называл Лиду, хотя все еще не расписались. До свадьбы оставался месяц. Бывшая женушка протянула с разводом, но Карпуша ничуть не обеспокоилась. Она даже успокаивала Павла, когда он начинал извиняться и нервничать из-за постоянных ехидных вопросов-намеков соседки по лестничной площадке:

— Паш, прекрати! Я все понимаю и знаю. Чего ты маешься? Мы любим друг друга и подождать какой-то месяц… Это же смешно! Мы же все равно вместе живем!

Подполковник успокаивался на какое-то время. Лидия знала о проблемах у командира с полковниками из управления. После нападения на Янченко Савицкий, Аристархов и Уфимцев сдружились. Часто встречались после работы в квартире начальника компьютерного отдела да и на учениях часто разговаривали, так что она была в курсе и решила помочь полковнику, используя новеньких девчонок. Карпуша заметила, что Иван Артемьевич многим приглянулся, как командир. Это обстоятельство надо было использовать во благо. Тихо спросила:

— Девчонки, вам наш командир нравится?

Они заулыбались:

— Симпатичный. Тут с нами чай пил и постоянно краснел. А что, Лид?

— Полковники с управления гадость готовят и мы командира можем лишиться. Переведут куда-нибудь и все. И еще неизвестно, кого пришлют…

Все двенадцать обеспокоились и улыбки пропали:

— Как?.. Лид, мы что-то можем сделать? Может кого-то с кем-то столкнуть?..

Карпович огляделась. Не заметив мужчин поблизости, попросила:

— Разве что генерала с полковниками, но как, я пока не придумала…

Симпатичная чернобровая девчонка с яркими губами, усмехнулась:

— Это я на себя беру. Лид, ты можешь «цыганочку с выходом» организовать? Ну, в музыкальном смысле…

Лидка кивнула:

— Попытаюсь через мужа. Я пошла договариваться…

Она подлетела к разговаривавшим мужчинам и извинилась перед начштаба:

— Прошу прощения, Сергей Александрович. Дело есть…

Она рассказала обоим о своем замысле. Аристархов от радости аж в лице переменился. Он тоже раздумывал все эти дни, чтобы такое устроить полковникам и остаться «не при чем». Рванул к командиру пулей. Приволок, по дороге объяснив, что придумали девчонки. Савицкий подхватил Павла и Лиду под ручки и поволок к палатке музыкантов:

— Сейчас организуем!

Музыканты после ужина валялись на походных кроватях. Инструменты были свалены в углу. Они считали, что работы для них в ближайшее время не предвидится. Появление командира сразу доказало обратное. Все подскочили и вытянулись, одергивая форму. Полковник оглядел заспанные лица и сообщил:

— В общем так! Чтоб через час «цыганочку с выходом» сбацали. Не выходя из палатки, под видом репетиции! Ясно? Сыграете плохо, завтра целый день будете маршировать по траве и одновременно от выстрелов из ПЗРК уворачиваться! Сам на поле выгоню!

Музыкантам ничего не было ясно, но они кивнули. Прапорщик спросил:

— Прошу прощения, товарищ полковник, может мы к этому делу нашего барабанщика подключим? — Указал рукой на молодого коренастого парня с погонами сержанта: — У Антона голос сильный. Куплеты споет. Нам играть легче…

Полковник собирался уходить, но тут обернулся. Окинул взглядом Антона и со зловещей гримасой выдал в тишине:

— Да вашему барабанщику — я его слышал! — только в опере «Иван Сусанин» петь и то партию подыхающих поляков!

Сержант покраснел и отвернулся. Лидия, Уфимцев и Аристархов выкатились из палатки, держась за животы. Савицкий вышел следом и недоумевая поглядел на ржущих, словно лошади, друзей:

— А чего я такого сказал?

Начштаба посоветовал:

— А ты вспомни…

Полковник с минуту раздумывал, а потом хмыкнул:

— Да, что-то я погорячился!

Чернобровую девчонку звали Соней. Она села напротив Елистратова, а тот усадил рядом понравившуюся блондинку Машу. Ухаживал, никого не стесняясь. Что-то шептал на ушко, обнимая за плечики. Она смеялась, прижималась к генеральской груди и отвечала ему в той же манере. Чуть дальше сидели мрачные полковники. Соня несколько раз посмотрела на них и чуть улыбнулась. Те к чарам девчонки остались не равнодушны. Оба, разом, подняли головы. Мрачность начала медленно пропадать. Искоса поглядывали на начальника и вновь смотрели на Сонечку. Оба улыбались в ответ на взгляды девчонки. Водка с коньячком потихоньку горячили мозг. Выпили уже по несколько раз. Разговоры за столом заметно оживились. То и дело звучал смех.

И тут из палатки музыкантов донеслись странные звуки, которые начали медленно перерастать в «Цыганочку». Соня встала и направилась к площадке, слегка покачивая плечами и притопывая. Все тут же уставились на нее. Над столами стояла тишина. Генерал, как и все, наблюдал за Сонечкой.

Девчонка оглянулась и подмигнула полковникам. Оба заулыбались еще шире. Внимательно поглядела на Савицкого. Плавно раскинув руки и поворачивая кисти, слегка притопывая, вышла на пятачок и началось. Она выделывала такие коленца, что мужики диву давались. Все молодое тело ходило ходуном. Елистратов забыл о блондинке и не сводил глаз с танцующей, словно настоящая цыганка, девчонки. Он, неожиданно, вспомнил деревенскую молодость.

Мужики за столом дружно хлопали. Напевали, что знали из частушек. Некоторые встали со скамейки, чтобы лучше видеть. Генерал-лейтенант медленно встал, невольно подчиняясь призывному взгляду девчонки. Перешагнув через скамейку, пошел к пляшущей Сонечке. Оказалось, что Елистратов плясать был горазд. Генеральские погоны вились вокруг зазывно смеющейся девчонки. Она смотрела на него с одобрением. Василий Федорович старался изо всех сил!

Помрачневшие после выхода генерал-лейтенанта полковники тоже вылезли в круг, не обращая внимания на начальника и стараясь оттеснить его в сторону. Оба плясали плоховато, но не обращали внимания, топчась на месте, словно два медведя. Плясунья лихо завела мужиков!

Аристархов, под шумок, рванул к палатке музыкантов и приказал наяривать дальше, пообещав принести три бутылки водки. Оркестр жахнул после «Цыганочки» «Русского».

Генерал прорычал, приблизившись к подчиненным:

— Вон отсюда, сволочи! Только пляску портите!

На что один из пьяных полковников, кружа вокруг Сони вприсядку, ответил с придыханием:

— Валил бы ты сам с площадки, старикан! Песок сыплется, а туда же. Как бы дело инфарктом и Склифом не закончилось…

В общем разнимать полковников и генерала пришлось офицерам части под развеселую «Барыню». Оркестр наяривал изо всех сил, лишь бы не попасть на стрельбы в виде мишени и не слышал дикой ссоры. В результате у Елистратова оказались подбиты оба глаза, а у полковников по одному. Соня в это время шептала Савицкому в ухо:

— Товарищ полковник, разрешите мне увести Василия Федоровича за пределы лагеря? Я по-настоящему люблю генерала и чтобы не произошло, это на моей совести. Полковники завтра станут овцами, обещаю…

Иван удивился признанию юной девчонки. Посмотрел ей внимательно в страдающие глаза и сразу понял, что это его шанс выбраться изо всех несчастий с честью. Сонечка была искренней. Кивнул:

— Веди! Пароль: «Кукушка»…

Девчонка кинулась к Елистратову, которого удерживали двое майоров. Полковников, минуту назад, оттащили к палаткам и забили внутрь. Подальше от разъяренного генерала, рвущегося в бой. Соня оттолкнула мужские руки:

— Отстаньте! Василий Федорович вовсе не пьян! Это те нажрались и не соображают… — Посмотрела генерал-лейтенанту в лицо и предложила: — А ну их всех! Не против прогуляться?

Пьяный генерал расцвел, забыв о разбитом лице, фингалах и полковниках:

— С удовольствием! С красивой девушкой и не прогуляться? Грех!

Она остановила его метров через триста, подойдя к мосточку в три бревнышка через ручей. Посмотрела на мужчину:

— У вас все лицо в крови. Давайте я вас умою…

Зачерпнув воду в ладони, принесла и осторожно плеснула в лицо генерала. Платочком стерла воду вместе с кровью и посмотрела в глаза. Он заулыбался, тут же схватив ее в объятия. Соня и не думала сопротивляться, только шепнула:

— Посты вокруг и мы, как на ладони, товарищ генерал-лейтенант…

Елистратов разжал пальцы и проворчал:

— Вот заладила! Генерал, генерал… Назови, хоть разок, по имени. Меня давным-давно никто просто «Васей» не называл. Жена все «ты», «ты», дети — «папа», подчиненные — по имени-отчеству да по званию… Надоело!

Соня тихо шепнула, беря его за руку и переводя через мосток:

— Вась, давай погуляем? Я понимаю, что ты устал, но мне охота пройтись…

Он согласился, легонько пожав ее пальцы. Шли рядом к границе лагеря. Потом вышли за пределы. Часовой не посмел остановить генерала с девушкой, лишь посмотрел вслед. Они шли по лесной дороге рядышком и болтали обо всем. Девчонка рассказала, как попала в армию. Ушли от постов на добрый километр. Незаметно Соня подвела разговор к драке и тихо сказала, чуть потупившись:

— Вась, эти твои полковники с первого дня проходу не дают многим из нас. Знаешь, они что-то постоянно пишут в блокноты. Смотрят на тебя и ухмыляются оба. Улыбки не хорошие! А ты мне давно нравишься. Не из-за того, что генерал, нет! У тебя в глазах что-то детское есть. Изумление что ли? У меня братишка на десять лет младше, так у него такое же выражение часто мелькает…

Елистратов чуть не задохнулся. В мозгах пошло окончательное завихрение. Обхватил девчонку за плечи:

— Сонечка, они завтра оба выкатятся отсюда, обещаю, а блокнотики ихние я изорву в клочья! Давно догадывался, что кто-то копает под меня, да поймать не мог. Теперь все ясно. Это им боком выйдет! Обоих под трибунал!

Она тихо попросила, прижимаясь к нему:

— Не надо. У тебя скандал с женой будет. Они скажут из-за чего подрались, а я третьей лишней не стану…

Елистратов вздохнул и поцеловал ее в макушку:

— У меня дочь старше тебя лет на десять, а я вот с тобой в обнимку иду…

Девчонка прижалась к нему еще крепче. Обняла за пояс и тихонько рассмеялась:

— Ну и что! Разве дело в возрасте? Я его не чувствую и мне хорошо сейчас. — Потерлась о его плечо и тихо спросила: — Я тебе нравлюсь?  

Генерал рассмеялся:

— Да! Увидел, как ты танцуешь и чуть с ума не сошел. Я сегодня, как мальчишка, подрался! Лет двадцать в потасовках не участвовал… Сильно они меня разделали?

Соня подняла глаза и мягко провела ладонью по его лицу:

— Фингалы и губа опухла… — Потянулась и нежно коснулась припухшей губы своими: — Я завтра тональным кремом синяки замажу и ничего не будет. Слово даю!

Елистратов настороженно спросил:

— Соня, тебе что-то надо от меня, да? Ты так ластишься!

Она потянула его за руку к лежавшему на земле бревну. Присела и заставила его сесть рядом. Посмотрела в наполовину заплывшие глаза:

— Да не надо мне ничего! Думаешь, раз ты генерал, так на тебя можно внимание обратить только из-за этого? Помнишь, ты в учебку приезжал в Переславль? Я тебя тогда увидела. А сейчас поразило, как ты меня отвоевывать кинулся. Против двоих! Не приходило в голову, что кое-кому нужны не погоны, а ты сам?

Василий Федорович набрал в рот побольше воздуха и выдохнул растерянно:

— Ну… Не знаю даже, что сказать…

Соня попросила:

— Не уходи от меня сегодня! Слово даю, шантажировать не буду. Пробудь эту ночь со мной. Наверное мы в прошлой жизни с тобой рядом шли, а в этой ты поспешил появиться на свет…

Генерал не просто онемел, он задохнулся:

— Ты что, девочка, влюбилась в меня?!

Девчонка обвила его шею и заплакала, уткнувшись в плечо:

— Наверно так… Иначе отчего бы мне было так горько и больно. Ты не бойся, я в части останусь, а ты вернешься к жене и никогда обо мне не услышишь…

Елистратов попытался отстраниться и пробормотал:

— Я же старый…

Соня подняла голову от его груди:

— Это не так. Ты сейчас так же молод, как и я. Считай, что половина моей жизни в тебе. Василёчек ты мой, лазоревый…

Ее губы прижались к его губам и генерал, к собственному удивлению, вдруг почувствовал себя снова молодым и сильным. Руки жарко прижали девичье тело. Он чуял исходившую от нее страсть. На мгновение оторвался от губ:

— Сонечка, я же старый для тебя!

И тут же почувствовал, как ее руки скользнули под его, уже неизвестно как расстегнутую рубашку. По телу пронеслась волна давно забытой дрожи. За упавшим деревом расстилался моховой покров и они оба упали туда. Василий Федорович и сам не мог бы связно объяснить, что с ним творится. Соня целовала его лицо, покрывала поцелуями грудь и плечи, прижималась голой упругой грудью к нему. А его тело ощутимо наливалось силой. Минут через двадцать генерал отстранился и хрипло сказал:

— Сонечка, я лет пять уже не знал, что такое женщина, а ты оказалась еще и девочкой. Зачем? Зачем ты позволила мне сотворить такое с тобой?..

Девчонка приподнялась и потянула к себе его седую голову. Тихо шепнула в ухо:

— Я люблю тебя, вот и вся причина…

Они возвращались далеко за полночь. Обнявшись шли по лесной дороге. Хмель полностью выветрился из головы генерала. Он чувствовал под рукой теплое девичье тело и никак не мог поверить, что всего несколько десятков минут назад оно было его. В груди застыла боль — девчонка отдала ему себя и ничего не требовала взамен. Черноволосая голова прижалась к его плечу. Тонкая рука обвивала за пояс. Василий Федорович не выдержал и тихо спросил:

— Ну хоть что-то ты хочешь от меня?

Она шепнула:

— Приезжай в часть почаще. Я тебя ждать буду. Чтоб только посмотреть на тебя…

Из темноты раздался окрик:

— Стой! Кто идет?

Елистратов ответил:

— Генерал-лейтенант Елистратов с военнослужащей Красковой.

Строгий голос потребовал:

— Пароль!

Соня шепнула в ухо растерявшегося генерала:

— Кукушка…

Он повторил и сразу услышал:

— Проходите, товарищ генерал-лейтенант.

Девушка потянула его к стоявшим в стороне кунгам. Почувствовав сопротивление,  прошептала:

— Вась, в нашей машине кровать есть… Ты хочешь уйти к себе? Я не держу…

Разжала руку. Елистратов молча пошел за ней. Дорогу снова преградил часовой. Услышав пароль, скрылся в тени машины. Генерал поднялся по трем ступенькам вверх и дождался, когда Соня заперет дверь за ними. Она включила не яркий свет. У стены тесного и без того помещения, заполненного оборудованием, стояла узкая койка, застеленная синим солдатским одеялом. Девушка обернулась:

— Есть хочешь? У меня тут имеется сыр, хлеб и молоко. Мы по-тихому ночью в деревню бегаем. Ты Савицкому не говори, ладно? Мы все молоко любим, а здесь его нет и нам плохо. Вот и приспособились удирать. Посты слева не так часто расставлены, мы там проскальзываем…

Генерал улыбнулся, слушая девчонку. Стащил пятнистую куртку, оставшись в тельняшке без рукавов. Повесил на крючок у двери:

— Не скажу. Давай молоко и бутерброд…

Присел на кровать, глядя на ловкие девичьи руки, нарезающие хлеб и сыр. Она достала откуда-то из угла трехлитровую банку с молоком, наполовину пустую. Из крошечной тумбочки в углу извлекла стаканы. Наполнила, положила сверху бутерброд и протянула ему. Посмотрела сияющими глазами в лицо:

—    Держи…

Выдув молоко залпом, присела у его ног, положила на мужские колени руки и улыбнулась, глядя на то, как он ест:

— Я тебя в учебке заметила, еще когда ты первый раз приезжал. Строгий такой ходил, ни на кого не глядел, а я раз двадцать перед тобой мелькала. Все смотрела, как ты смотришь, как говоришь. Движения твои запоминала. Потом ты у нас в классе сидел и я просто задыхалась от радости. Все начали вопросы задавать, а у меня горло перехватило. Потом ревела в душевой… И еще дважды ты приезжал. Я однажды сфотографировала тебя «мыльницей». Ты вздрогнул, а я сбежала. Хочешь покажу тот снимок?

Василий Федорович кивнул, с интересом разглядывая девичье личико. Она достала военный билет из нагрудного кармана куртки и вытащила из него фото. Елистратов увидел себя в бушлате и барашковой шапке, идущим по тропинке между сугробов. Вспомнил, как едва не упал от ослепившей глаза вспышки, потом смотрел недоуменно вслед улепетывающей девчонке. Улыбнулся и вернул фотографию. Погладил ладонью по голове, словно маленькую:

— Что же ты тогда сбежала? Я потом три дня пытался узнать, кто меня щелкнул и зачем? Разглядывал вас всех на занятиях…

Сонечка тихонько рассмеялась:

— Я видела, что ты как-то странно смотришь на нас. Боялась, что сердишься. — Он поставил опустевший стакан на полочку и она тут же спросила: — Еще будешь?

Генерал отказался, потянув ее к себе. Прижал и грустно спросил:

— Ты не пожалеешь, что так поступила?

Соня покачала головой, глядя ему прямо в глаза. Потянувшись в сторону, выключила свет…

Утром Савицкий, так и не дождавшийся начальника на завтрак, заглянул в его палатку и сразу понял, что генерал не ночевал. Вспомнились слова девчонки. Он мрачно чертыхнулся — только любовной истории с генералом в главной роли ему на этих учениях и не хватало! Направился к девичьей палатке. Зайти не решился. Постучал в тент и спросил о Красковой. Кто-то из девчонок, через брезентовую стенку, ответил:

— Соньки всю ночь не было. Возможно в кунге спит. Она уже две ночи там спала.

Полковник решил дойти до кунга в семь утра. Еще в нескольких метрах от него он расслышал стоны и рванул к машине, боясь худшего. Мысли в голове метались самые разные, вплоть до самых смешных: генерал не выдержал напора молоденькой! Постучавшись и получив разрешение, влез внутрь. Елистратов лежал на кровати вниз лицом по пояс раздетый. Соня старательно растирала поясницу генерала какой-то мазью, а тот стонал от боли. Лежание на сыром мхе не прошло для него бесследно. Полковник доложил по форме. Генерал с трудом пожал ему руку. Девчонка пояснила:

— Василия Федоровича всю ночь радикулит мучил. Я в четыре утра до поселка бегала. У местной фельдшерицы, прямо на дому, «Фастум-гель» купила. Вот только прибежала. Сейчас должно пройти.

Иван чуть не сел на пол. Не обращая внимания на генерала, прогремел:

— Кто тебе позволил уйти? Двенадцать километров туда и столько же обратно, да еще лесом! А если бы случилось что?..

Елистратов вдруг перестал стонать и подал голос, перебивая вопль его души:

— Я позволил! Ясно, полковник? Я! Я же не могу распрямиться!

Савицкий оторопело вскинул руку:

— Так точно!

Генерал-лейтенант попытался пошевелиться из стороны в сторону, а затем начал медленно припониматься и сел:

— Проходить начало. Спасибо, Сонюшка! Поставила на ноги инвалида… Замажешь синяки мои?

Натянул тельняшку, куртку и туфли. Кепку взял в руки, но одевать не стал. Вновь сел на кровать. Савицкий наблюдал. Девчонка подскочила к нему с тюбиком тонального крема и принялась замазывать фингалы под глазами. Полковник заметил, с какой нежностью она смотрит на генерала. Тонкие пальчики осторожно касались мужской кожи. Елистратов смотрел и улыбался. Спросил, покосившись в сторону Савицкого:

— Иван Артемьевич, там от завтрака что-нибудь осталось? Сонечка ведь из-за меня не поела.

Полковник кивнул:

— Найдется! Пройдемте, Василий Федорович…

Девчонка достала пудреницу и слегка коснулась пуховкой век. Полюбовалась на свою работу. Генерал взглянул на себя в протянутое ею зеркальце. Довольно вздохнул — синевы не было видно совсем. Даже припухлость стала малозаметной и выглядел он теперь, как и накануне.

Втроем направились к кухне. Повар, по знаку полковника, быстро положил в тарелки гречку с тушенкой. Елистратов и Краскова быстро поели. Савицкий не стал. Он уже позавтракал. Генерал еще раз поблагодарил девушку, ласково поглядел на нее и направился к командному пункту. Он шагал твердо и прямо. Полковник оглянулся на застывшую у края тента Краскову и вновь увидел грустно-влюбленный взгляд девчонки на генерала.

Оба полковника находились под тентом, сверкая фингалами. Остальные офицеры старались не смотреть на них, чтоб не наживать неприятностей. Ни у которого черных очков не оказалось. Уставились на чистенькое лицо генерала, вскинув руки к вискам. Один собирался то ли объясниться, то ли извиниться и открыл рот. Генерал резко скомандовал:

— Блокноты сюда! Сочинители!

Ошеломленные полковники автоматически подчинились. Елистратов, на их глазах, молча, повыдирал все исписанные страницы. Не читая, изодрал в клочья и швырнул в мусорницу у стола со словами:

— Я буду писать отчет о проведенных учениях, а не вы! Они нормально проходят, а вы тут всех нервируете. Посмеете снова приняться за записи, оба отправитесь в тайгу…

С этого дня полковники вообще ни разу не посмели вытащить ручку или блокнот у кого-то на виду, боясь попасть под горячую руку Елистратова. День прошел спокойно. Солдаты лихо отработали стрельбы, за что Савицкий удостоился благодарности. Полковник перестал беспокоиться и мысленно переменил старое решение. Теперь присутствие девчонок на учениях казалось ему прекрасной идеей и отвлекающим начальство ловким маневром. Генерал-лейтенант дружески обращался с командиром части. Где-то после обеда отвел Ивана в сторонку и спросил:

 — Иван Артемьевич, я бы хотел поговорить с вами, но желательно, чтоб это осталось между нами…

Полковник понял, что разговор не официальный и отозвался:

— Василий Федорович, даю слово офицера!

Елистратов помялся, но все же сказал:

— Сонечка Краскова… Насколько я знаю, она совсем недавно прибыла в вашу часть. В общем, я хотел бы перевести ее служить в Москву и устроить ее судьбу. Что вы об этом думаете?

Савицкий, уже догадавшийся, что между генералом и девчонкой все не так просто, откровенно сказал:

— Василий Федорович, если она не против, я не стану удерживать, но поймите, девчонки сдружились. Я считаю, что стоит прислушаться и к ее мнению…

— Я спрошу Сонечку… — Немного подумав, вздохнул: — Я понимаю, что вы можете подумать… Только все не совсем так. Сонечка любит меня. Да и я, честно говоря, за эту ночь слишком многое понял. Ей я нужен, не как генерал, а как человек. От меня всем постоянно что-то надо. Детям — деньги и связи, жене — деньги, путевки в престижные дома отдыха, престиж и нужные знакомства, офицерам в управлении — мое хорошее отношение и те же самые связи. Этой девочке не нужно ничего! Она отказалась ночью от отдельной комнаты в вашем общежитии и даже поездки по путевке в элитный санаторий на юг… Удивительно, но я никогда и помыслить не мог, что влюблюсь на старости лет…

Полковник откровенно сказал:

— Удивляться нечему. Соня любит вас, я заметил. И любовь эта чистая, не омраченная желанием «приобрести нужное». Мне только жаль, вы не обижайтесь, что для нее она горькой станет…

Елистратов опустил голову:

— Я уже подумал об этом и сделаю все, чтобы смягчить ее боль… — Немного подумав, добавил: — Спасибо, Иван Артемьевич, что выслушали и не осуждаете старика. Пойду, поговорю с Сонечкой…

Елистратов увел Краскову на поле, где давно перестали стрелять. Оба сели на траве. Сонечка сорвала несколько затерявшихся в траве «часиков». Поднесла красные мелкие цветы к лицу. Они пахли солнцем и теплом. Генерал взял обе ее руки в свои, посмотрел на залитое солнцем личико, с удивительной радостью глядевшее на него. Улыбнулся в ответ, а в душе стало больно. Тихо спросил:

— Сонечка, давай я тебя переведу к нам, в управление? Будешь рядом со мной. За одну эту ночь ты стала для меня необходимой. Я чувствую себя молодым рядом с тобой и хотел бы продлить это чудо…

Девушка грустно улыбнулась и отрицательно покачала головой:

— Не надо, Вась! До твоей жены мигом докатятся слухи. Эти твои подчиненные и так наверняка тебя заложат, но им будет трудновато доказать хоть какие-то отношения. Ведь можно просто прогуляться и поговорить! Но если я появлюсь в управлении, твоя жена закатит тебе скандал. Я не хочу, чтоб тебе плохо было. Ты и так всегда со мной теперь, в памяти…

Генерал-лейтенант понимал, что она права. Вздохнул:

— Сонечка, будь я хоть лет на десять моложе, я бы развелся не задумываясь, чтоб жениться на тебе, но я уже в том возрасте, когда никто не сможет понять моей любви. Я не оговорился! Ты смогла стать моей последней любовью… Красивая, юная и я… Старик…

Краскова улыбнулась. Заглянула в глаза:

— Знаешь, чего я больше всего хочу? Очутиться с тобой далеко-далеко от всех этих глаз, сейчас наблюдающих. Целовать и обнимать тебя. Отдать половину моей жизни тебе и чтоб никто нас не смог разлучить хотя бы пару часов!

Елистратов с минуту раздумывал, а потом сказал:

— Я выполню это желание! Поехали!

Схватив Сонечку за руку, он вскочил, словно молоденький. Решительно прошел с девчонкой под навес, издалека заметив Савицкого. Не отпуская девичьей руки, без смущения отвел командира в сторону и сообщил:

— Иван Артемьевич, я собираюсь забрать ваш ГАЗик и уехать с Сонечкой в город. В ближайшие сутки нас не будет! Думайте, что хотите, но это первое желание Сонечки я выполню! Остаетесь за командира, если мои полковники возникать начнут, поступайте, как хотите! Но передайте, что это мой приказ — подчиняться вам. Я с ними сам потом разберусь. Шофера не надо. Ключи!

К его удивлению полковник чуть улыбнулся. Посмотрел на обоих и сказал:

— Я принесу ключи…

Через пару минут через все посты промчался УАЗик полковника Савицкого. За рулем был сам генерал. На сиденье рядом застыла черноглазая девчонка, радостно и все еще не веря, улыбавшаяся Елистратову…

Они вернулись на полигон через сутки, уже под вечер. На следующий день учения заканчивались. Их появление заметили лишь патрули. Елистратов отогнал машину на стоянку. Проводил девушку и на минутку зашел в свою палатку, чтоб узнать новости за то время, пока его не было. Генерал выглядел уставшим и безумно счастливым. Сонечка, на мгновение забежавшая к подружкам, загадочно улыбалась и на вопросы, где она была, лишь качала головой. Уже в сумерках Елистратов и Краскова исчезли в пустом кунге…

Отчет, сделанный генерал-лейтенантом Елистратовым в управлении о проведенных в ракетной части учениях, был более чем восторженным. Даже сбитый радиоуправляемый самолет стал «плюсом» в подготовке солдат. Генерал-лейтенант решительно и твердо произнес:

— Товарищи офицеры, это как надо обучить солдата, чтоб он с первого же раза сбил беспилотный самолет, который, как считалось с недавних пор, сбить нельзя! Обратите внимание, что техника в части давно устаревшая, но полковник Савицкий сделал все, чтобы даже с ней оставаться на высоте!

Генералы знали настоящее положение в ракетных частях и доклад был принят положительно. Наверх ушла депеша с одобрением учений. Дело о подбитом самолете замяли, хотя командир авиаполка пытался «дергаться», но его вежливо и жестко попросили «заткнуться». Полковник никак не мог поверить, что его почти неуязвимый самолетик сбил обычный солдатик-срочник и причем не боевой ракетой. Это для него оказалось самым обидным…

Учения завершились триумфом Савицкого. Он приехал в часть, твердо зная, что никуда не будет переведен. Полковник в душе прекрасно сознавал и то, что учения прошли благополучно благодаря Сонечке. Вечером Иван все рассказал жене. Эля немного пригорюнилась, узнав о «странной» любви юной девчонки к не молодому генералу.

Елистратов приехал в их часть через неделю. Мало того, за рулем генеральской черной «Волги» он находился сам. На переднем сиденье лежал огромный букет красных роз. Краскову через пять минут вызвали из компьютерного отдела в штаб, а через пятнадцать минут генеральская машина уехала из части, увозя девчонку…

Через два месяца уставшая и счастливая Сонечка села на кровати, чуть прикрывшись простыней. Посмотрела на лежавшего рядом генерала. Чуть погладила его грудь рукой. Сияя от радости и слегка смущаясь, сообщила:

— Вася, я ребеночка жду. Твоего! Ты не бойся, мне по-прежнему ничего не надо. Я так счастлива! Твоя кровиночка во мне. Решай сам, приедешь еще или нет? Только скажи прямо сейчас, чтоб я не ждала напрасно и ребеночек родился не травмированным. Я тебя очень люблю и его любить буду так же. Я его Васильком или Василисой назову…     

Генерал резко сел, забыв и о радикулите, который мучил его последнее время и о палиатрите в колене. Он откровенно расплакался, кинувшись ей в ноги. Сонечка аж испугалась! Елистратов обхватил ее за колени, неистово целуя их:

— Сонюшка! Да я о таком счастье и мечтать не мог! На старости лет снова отцом стать! Девочка моя, теперь-то хоть ты примешь от меня подарок? Я ведь еще месяц назад на тебя двухкомнатную квартиру оформил и обставить успел!

Краскова наклонилась. Приподняла его лицо ладонями. Наклонившись, несколько раз поцеловала в глаза. Когда Василий Федорович сел на постели, обхватила за шею и прижала седую голову к плечу:

— Василек, я приму! Ведь это нашему сыну надо. Надеюсь, что ты теперь чаще приезжать станешь. Люблю тебя…

Через сутки жена закатила Елистратову скандал. «Добрые» друзья передали ей о связи мужа с молоденькой девчонкой. Генерал не стал ни от чего отказываться и решительно заявил:

— Я люблю ее! И если бы был моложе, я бы женился на ней. Ей нужен я, а не мои погоны! Встречался и дальше встречаться буду. Кто знает, сколько мне этой жизни отмеряно? Сонечка ребенка моего ждет! Мы с тобой давно чужие, Клавдия…

Жена застыла с открытым ртом. Она даже представить себе не могла, что муж все еще способен на подвиг стать отцом в шестьдесят пять лет. Они давным-давно спали в постели каждый на своей половине и дежурно целовали друг друга по праздникам. Минут пять в квартире стояла тишина. Клавдия глухо сказала, отвернувшись в сторону:

— Уходи! В этом доме ты теперь лишний!

И старый генерал собрал чемодан. Жена ни слова не сказала и ни о чем не спросила, забирая протянутые ключи от квартиры. Несколько суток он жил в управлении в собственном кабинете, не решаясь сказать Сонечке, что стал бездомным. Он знал, что она примет его с радостью, но что-то сдерживало. А потом позвонила старшая дочь, Виктория и тихо сказала в трубку:

— Пап, ты перебирайся к нам с Витей. Я поняла тебя, хоть и не сразу. Витя глаза открыл. Приезжай…

С этого дня Елистратов жил с дочерью и зятем, на выходные уезжая к любимой Сонечке. Зять лукаво подмигивал ему в пятницу и Василий Федорович усмехался в ответ. По просьбе Виктории он несколько раз привозил любимую к ним. Двадцатилетняя Краскова заметно смущалась и краснела, поглядывая на тридцатидвухлетнюю Вику, которой она невольно стала мачехой…

Сонечка, как и ожидала, в конце июня следующего года родила сына. Устало вздохнула, с улыбкой посмотрев на ребенка, которого ей показывала акушерка и улыбнувшись, сказала:

— Василёчек!..

Ивану Артемьевичу и Элеоноре Михайловне Савицким, принявшим глубокое участие во всей этой любовной истории и ожидавшим внизу, тут же сообщили о результате. Полковник мигом связался с генералом, в этот день приболевшим и лежавшим в квартире дочери. Чтоб не волновать Елистратова лишний раз, Савицкие ни слова не сообщили о том, что сами увезли Сонечку в роддом. Когда начались схватки, она позвонила командиру, как он просил. На командирском УАЗике ее доставили в больницу. Иван, услышав знакомый глуховатый голос, тихо сказал в трубку:

— Василий Федорович, вы не волнуйтесь и выздоравливайте, Соня родила мальчика. Назвала Васильком…

Услышал короткий радостный вздох на другом конце провода и грохот. За ним последовал дикий женский крик:

— Папа! Папочка…

Потом пошли короткие гудки. У Савицкого похолодели ноги. Он мгновенно понял, что генерал умер от радости. Его сердце не выдержало такого потрясения. Полковник выругал себя, что не сообщил генералу раньше о том, что Сонечка в роддоме. Он хотя бы мог подготовиться, чтоб стать отцом снова. Елистратов собирался официально записать Сонечкиного ребенка на себя и уже несколько раз повторял это Савицкому, но не успел…

КАПИТАН ГОРЕЛОВ

            Прапорщик Васин так и носил подкову на лбу. Она не желала пропадать и белесый четкий след каждому бросался в глаза. Васин давно перестал обращать внимание на офицеров части и приезжих, незамедлительно уставлявшихся на его лоб, едва заметив лошадиное копыто, но его глодало любопытство — с кем встречается капитан Горелов. Слова Кости сильно заинтересовали его. Нет, Васин не осуждал соседа и скорее сочувствовал ему, желая, чтобы он с новой пассией нашел счастье. Николай ни словом не обмолвился жене о том, что знает, кто поставил ему подкову, а на ее сетования и обиду, что знакомые смеются над его лбом, пояснял:

            — Думаю, что был кто-то из поселка. В части таких отпечатков ни у кого нет. Я проверил. Ты поглядывай на отпечатки, Юль! А на дураков внимания не обращай. Ну, что делать, коль так получилось? Так, видно, греху быть!

            Жена старалась и постоянно ходила, глядя в землю. Отпечатков не было, хотя она могла бы побожиться, что однажды уже видела подобный след! Муж внимательно следил за соседом, но «застукать» на месте преступления никак не мог. Зазноба капитана так и оставалась неизвестной. Все разрешилось в один из вечеров…

            Васины смотрели телевизор, когда за стеной раздался грохот бившейся посуды и дикий вопль Ленки Гореловой:

            — И ты еще смеешь требовать, чтоб я готовила и стирала на тебя? Пусть эта твоя сучка из общежития тебе разносолы варит! Забирай своего сыночка и уё… отсель! Никитка весь в тебя уродился! Что глаза, что внешность, что характер! Ко мне не идет…

            Николай понял, что Ленка каким-то образом все же узнала про пассию мужа и насторожил уши еще сильнее. Чтоб стало слышнее, галопом сгонял в кухню и схватив пустую семьсотграммовую банку, приложил ее к стене. Приник ухом в донышку. Прогремел твердый голос капитана:

            — Это ты выкатишься отсюда! Никитка потому и бежит ко мне, что голодный постоянно. Ты же не готовишь! Я после работы вынужден стряпать на себя и него! Ты отправляешь ребенка в садик грязным! Мне воспитатели в лицо это говорят! Белье в ванной не стирано черт знает сколько! Уля несколько раз забирала мое шматье и одежонку нашего сына в общагу, чтоб постирать! Она ночью стирала, чтоб тебя не позорить! Вся часть говорит про твои шашни с директором совхоза и ты еще смеешь меня попрекать, что я нашел другую женщину? Сына ты никогда не получишь! Я Никитку сам воспитаю и ничего мне от тебя не надо. Вон отсюда, тварь!

В ответ раздался злой вопль:

— Я завтра к командиру схожу и все ему про тебя расскажу! Это ты из квартиры вылетишь, сына не получишь и мне алименты станешь платить… — Через мгновение раздался ее испуганный вопль: — Что ты делаешь? Это платье нельзя так мять! Не тронь мои блузки!..

Юлия отключила у телевизора звук, чтобы получше «врубиться», хотя Николаю этого не требовалось. Три года, что они жили на одной лестничной клетке с Гореловыми, приучили его к тому, что в семье капитана ни единого вечера не проходит без скандала. Из-за стенки донесся истошный женский визг, затем дважды хлопнула дверь. Васины переглянулись и покосились в сторону комнаты, где спали сыновья. Там стояла тишина. Юлия тихо сказала:

— Ну и стервозная бабенка Косте попалась! Никитка постоянно голодный и грязный ходит. Горелов прав! Я бы такую давно вышибла. Видно решился все же…

Не сговариваясь, на цыпочках, направились к входной двери. Васин выглянул первым: на площадке стояла побагровевшая от злости Ленка с чемоданом и сумкой. Она пыталась открыть трясущимися руками дверь ключом, но ничего не получалось. По всей видимости капитан вставил свой ключ изнутри. Николай отошел в сторону, давая возможность жене полюбоваться на выброшенную «за борт» соседку.

             Постояв на площадке, крутя головой и поняв, что супруг дверь не откроет, Горелова направилась вниз, подхватив вещи. Родители этой молодой стервы жили километрах в пяти от городка. Времени было еще только девять вечера. Последний автобус шел в одиннадцать. Она могла вполне успеть на двадцать один тридцать. Едва дверь в подъезде хлопнула, Николай решительно начал одеваться. Жена удивилась:

            — Ты куда, Коль?

            Он мрачно выдал:

            — Соседу помогать в квартире остаться…

            Юлька всплеснула руками:

— Если что, на меня рассчитывайте! Как заведующая садиком свое мнение в суде выскажу по поводу подобных мамаш! Ей не то, что ребенка, я бы даже котенка не доверила! Сколько раз она за ребенком не появлялась! Мне приходилось или Костю вызывать или, как ты знаешь, ребенка приводила к нам. Воспитатели в курсе, что Ленка собой представляет! Мы выступим, так Косте и говори!

Благодарный Николай чмокнул жену в щеку и шепнул:

— Я всегда знал, что на тебя можно рассчитывать! Спасибо, Юль!

И тут же скрылся за дверью. Позвонил капитану. Горелов выглянул в глазок и только потом открыл. Виновато спросил:

— Что, снова вам покою не дали скандалом? Мы закончили бузотерить. Ленку я выгнал. Никитка спать лег, так что теперь…

Васин сгреб его за локоть и вволок в коридор:

— Костя, я пошел к командиру! Мы с Юлей все слышали. Моя готова вместе с воспитателями заявление в суд написать, чтоб мальчонку тебе оставили. Слышали и то, как Ленка грозилась завтра к командиру пойти. Я собираюсь упредить удар. В общем, ты ничего не знаешь! Мы все через стенку слышали. Ясно?

Горелов вытаращил глаза:

— Ты чего, Николай? Я же и так тебя обидел невольно. Пятно вон оставил…

Прапорщик хрипло взвыл, сгребя его за предплечья:

— Да х… с ним! Сколько тебе говорить? Я пошел! Парнишка с тобой останется. Все офицеры и прапорщики части встанут на защиту. Хватит! Четвертый год малец растет, словно травка в поле. А Ульяна девчонка хорошая. Значит это она из-за тебя недотрога? Мужики-то ведь заметили. Обижаются, что отшивает всех резко…

Васин развернулся и скрылся за дверью, оставив Костю размышлять. Спустившись пешком вниз и выйдя из подъезда, тут же направился в соседний дом. Дверь квартиры открыла Элеонора Михайловна. Увидев прапорщика, удивленно пропустила в коридор:

— Проходите, Николай Иванович… Что-то случилось?

Васин помялся:

— Да мне бы с Иваном Артемьевичем поговорить…

— В таком случае, проходите на кухню. Я позову Ваню. Вы уж не обижайтесь за такой прием. Сын приехал вечером. Сутки не спавши и теперь отсыпается…

Николай смутился:

— Да ерунда! Это вы извините, что вот так ворвался. Дело срочное…

Командирша скрылась в гостиной. Через несколько секунд в кухню зашел Савицкий в спортивных штанах и серой тенниске с надписью «Найк». Васин извинился:

— Прошу прощения, товарищ полковник, за беспокойство…

Командир перебил:

— Обойдемся без предисловий! Что случилось?

Васин рассказал все без утайки, а в конце добавил:

— Иван Артемьевич, нельзя ей ребенка доверить! Никитка с голодухи помрет! Я завтра всех офицеров на ноги подниму, чтоб не отдавали мальчишку и квартиру этой стерве! Мы с женой изо дня в день скандалы слышим. Кем Никитка вырастет, если все это на его глазах происходит? Что это за порядки, ребенка при разводе с матерью оставлять? А если эта мамаша хуже мачехи? Я вас хочу спросить, вы чью сторону возьмете?

Савицкий потер переносицу, на которой красовался след от очков. Посмотрел на подкову на лбу подчиненного и твердо пообещал прапорщику:

— Я за Горелова и Никитку стану выступать! Это капитан тебя попросил со мной поговорить?

Васин хмыкнул:

— Я сам пришел! Сегодня он эту гадину за дверь выкинул. Мы с женой все слышали. Сами знаете, какие стены! Так она грозилась завтра к вам прийти, а мы с Юлей капитана жалеем. Досталось ему и так…

Полковник с заметно прозвучавшим в голосе интересом, спросил:

— Так кто говоришь у него пассия-то?

— По имени, что Ленка крикнула, понятно, что Ульяна Якимова… Больше Уль в части нет!

            Иван Артемьевич в задумчивости потер щеку:

— Ладно, разберемся! Спасибо за информацию, Николай Иванович. Теперь я хоть знаю, что мне ответить Гореловой завтра… — Немного помолчав, спросил: — У нас в части видно уже принято стало, что мужики с детьми остаются. Вы знаете, что женушка Паши Уфимцева сегодня вечером обоих деток привезла ему?

            Васин, собиравшийся уходить, шмякнулся на диванчик и вытаращив глаза, шепотом спросил:

            — И что? Лидия, едва расписавшись, развод потребовала?

            Командир улыбнулся:

— Да нет! Приняла деток, да еще и Павла успокаивала! Все при мне произошло. Ирка появилась неожиданно. Без всякого звонка. Втащила вместе со своим вторым четыре сумки и огромный пластиковый мешок с игрушками. Поставили в коридоре. Втащили детей. Мы втроем на кухне чай пили. Как оказалось бывшая ключики имела еще одни. Потом Ирка вякнула, что раз он отец, то пусть и воспитывает, раз новую жену нашел, а они за границу собираются отдыхать ехать…

Полковник передохнул, постучав пальцами по столу. Хитро посмотрел на застывшего прапорщика и рассмеялся:

— Реакция Лидии была просто потрясающей! Она протянула Ирке и ее второму тетрадку и спокойно потребовала: «Пишите, что вы оба отказываетесь в будущем предъявлять претензии к детям и нам, а так же обязуетесь ежемесячно алименты платить. Я завтра у командира в кабинете заверю». Ирка написала, этот ее подписал тоже. Кинули пять тысяч рублей на стол за первый месяц и уехали с этим толстомордым в Москву! Детки стоят в коридоре и ревут оба. Я на табуретке заледенел, слова не смог произнести. Павла чуть инфаркт не свалил. Побелел весь! А Лидка обняла деток, успокаивает и ему говорит с улыбкой: «Вот и ладненько! Теперь вся семья вместе. Паш, ты чего не радуешься? Мы же теперь ей ничем не обязаны! Детки твои с нами. Воспитаем!».

            Прапорщик откинулся на спинку и прошептал:

            — Вот так сваха… — Придя в себя, засобирался: — Пойду, а то Юля беспокоится. Вот это новость вы мне сообщили про Лидию…

Утром Костя отвел сынишку в садик. Никитка даже не спросил, почему матери нет дома. Всю дорогу он рассказывал отцу, какие интересные сказки им читает в садике Маргарита Ивановна. К вечеру Горелов попросил Ульяну Якимову забрать сынишку из садика. Отдал ключи и уговорил девушку посидеть с Никиткой в квартире, пока он находится на службе. Его рабочий день заканчивался на час позже из-за назначенного в штабе совещания. Позвонил в садик и предупредил, что придет не он, а знакомая.

Когда он подошел к квартире, из-за двери доносился вкусный запах жареного лука и еще чего-то. Он позвонил. Дверь открыла Ульяна и сразу торопливо метнулась на кухню, на бегу сказав:

— Извини, сгорит…

Сбросив берцы и кепку, заглянул на кухню. Якимова готовила, а Никитка увлеченно помогал. Стоял у табуретки, потихоньку натирая морковку на терке и что-то рассказывая «тете Уле». От усердия на носике мальчишки выступил пот. Он улыбнулся отцу, но от работы не оторвался. В ванной шумела стиральная машина. Сваленная утром в раковину посуда была вся перемыта. На плите что-то шкворчало и булькало. Капитан улыбнулся этой семейной обстановке, на которую он когда-то надеялся и спросил сына:

            — Никитка, как вы тут? Подружились?

Сынишка радостно картавя, выпалил:

— Тетя Уля для меня блинчиков напечет! Я попросил и она согласилась. Мы сметану купили! А для тебя она готовит какую-то строганую…

Девушка рассмеялась, обернувшись от плиты:

— Никитка, беф-строганофф! Костя, он прелесть! Мне помогает. Подсказывает, где чего лежит. Ты извини, я тут похозяйничала. Стирку поставила, там, смотрю, целая гора скопилась. Твое пустила и Никитино.

Он согласился:

— Правильно! Ленка свое пусть сама стирает. Свернула бы в ком и бросила в сумку. Я все ее вещи сегодня соберу.

Поужинав, весь вечер они прибирались в квартире. Якимова сама предложила убраться. Никитка подскакивал от радости, получая новые задания от «тети Ули». Он, терпеливо копошась в коридоре перед тазиком, перемыл свою и отцовскую обувь. Разобрал игрушки, расставил на протертой Ульяной полочке детские книжки и журналы. Прибрался на столике. Горелов выбил ковры и диванные подушки на улице. Якимова мыла полы, протирала пыль, смахивала мокрым веником тенета по углам. Расставляла и раскладывала вещи в шкафы. Дел было много, но они справились.

К десяти часам в двухкомнатной квартире и на балконе был наведен порядок. Она наконец-то приобрела жилой вид, не напоминая больше склад с раскиданной одеждой. Горелов удивленно оглядывался в убранной квартире. Уставший сынишка «клевал» носом. Ульяна напоила его теплым молоком и сама уложила Никитку спать. Минут двадцать читала сказки на ночь. Уже полусонный, мальчишка спросил:

— Ты к нам еще придешь? Я буду ждать…

Якимова вошла в кухню, где сидел и курил у открытого, затянутого сеткой, окна капитан. Посмотрела на него:

— Я пойду. Ты не провожай. Все же Никитка один…

Горелов затушил сигарету и кинул ее в мусорное ведро. Встал напротив девушки и тихо заговорил:

— Ты Никитке понравилась. Я понимаю, что ты молодая и обуза тебе ни к чему. Можешь найти парня «без хвоста». Сына я Ленке не отдам…

Ульяна перебила, глядя на него:

— Я и раньше знала, что у тебя сын. К чему ты это повторяешь?

Он посмотрел в пол, а затем резко поднял голову и выдохнул:

— Оставайся с нами сегодня и навсегда!

Капитан немного ошибся в расчетах. Женушка не приехала ни через сутки, ни через трое. Горелов понял, что Ленка решила вынудить его самого приехать к ее родителям. Костя сдаваться не собирался и не поехал. Он понимал, что ничего хорошего для себя от тещи и тестя не услышит.

Елена Горелова, так и не дождавшись мужа с извинениями и раскаянием, появилась в военном городке на четвертые сутки. По дороге к квартире узнала от остановившей ее Риты Мягковой, что Костя привел в дом Ульяну и Никитка о ней, родной матери, не вспоминает. Не скрывая ехидной улыбки, женщина сообщила:

— А ты чего приехала? Вещи забрать или сына проведать? Так ты не беспокойся! Никитка чистенький ходит, да и грязные пятна на форме Кости пропали, как только Ульяна перешла к ним. От Юли Васиной слышала, что в квартире теперь порядок…

По лицу Гореловой пошли красные пятна. Она, не слова не сказав в ответ и не прощаясь, развернулась от Мягковой и рванула по аллее. Елена не стала даже заходить в квартиру. Часов около десяти прорвалась к Савицкому. Принялась жаловаться на мужа и то, как он обижает ее и ребенка, как связался с «потаскушкой из общаги». Командир выслушал все не дрогнув ни единым мускулом, а потом выдал:

            — По моим сведениям, все идет с точностью до наоборот. Именно вы не занимаетесь воспитанием ребенка. Мало того, воспитатели жаловались мне лично, что Никита ходил в садик постоянно грязным и голодным. Как вы это объясните? Сейчас, когда за ним стала следить Ульяна, мальчишка ухоженный ходит. Не просит, едва придя в садик, покушать. Думаете, что я ничего не знаю? После того, как вы сбежали и три дня в квартире и на работе не появлялись, я навел справочки и понял, что вы собой представляете…

            Елена заметно смутилась. Нервно расстегнула, а затем застегнула модную сумочку. Попыталась снова перевести разговор на то, как ее обижал Костя, но Иван Артемьевич твердо пообещал:

            — Я все сделаю для того, чтобы Никита остался с отцом, а вы лишились квартиры, так как площадь достанется вашему же сыну. Офицеры, уверен, меня поддержат. Ваши постоянные скандалы ни для кого не секрет и то, что капитан влюбился в другую, только ваша вина. Прошу все это учесть и больше меня по пустякам не беспокоить. Вначале посмотрите внимательно на себя!

            С этими словами командир демонстративно уткнулся в бумаги, показывая всем своим видом, что разговор окончен. Гореловой ничего не оставалось делать, как уйти. Покусывая губки, женщина медленно спустилась на первый этаж. Вышла из штаба. Веселое утреннее солнышко высветило каждый уголочек возле серого кирпичного здания и оно казалось нарядным из-за светлых теней листьев и кустарника, чуть колыхавшихся от ветерка. Черная тень от фигуры Гореловой, падала на дверь и часть стены. Такими же черными были в этот момент и ее мысли.

Несколько секунд Елена раздумывала, что делать, стоя на крылечке, а потом рванула в компьютерный отдел, где работала Ульяна. Судя по времени, Кости там не должно было быть. Обычно до одиннадцати он находился в спортзале. Горелова немножко промахнулась, надеясь закатить скандал. Рядом с девушкой, обнимая ее за плечи и что-то с улыбкой говоря, стоял ее муж. Заметив женушку, прикрыл собой Якимову и не повысив голоса сказал:

            — Ну, что командир сказал? Ты наверняка в доме была и не попала в квартиру. Я  замки сменил. Остатки твоих шмоток собрал в мешки. Вечером можешь забрать. Ульяна с нами живет и Никитке тебя с блеском заменяет. Он за все эти дни о тебе ни разу не вспомнил. Ты прискакала ругаться? Тогда пошли, выйдем на улицу. Улю я тебе обижать не дам! Она  ангел!

            Всю эту тираду он произнес достаточно громко, так, что бы в отделе услышали. Сослуживцы Якимовой оторвались от компьютеров и внимательно слушали. Елена шагнула вперед и проорала, уже не сдерживая кипевшей в ней злобы:

            — Квартиру эта девка не получит! Я заставлю вас разменять площадь, так как тоже имею на нее право! И мебель мы будем делить через суд!

            Костя усмехнулся:

            — Ты ничего не получишь. Забыла, что у тебя прописка в другом месте? Здесь лишь я и Никитка прописаны. Квартира твоей бабушки на тебе! Это во-первых. Во-вторых, всю мебель купили нам в подарок мои родители. И на это у меня есть их дарственная, твоего имени в ней нет. А теперь катись, нам работать надо…

            Он демонстративно повернулся спиной и заговорил с Ульяной о том, что он должен купить из продуктов в обед. Елена хватала открытым ртом воздух и не знала, что сказать. Муж выдал ей голую правду. Она какое-то время молча размахивала руками за его спиной на потеху всего отдела, а потом исчезла. Горелов дождался, когда Ленка выйдет и только потом отправился в спортзал. Все объяснялось просто: дежурный по штабу позвонил ему, когда Ленка сидела у командира.

Горелова рванула на склад, где раньше работала, надеясь разжалобить начальника административно-хозяйственной части капитана Белова. С расстроенным видом, прикидываясь «бедной овечкой», которую все обижают, вошла в первый склад, где находился закуток начскладов. Капитан не плохо относился к ней, но на этот раз встретил словами:

            — Все же явились, Елена Борисовна! А я вас уволил. Можете забрать свои вещи на складе. Девчонки их сложили в пакет…

            Выражение отчаяния мгновенно уступило место ярости. Горелова взвизгнула:

            — Вы не имеете права! Я буду жаловаться командиру!

            Белов спокойно открыл ящик стола и протянул женщине листок, где он уведомлял Савицкого об отсутствии работника без уважительной причины. В углу стояла резолюция командира: «Уволить» и подпись. Елена попыталась разжалобить капитана и заплакала:

            — Это все из-за Кости с его шлюхой…

            Офицер твердо оборвал ее:

            — У меня нет времени выслушивать ваши бредни! Ульяна никогда не была шлюхой, а вот о ваших финтах с директором совхоза здесь известно всем. Жаль, что Костя не развелся с вами раньше. Вы свободны! Причитающиеся деньги можете получить в кассе…

            Горелова поняла, что вся часть в курсе происходящего и встала на защиту Кости и Ульяны. Она быстро получила деньги и решила забрать Никитку из садика, чтоб насолить мужу. Но не тут-то было. Белов позвонил Ульяне и поделился своими опасениями:

            — Уль, эта дура может Никитку увезти из садика. Давай через стену. Быстрее будет. У меня в складе две лестницы. Пока бежишь, солдаты их приставят с обоих сторон.

Капитан оказался прав. Якимова едва успела встать у единственной калитки. До стены с лестницей было всего метров сто, а в обход идти пришлось бы больше полукилометра. Дети как раз обедали. Из здания доносился вкусный запах щей и тушеного мяса. Девушка решительно перекрыла Елене ход, вцепившись руками в чугунные столбики:

            — Куда? Никитку забрать? Не дам! Ты и так достаточно над ним поэкспериментировала! Ребенок только начал привыкать к нормальному отношению.

            Горелова рванула напролом с криком:

            — Я его мать и что хочу, то и стану делать! Захочу и заберу! Ты кто такая, чтоб мне указывать? Проститутка!

            Она вцепилась Уле в волосы, таскала за них, мотая из стороны в сторону и орала проклятья. Якимова вцепилась в ее руки, стараясь, чтоб было не так больно. Ей было уже не до сопротивления. Горелова отпустила одну руку и принялась бить «соперницу» по лицу. Ульяна пыталась оттолкнуть ее. Из садика, на крики, выскочило несколько воспитателей, во главе с Юлей Васиной и кинулись разнимать их. Через бетонную стену торопливо перелезал капитан Белов, которому сообщили о драке солдаты.

Никитка тоже услышал крики матери и выскочил на улицу. Увидев, что та бьет его любимую «тетю Улю», он кинулся вперед и толкнул Елену ручонками со всей силы в живот, звонко крикнув:

            — Не тронь тетю Улю! Не люблю тебя!

            Капитан застыл всего в пяти метрах от столпившихся женщин. Горелова от неожиданного появления сына отшатнулась и отпустила девушку. Присела, собираясь прижать Никитку, но он ловко увернулся и повис на шее наклонившейся Ульяны с плачем:

            — Тетя Уля, тебе больно, да? Я папе скажу, он мамку убьет!

            Воспитатели с заведующей вытурили ошеломленную Елену за калитку и заперли ее на ключ. Васина сказала:

            — Допрыгалась, Ленка! Поделом! Я бы тебе Никитку все равно не отдала, даже если бы Ульяна не прибежала. Чтоб больше я тебя не видела!

Растрепанная, с исцарапанным лицом, плачущая Якимова подняла Никитку на руки. Прижала к себе и понесла в садик со словами:

            — Маленький ты мой защитник! Не плачь. Все уже прошло и мне не больно. Вот сейчас тетя Галя мне ранки обработает и все пройдет…

            Горелова смотрела ей вслед, понимая, что сына она тоже потеряла. Прошло минуты две, а она все смотрела на закрытую дверь. Сильная рука сгребла за плечо. Задыхающийся от бега голос мужа выдохнул в ухо:

            — Сын с Ульяной где?!

            Она устало произнесла, отворачиваясь и указывая рукой на садик:

            — Там…

            Костя отбросил ее в сторону и кинулся в садик, легко перемахнув через запертую калитку. Ему позвонил сержант Балаев и капитан несся от спортзала бегом. Елена поспешила уйти, поняв, что увидев Ульяну исцарапанной и избитой, а сына плачущим, супруг может вернуться и тогда ей придется туго. На КПП у нее неожиданно потребовали пропуск. Когда Горелова подала его в окошечко, дежурный прапорщик сообщил:

            — Пропуск изымается по требованию командира части. В следующий раз для посещения военного городка вам придется выписывать разовый пропуск. Сегодня вечером ваши вещи будут лежать на КПП. Это уже согласовано с капитаном Гореловым и полковником Савицким. Советую забрать, завтра мы их выкинем на свалку. Здесь не склад.

            Елена мигом поняла, что Савицкий уже в курсе ее драки с Ульяной и начал действовать, стремясь оградить Никитку и Якимову. Догадалась, что это постаралась Юля Васина. Опустив голову, она направилась к автобусной остановке, машинально поправляя модную сумочку на плече…

Через полтора месяца Гореловы развелись официально. Вместе с капитаном в зал прошли Савицкий, супруги Васины, воспитатели детсада и Ульяна с Никиткой. Они приехали специально, чтобы не дать судье принять опрометчивого решения. Елена не рискнула выступить против целой части. Она не выдвинула никаких требований в зале суда. Ульяна и Костя от алиментов отказались, решив, что воспитают ребенка сами.

Увидев родную мать, мальчишка, к удивлению судьи, почти не среагировал. Не кинулся к ней с криком и слезами. Он застыл на мгновение, посмотрел, словно на чужую и прошел вместе с отцом и новой мамой. За полтора месяца Горелова ни разу не появилась в части, чтоб проведать сына. Никитка отвык от нее и за это время начал звать Ульяну «мамой»…

«ПИДЖАК»

            В часть прислали чудика после физмата со знаменитой фамилией Пушкин и с лейтенантскими погонами. Таких в армии зовут «пиджаками». Худой, тощий, с крупными веснушками на вытянутом лице, он даже руку к козырьку вскидывал так, словно собирался кепку снимать. Ладонь вставала горбом. Пятнистая форма на Юрии топорщилась во все стороны. Даже погоны не желали лежать прямо, загибаясь, казалось бы пришитыми уголками вверх. Берцы у него постоянно развязывались и шнурки болтались, как у пятилетка.

О службе в армии бывший студент имел самое отдаленное представление, а уж о том, как командовать, тем более. Солдат называл на «вы», с обязательным «пожалуйста, сделайте», «извините», «не могли бы вы подсказать» и прочей интеллигентской дребеденью. Рядовые и сержанты, старательно сдерживая улыбки, выслушивали и, очень стараясь, в том же духе, отправляли его по нужному адресу. Как оказалось в будущем, студент пошел в армию добровольно.

Когда это чудо на следующее утро пришло представляться командиру, Савицкий уже был в курсе, что собой представляет данный объект. Накануне офицеры в общежитии над ним подшутили и полковник сам, от души, хотя и не демонстрируя этого, посмеялся вместе с начштаба, который был свидетелем происшествия…

            Пушкин, пыхтя, влез в комнату общежития, где его поселили, с целой кучей обмундирования и связанными за шнурки берцами на шее. Бросил все на кровать и спросил:

            — Прошу прощения, я еще не совсем запомнил вас по именам и могу ошибиться. Боря, вы не можете мне подсказать, как подворотничок подшить и вот эти картинки? Кладовщик мне сказал, что это я должен сам сделать. Но я не знаю как…

            Трое старлеев, живших и не туживших до этого, переглянулись, глянув на раскинутые по кровати «картинки» — шеврон с эмблемой, группа крови и принадлежность к славной семье ракетчиков. Сидевший у стола и писавший письмо родителям старший лейтенант Борис Гладько, к которому обращался «пиджак», посмотрел на сваленную аммуницию и вдруг вытаращил глаза. Посмотрел на приятелей, с азартом резавшихся в шашки:

            — Слышь, Юр, а чего это интендант тебе зимнюю портупею выдал? Сейчас еще только начало осени и положена летняя. Ты сходил бы на разу, получил, а то завтра командир тебе всыплет за нарушение формы одежды.

            Игравшие старлеи разом перестали двигать шашки и тоже поглядели на сваленную аммуницию с интересом. Ни один даже не улыбнулся. Один из них встал. Подошел и наклонился над сваленной одеждой. Внимательно просмотрев все, добавил:

            — Прапор опять видно себе загреб! Так! Значит снова загонит за пару тысяч на рынке белорусам. Вы гляньте, мужики, простое нижнее белье выдал, а противорадиационные трусы снова налево сплавит! Юр, ты детей иметь собираешься?

            Новоиспеченный лейтенант, ничего не понявший из его тирады и лишь переводивший взгляд с лица на лицо, покраснел и промямлил:

            — Надеюсь…

            Володя Расстегаев покачал головой и на полном серьезе, с апломбом, выдал:

— Тогда ты должен знать, что у нас техника — ракеты! И радиация имеется. Для этой цели, еще несколько лет назад, в специальном НИИ, были придуманы специальные трусы, чтоб достоинство, так сказать, не облучало. Понял? Надо уметь требовать свое! Ты с этим хитрым хохлом покруче говори. По столу стукни, что ли! Иначе зажилит, гад и не поморщится! На его крик внимания не обращай. Требуй свое, ты же старше по званию! Что ты за мужик будешь с импотенцией? Ты же молодой!

Пушкин внимательно посмотрел каждому в лицо, но не заметил и тени усмешки. Мало того, старшие лейтенанты смотрели на него с жалостью! Он не знал то ли верить, то ли нет. Гладько посмотрел на часы и поторопил:

— Юр, ты бы побыстрее мыслил! Этот гусь Жданько склад через двадцать минут закроет! А потом хрен ты у него чего вытребуешь. В ведомости расписывался? — Пушкин кивнул и старлей усмехнулся: — Все! Он завтра скажет, что все тебе выдал, как положено и не докажешь! Это сегодня еще можно что-то исправить. Если отказываться начнет, беги к командиру. Иван Артемьевич заставит выдать! У нас положено. И перестань интеллигентничать, это — армия! Здесь все жестко!

Лейтенант со всех ног рванул из комнаты. Скатился со второго этажа и рванул на склад. Он пролетел по аллее, даже не заметив эти несчастные полкилометра от КПП. Человек тридцать солдат и десятка полтора офицеров, получавших обмундирование, были свидетелями грандиозного спектакля, который потом рассказывали и пересказывали, давясь смехом, неоднократно. Особенно тем, кто прибывал в часть в командировки!

За время дороги Юрий сумел «накрутить» себя до «белого каления», приняв во внимание все советы Расстегаева и смело ринулся в атаку. В эти минуты он постарался забыть про свою врожденнную интеллигентность. Его мать, отец, дед, бабка и все предки на протяжении пяти поколений были профессорами и академиками!

Больше всего парня испугала возможность остаться импотентом. В Москве его ждала невеста, подобранная родителями из такой же интеллигентной семьи и с двумя высшими образованиями. Правда она была лет на шесть старше, но Пушкин решил после армии жениться на ней не откладывая! Искать невесту самому представлялось утомительной затеей, к тому же отрывающей драгоценное время, которое можно потратить на науку. «Пиджак» влетел на склад аж побагровевший от злости.

Лихо пролез к стойке, расталкивая локтями старших офицеров. Те вытаращили глаза на хама в джинсах и велюровой рубашке с расстегнутым воротом. Никто из них не смог прийти в себя сразу. Такое случилось впервые. К тому же этот хам был в дорогих туфлях из крокодиловой кожи, какие ни один из них не мог себе позволить. Все застыли от наглости! Юрий протолкался к стойке и рявкнул на прапорщика, недоуменно уставившегося на него с другой стороны:

— Вы мне не все выдали! Мне в общежитии открыли глаза, как вы поступаете с новичками. Так запомните, я старше вас по званию и не собираюсь спускать этот дело на тормозах. Вы обязаны довыдать то, что зажилили!

В складе установилась полная тишина. Все в части знали, что пухлый добродушный Жданько никогда не ловчил, в отличие от своих собратьев-прапорщиков. Теперь он глупо помаргивал глазами, выронив ручку на стол. Прапорщик отслужил лет пятнадцать и был опытным. Посмотрел на «пиджака», уже понимая, что того кто-то разыграл. Нашел в стопке ведомость лейтенанта. Внимательно просмотрел и спросил:

— И что я не выдал? Вроде все по ведомости…

Пушкин выдохнул на весь склад:

— Летнюю портупею и противорадиационные трусы! У меня невеста есть!

С минуту в складе стояла тишина, а затем… Даже в штабе слышали дикий хохот из сорока пяти глоток! Офицеры и солдаты присели. Жданько катался по столу, побагровев от гогота и только Пушкин оглядывался по сторонам в недоумении. Лишь через какое-то время до новоиспеченного лейтенанта начало доходить, что его разыграли. Он постоял еще минуты три, глядя на ухохотавшегося до слез прапорщика, а затем предпочел молча исчезнуть. Офицеры смахивали слезы с глаз. Что Пушкин сказал старшим лейтенантам, вернувшись в общагу, история умалчивает…

            Командир едва не рассмеялся, увидев перед собой нечто с ушами, силящееся казаться бывалым воякой. Пригласил присаживаться и тут же услышал:

            — Спасибо большое, Иван Артемьевич!

            Заострять внимание на том, как надо рапортовать, он не стал, понимая, что «пиджака» только время исправит. Разговаривали около получаса. Парень был весьма не глупым, но далеким от армии. Он совершенно не вписывался в армейский распорядок. Савицкий задумался. Он никак не мог решить, куда отправить это чудо с распахнутыми доверчивыми глазами, чтоб поменьше насмехались. Парнишка ему понравился уже тем, что пошел в армию добровольно. И отправлять его к солдатам не хотелось. Спросил:

            — Вы как с компьютерами? На «ты» или на «вы»?

            Юра заулыбался:

            — Конечно на «ты»! Даже программы могу писать. Ну, правда, не очень сложные, но могу. Многие программы отлично знаю…

            Савицкий обрадовался:

— Вот и прекрасно!

            Полковник позвонил Уфимцеву и пригласил подполковника в штаб. Представил новичка дергавшемуся от смеха офицеру официально, все же не удержавшись:

            — Это Юрий Пушкин, правда в зимней портупее…

            Оба старших офицера рассмеялись. Павел тут же подбодрил покрасневшего парня:

            — А ты не тушуйся! Знаешь, сколько еще над тобой приколов будет! Так что не переживай и близко к сердцу не принимай. Смейся вместе со всеми, быстрее отстанут. Да и сам что-нибудь придумай. Ты же компьютерщик!

            По дороге Уфимцев рассказывал о специфике работы в части. Представил лейтенанта сотрудникам компьютерного отдела. Юрий мигом заметил веселые глаза и понял, что о шутках старлеев все знают. Открыто улыбнулся, решив последовать совету подполковника. Уже к обеду он влился в общую работу. Девчонка, сидевшая через проход, даже спрашивала совет, когда программа «сбойнула». Пушкин в пять минут устранил неполадку и вернулся к своей работе. Часов в одиннадцать девчонки пригласили новичка пить чай. Выставили на столик печенье и конфеты.

Они первыми поняли, что молодой лейтенант застенчив до умопомрачения и сам ни за что не зайдет в закуток. Тут же выяснили, что у него есть невеста, но встречался он с ней всего неделю и ее подобрали родители. Она тоже из интеллигентной семьи и хорошая партия для него. Девчонки решили взять негласное шефство над Юрием.

            Вечером девичья делегация явилась в первое общежитие и потребовала у дежурной позвать к ним трех старших лейтенантов, соседей Пушкина. Когда те спустились, девчонки в самой жесткой форме потребовали:

            — Перестаньте над Юрой прикалываться! Иначе мы над вами прикольнемся. Да, он человек сугубо штатский, но он умный и добрый. То, что вы знаете службу лучше, не дает вам никакого права издеваться над ним и выставлять на посмешище перед всей частью. Отстаньте, иначе не обрадуетесь!

            Старлеи были молоды и наглы, их совет к сведению не приняли и поплатились…

ГЛАВНОЕ, ЧТОБЫ КОСТЮМЧИК СИДЕЛ…

            Все случилось под вечер, ровно через три дня после прибытия Пушкина в часть. Все вернулись со службы и занимались, кто чем. Старшие лейтенанты, занятые подшиванием подворотничков, между делом и словно невзначай, заговорили между собой о новой форме. Гладько сказал:

            — Надо бы хлорки чуток достать. Подворотнички уже не отстирываются. Это коленкора не напасешься. Да и форму, чтоб не так торчала, стоит стирнуть.

Юрий промолчал, делая вид, что занят изучением схемы компьютерной сети в отделе. Он собирался ее усовершенствовать и уже говорил на эту тему с Уфимцевым. Старая сеть частенько сбоила. Павел Петрович нашел предложение лейтенанта весьма толковым и попросил продумать этот вопрос. Казалось, что старлеи на Пушкина внимания не обращают. Володя Расстегаев кивнул:

— В роте у Ласкина надо просить. Как я слышал, у него почти полмешка хлорки имеется. Борь, пошли сходим? Сегодня Ласкин дежурит. Я и сам о стирке в хлорке подумывал, даже банку приготовил…

Борис согласился. Два старлея направились в роту Ласкина. Едва дверь за ними закрылась, как Пушкин спросил:

— А зачем хлорка?

Вениамин Ельский, а попросту Веня, оторвался от шитья и ответил:

— Она же отбеливает! — Показал постиранный накануне желтый подворотничок с серой каймой и добавил: — Хлорки в воду немного сыпнешь, помешаешь палкой или ложкой, а минут через двадцать белехоньки!

— А почему палкой?

Старлей удивился, что новичок не знает такой простой вещи:

— Да чтоб руки не сжечь. Они потом скользкие становятся и неприятные.

— А форму в хлорке зачем стирать?

— Чтоб посветлела немного и обмялась побыстрее. Солдаты, особенно только прибывшие, стирают, чтоб на «дедов» походить… — Заметив, что Пушкин не понял про «дедов», пояснил: — Ну, на тех, кто больше года отслужил. У них престижным считается носить форму, выглядящую потертой и старой…

Ельский охотно рассказал, сколько надо хлорки, чтоб отбелить подворотнички и стирнуть форму. Вернулись Гладько и Расстегаев с полной банкой хлорки. Все три старлея тут же направились в ванную комнату. Пушкин увязался с ними, отложив схему на «потом» и внимательно наблюдал.

Офицеры распахнули узкое длинное окно, закрашенное до половины белой краской, чтобы запах стал не таким удушающим. Налили в тазик горячей воды, сыпнули противно пахнущего порошка. Размешали прутиком и кинули целую пачку подворотничков. Гладько минут пять мешал тряпочки. Время от времени приподнимая палкой по одному. Подворотнички на глазах лейтенанта становились все белее. Потом он пронаблюдал, как Гладько простирал свою новенькую форму в этом же растворе. Вода мгновенно стала зеленовато-коричневой. Борис пояснил, заметив любопытный взгляд Пушкина:

— Если хочешь, чтоб посильнее отбелилось, оставь на ночь и все! Здесь ничего хитрого нет. 

Старлей прополоскал форму и развесил сушиться. Расстегаев и Ельский снова растворили хлорку в воде и простирнули в растворе свои костюмы. На следующее утро Пушкин наблюдал, как они гладили форму, а потом натягивали на себя. Одежда сидела, как влитая и больше не топорщилась. Юрий позавидовал старшим лейтенантам и решил вечером поступить так же. До этого он не верил им, но тут все вроде было без обмана.

К его счастью, как оказалось в будущем, большие тазики были уже разобраны под стирку и ему достался маленький, в который влезли лишь брюки. Он размешал немного хлорки. Замочил штаны. В это время в ванную заглянул Расстегаев и спросил:

— Юр, я твои фломастеры с рисунками на кровать к тебе кину? Решил перекусить…

Схем было несколько, в том числе несколько нарисованных на тетрадных листах. Пушкин испугался, что Володя сложит их не по порядку. Посмотрел на штаны, которые надо было еще минутки три подержать в растворе. Старший лейтенант заметил его взгляд и сказал:

— Чего ты на них смотришь? Ничего не будет! Станут чуть светлее и все!

Юрий вышел из ванной и отсутствовал минут пять. Сложил схемы на кровати по порядку и вернулся в ванную. Вода была совершенно черной. Едва вытянув палкой штаны в ванную, чтобы прополоскать, он понял, что с ними произошло что-то странное. И все же прополоскал брюки. Посмотрел на свет и едва не свалился: новые брюки превратились в дуршлаг. В них словно многократно выстрелили картечью.

Пушкин взвыл, поняв, что старлеи специально отвлекли его. Посмотрел на банку в углу и увидел, что там осталась лишь половина. Кто-то сыпнул хлорки не жалея и значительно больше, чем требовалось. Идти в часть на службу на следующий день ему не в чем. Он примерно предполагал, что скажет командир. Разглядывал рубище и горестно стонал.

На его счастье двое из негласных «шефов» проходили мимо. Увидев слегка завывающего лейтенанта в окне, они переглянулись. Почти белые брюки мигом подсказали, что случилось. Одна рванула в мужское общежитие, а другая к подругам. Оксанка Витим пронеслась по лестнице практически не замеченной. Осторожно выглянув из-за угла и никого не обнаружив, влетела в ванную не постучавшись. Спросила от порога:

— Юр, что случилось?

Он обернулся и показал испорченные брюки. Рассказал, что ему устроили старлеи. Девчонка попросила:

— Ты не выходи отсюда. Мы им кое-что устроим в ответ…

В ванную влетело еще три девчонки. Оксанка попросила рослую подругу:

— Люсь, твои пятнистые брюки ему как раз будут. Принеси, все равно ведь не носим. Только так, чтоб никто не видел. У меня план есть! Когда старлеи брюки ему купят, Юра вернет.

Люся без разговоров рванула в свое общежитие. Оксанка принялась инструктировать лейтенанта. Тот кивал. Настроение медленно улучшалось. Минут через пять Пушкин вошел в комнату с озабоченно-растерянным видом:

— Мужики, хлорка какая-то плохая. Сыпал-сыпал, а брюки лишь чуть посветлели и все. Вода аж черная. Может мне в ткань краски больше вашей добавили? Или вообще это какая-то другая ткань?

Старлеи лежавшие на кроватях в форме и собиравшиеся через полчасика съездить в поселок покадриться с девчонками, переглянулись. Они так надеялись на развлечение! Уставились на Пушкина, но тот выглядел словно глупый щенок. Дружно вскочили с коек и рванули в ванную.

Мокрые брюки свисали с веревки. Они почти не изменили цвета. Вода стекала в ванну. В тазике вода была черной. Запах хлорки был настолько густым, что все три старлея зажали носы. Никто не обратил внимания, что пол весь мокрый. Ельский в сердцах сказал, посмотрев на приятелей:

— Да быть такого не может! Твои штаны должны были в таком растворе на нитки рассыпаться! Я сам насыпал!

Все трое притронулись к штанам. Ткань была жестковатой на ощупь. Офицеры покрутили головами, но других брюк в тесной ванной не обнаружили. Между тем Пушкин показал им пустую банку из-под хлорки:

— Больше нету…

Старлеи переглянулись:

— Так ты чего? И остатки высыпал?!?

— Ага! Не действует же!

Офицеры посмотрели на искренне недоумевавшего Пушкина, на висевшие брюки. Гладько задумчиво протянул:

— Или мы чего-то не понимаем, или ты нам лапшу вешаешь… Тут задохнуться от запаха можно! А твои штаны лишь чуть цвет поменяли…

Расстегаев схватил прутик и старательно помешал раствор. Несколько раз поднимал, но ниток, которые должны были быть обязательно, не было. Старшие лейтенанты обыскали ванную, становясь на мокрый пол на колени и опираясь локтями. Запах хлорки был повсюду! Выглянули в окно, но у стены ничего не лежало. Чтоб заглянуть в угол, Гладько улегся на пол животом в полный рост.

Встал и вдруг уставился на Расстегаева, стоявшего к нему спиной. Задница у брюк и часть кителя белели на глазах. Он посмотрел себе на грудь и увидел аналогичную картину. Глухо вякнул. Веня и Володя оглянулись. Все трое, не сговариваясь, принялись срочно скидывать с себя аммуницию. Доставали документы, кидая на подоконник и торопливо прополаскивали форму. На какое-то время работа так «увлекла» их, что они забыли о коварном «пиджаке». И тут снизу раздался голос Пушкина:

— Мужики, вам в поселке что купить? Я туда направляюсь. И еще, это не мои брюки висят. Мои действительно расползлись. Я убедиться хотел, что это прикол был. Ельский сознался сам! Мне друзья помогли. Так что завтра вы разукрашенными в часть пойдете, а я в спортивках.

Полуголые старлеи дружно высунулись из окошка, собираясь вылить на лейтенанта «доброе» отношение и увидели «пиджака» в окружении девчонок. Те весело смеялись:

— Мы предупреждали! Пока Юрочке брюки не достанете, прикалываться станем.

Подхватив студента под руки, девичья команда с хохотом направилась к воротам. Троица разглядывала мокрую форму. В рубище она превратиться не успела, но выглядела забавно. Гладько и Ельский расхохотались, увидев белую задницу брюк с темным «шнурком» точно посредине у Расстегаева. Тот в отместу выдал:

— Боря, ты на свою посмотри! Скелетик образовался.

Присмотревшись, Гладько едва не завыл:

— Я этого «пиджака» прикончу!

Расстегаев покачал головой:

— Да это не он прикольнулся. Это девчонки постарались. Надо было их послушать… — Помолчав, спросил: — Что делать будем? Денег на новую форму нет…

Веня Ельский потер руки:

— Форму в сушку нести. Чтоб за пару часов просохла. У этого академика фломастеры есть и вроде цвета подходящие. Раскрашивать придется…

Гладько покачал головой:

— Фломастеров не хватит. Надо одеваться, да в магазин канцтоваров бежать.

Переодеваясь в джинсы и рубашки, решили, что за фломастерами идет Ельский, как понимающий в цветах, а Боря и Володя унесут форму в сушку и развесят. Их утешала мысль, что на следующее утро у лейтенанта из-под кителя будут торчать спортивки и командир «влепит» ему строгача. Троица надеялась успеть раскрасить форму до утра.

В канцтоварах фломастеров подходящих цветов не оказалось и Ельский не придумал ничего лучше, как купить люминисцентные маркеры. Они были широкими и старлей обрадовался, что быстро справятся с работой. Он даже не задумался, чего покупает. Сейчас его интересовало лишь одно: замазать пятна. Веня ни слова не сказал приятелям о том, что приобрел. Пятнашки высохли почти полностью за полтора часа.

Довольный Пушкин всласть нагулялся с девчонками по поселку, рассказывая о жизни элиты. После прогулки они утащили его к себе на чаепитие. Юрий вернулся в комнату около одиннадцати вечера. К его великому изумлению старшие лейтенанты старательно раскрашивали одежду маркерами. Ехидно сообщили:

— Мы твои фломастеры использовали, уж извини! Они больше не пишут, академик…

Студент пожал плечами и весело улыбнулся:

— Использовали, так использовали. Мне не жалко…

Ночью Боря проснулся, чтоб сходить в туалет. Сверкавшая форма, висевшая на плечиках на стене, напугала его. Пятнашки соседей тоже зеленовато сияли! Гладько мигом включил свет, форма сверкать перестала. Он разбудил спавшего на соседней койке Расстегаева. Показал фокус ему. Уже вдвоем растолкали Ельского и грозно спросили:

— Ты что за маркеры купил?

Тот спросонок сказал:

— Под цвет, а что?

Боря выключил свет и форма засветилась. Все трое сели на постелях, словно совет на Филях и уставились в спину спокойно спавшего «пиджака». Пушкин слегка посапывал, подтянув ноги к груди и закутав до половины русоволосую голову. Володя через какое-то время выдал умную мысль:

— В темноту в такой форме не заходить, тогда никто не узнает.

Пушкин неожиданно подал голос:

— Узнают! Мои фломастеры под солнцем золотом и серебром отливают. Это специальные, для плакатов…

 Утром все трое с немым изумлением увидели, как лейтенант натягивает те самые брюки, что сушились в ванной. На их взгляды пояснил:

— Мне их девчонки одолжили. Все равно они в юбках ходят…

На построении трое старлеев бледнели и краснели под удивленным взглядом Савицкого. А тот никак не мог понять, что это за странную форму выдали старшим лейтенантам. У Гладько светилась серебристыми пятнами грудь. Причем пятна располагались симметрично и было похоже, что он стоит в женском лифчике неправильной формы. У Ельского тем же серебром сияли колени и локти. Но всех забавнее выглядел Расстегаев. У него золотом сверкал зад! Строй с трудом сдерживался. Офицеры видели Володю до построения, но командир нет. Савицкий посмотрел на дергавшиеся лица и приказал:

— Старшим лейтенантам Гладько, Расстегаеву и Ельскому выйти из строя!

Трем старлеям пришлось подчиниться. Они покраснели от смущения. Строй не выдержал, глядя на брюки Расстегаева и захохотал. Полковник ничего не понял. Удивленно смотрел на ржущих в строю офицеров. Решил навести порядок и уж потом отчитать трех старлеев за нарушение формы. Выдохнул:

— Встать в строй!

Когда старлеи развернулись, он понял причину дикого веселья. Иван Артемьевич пытался сдержаться изо всех сил. Фыркал, хрюкал, пищал и дергался перед строем, откровенно зажав рот. Он повидал не мало, но золотого зада еще не лицезрел! Чтоб окончательно не потерять «лица», развернулся и ушел в штаб, беззвучно хохоча и забыв отдать команду «разойтись». Это сделал за него начштаба Аристархов сквозь приступы истерического смеха.

            После обеда трех старлеев вызвали к Савицкому. Им пришлось сказать правду о шутке над «пиджаком», неожиданно превратившейся в шутку над ними. Полковник долго стоял у окна, пытаясь прийти в себя. Наконец обернулся к сидевшим бардовым старлеям:

            — Дошутились? Я бы, как только узнал, что лейтенанта девчонки под покровительство взяли, постарался удержаться от шуток. «Пиджак» девчонкам понравился! Хоть неуклюжий и не красавец, и в службе разбирается плохо, однако приглянулся девичьему взводу. А вот вы, такие красивые и рослые, до сих пор не можете ни одну уговорить на свидание прийти! И что мне теперь с вами делать? Форму новую выдавать, золотые мои, посеребренные?

            Полковник в открытую рассмеялся. Гладько сознался, потупившись в пол:

            — Товарищ полковник, выдайте, если возможность есть! Мы даже готовы постепенно выплатить стоимость. Вы понимаете, она у нас в темноте тоже светится. Ельский, сволочь, люминисцентные маркеры купил. В карауле нас каждая собака увидит…

            Савицкий упал в кресло и захохотал, смахивая слезы с глаз:

            — Ну, химики! Выходит, что вы и в темноте видимы. Да-а-а! Дорого вам эта шутка обошлась. Форму вам выдадут, но через неделю. Сами знаете, у Жданько отец умер и склад опечатан. Так что придется терпеть. Но, глядите потом! Лучше «пиджака» не трогайте…

            Целую неделю старлеи выслушивали шуточки сослуживцев по поводу сверкания. Они старались как можно быстрее смываться со службы и торопливо переодевались в «гражданку», хотя раньше любили постоять у магазинчика и попить пивка.

Расстегаев теперь постоянно носил китель выправленным наружу, чтоб, хоть частично, прикрыть золотящийся зад. Раньше он забивал низ куртки в брюки и затягивался ремнем, подчеркивая узкие бедра атлета. Они несколько дней подряд пробовали отстирать форму от фломастеров, но не тут-то было! Краска оказалась качественной и смываться не желала…

И СНОВА СВЯЗЬ…

Капитан Лисянский после «прокачки» командиром стал просто образцово-исполнительным. Хотя в части до сих пор время от времени вспоминали высказывания  Савицкого и обзывали его то «ночной вазой», то «стриженым гиббоном», но значительно реже. На все остроты Лисянский мрачно отмалчивался и смешки потихоньку утихли. Капитан практически перестал бывать в штабе, да и к девчонкам больше не приставал. Светлана и Нина постоянно видели его склонившимся над очередным блоком коммутатора, что-то паяющим или внимательно разглядывающим.

В городке имелись внутренние телефоны и не каждый мог дозвониться до нужного лица. Прежде требовалось связаться с дежурным по штабу, а уж тот сам решал — стоит соединять звонившего с абонентом или нет. Надо сказать, что «узел», по специфике своего назначения, имел выход на Москву, прямиком на Генеральный штаб. В коммутаторе имелось специальное гнездо. Втыкаешь штекер и Москва на проводе…

Казалось бы чего там? Служи себе потихоньку, дожидайся очередного звания. Союз развалился и солдаты в основном служили русские, понимающие, но на беду Лисянского прислали в часть служить одно милое чудо из отдаленной части Башкирии. Чудо это практически не говорило по-русски. Звали его Хайдуллин Ижат. Ушастое, с черными глазками в пухлых щеках, пимпочкой-носиком и щеткой коротеньких жестких волос. Ушлые солдаты мигом переделали его в «Ежата», но чаще звали «Ежиком». Через полгода башкир хвастался, что понимает много русских слов и говорил:

— Конца служьба руським стану! Мать-отец учить буду!

По приказу командира Ижата перевели в отдел связи, так как в компьютерном отделе он умудрился на второй день вывести из строя все компьютеры. Подполковник Уфимцев от злости топал ногами и орал так, что в ушах звенело у всех подчиненных. В ракетный отсек башкира допустить побоялись — ведь неизвестно какую чучу отчебучит этот славный сын башкирского народа. Савицкий, прочитав рапорт начальника компьютерного отдела, долго ломал голову — куда определить солдата. Выглянув в окно, Иван Артемьевич заметил спешившего прапорщика Востротина и решение пришло…

От такого «подарка» Лисянский вначале опешил, а потом решил сделать из Хайдуллина телефониста и начал назначать его дежурным. Если бы он, бедолага, знал, что вскоре услышит от командира, капитан бы и близко не подпустил Хайдуллина к коммутатору, назначив солдата вечным уборщиком огромного помещения!

На беду Ижата в части служил капитан Капотин. Был он начальником клуба и все бы ничего, но дикция у него была ужасающей. При разговоре глотал буквы и лишь те, кто его давно знали, могли понять все, что он говорит. А уж если выпьет, тут вообще дело труба… Даже дружки-приятели терялись!

Дело было под выходной. С утра Капотин отправился в Москву, чтобы решить служебные вопросы. С делами справился быстро и собирался возвращаться, когда на выходе столкнулся с однокурсником по училищу. С Вадимом они не виделись уже лет пять и грех было не отметить встречу. Золотницкий работал в Москве и пригласил старого друга к себе. Немного подумав, Капотин решил не возвращаться в часть до вечера.

В квартире Золотницкого они плотно покушали, распив при этом три бутылки водки. За разговорами и воспоминаниями просидели до семи вечера. И тут Капотин вспомнил, что ключи от клуба находятся у Светланы Рязановской и должна быть репетиция самодеятельности. На собственные силы капитан уже не расчитывал, понимая, что опоздает в любом случае и решил попросить молодую женщину запереть здание и сдать ключ вместо него дежурному по части.

Приятели уже изрядно «приняли». Вадим, после того как дружок объяснил ему ситуацию, широким жестом указал на телефон:

— Звони!

И Капотин позвонил…

На коммутаторе дежурил Хайдуллин. Все уже отправились по домам и он сидел один, откинувшись на спинку стула. Резкий треск вызова прервал его мечты о доме на половине. Словно ошпаренный Ежик схватил трубку. Приложил к уху и протянул нараспев:

— Слюшай-у-у…

Едва раздался этот голос в трубке, Капотин частично протрезвел, но все же понадеявшись на понимание попросил:

— Дежурного по штабу!

В ответ услышал распевное:

— Кито гава-ри-и-ит...

Пьяный офицер назвался:

— Каптан Каптин....

Связь была плохой. Сквозь треск, хрип и шипение до капитана донеслось удивленное:

— Я не поняль, кито?

Капотин снова назвался, заметив недоуменный взгляд покачивающегося рядом дружка:

— Каптан Каптин.

В ответ услышал еще более удивленное:

— Капитан? Не пой-о-нял…

Капотин проорал в трубку, прижав ее к губам:

— КАПТН КАПТН!!!

Хайдуллин подумал, отняв трубку от уха, чтоб не слышать невнятной ругани и странного рычания. Потом задумчиво приложил ее снова, но уже к другому уху:

— Капитан… Фамилия какой?

Капотин уже забыл, что рядом стоит друг Вадим. С побагровевшим от злости лицом он проревел в трубку по складам:

— КАППП-ТАН КАП-ТИН!!! ЁЁЁ-Ё-Ё!!!

Ижат удивился еще больше:

— Я не п-поняль... К-кито это?!?

Капотин не выдержал:

— МИНИСТР ОБОРОНЫ, МАТЬ ТВОЮ!!!

В ответ раздалось короткое и испуганное:

— Поняль!

Хайдуллин торопливо воткнул штекер в нужное гнездо и салютуя левой рукой к непокрытой голове, а правой прижимая злополучную трубку к уху, пропел мгновенно ответившему дежурному по штабу:

— Вась Минисьтер Обороны...

Дежурный майор без слов воткнул трубку в руку сидевшего рядом припозднившегося командира. Тот по его остановившемуся взгляду сообразил, что дело серьезно. А дежурный прошипел хрипло:

— Министр обороны…

Опешивший полковник Савицкий подскочил на стуле. Вытянулся по швам и подкинув руку к непокрытой голове тут же проорал на весь штаб:

— ТОВАРИЩ МАРШАЛ СОВЕТСКОГО СОЮЗА! ПОЛКОВНИК САВИЦКИЙ СЛУШАЕТ!!!!

Капотин от этого знакомого голоса мгновенно протрезвел и тихо сказал в трубку:

— Тащ полкник, не крчите так. Это каптан Каптин. Я хотл ппрсить…

Савицкий на долю секунды опешил, а потом, придя в себя, рявкнул:

— Ё... ТВОЮ МАТЬ!!! КАПИТАН!!! ВЫ С УМА СОШЛИ!!!

Капитан, понявший, что дело пахнет омоложением в звании, пискнул:

— Дык это не я.....

Тут же поймал ошалелый взгляд Вадима, прижавшегося к косяку и услышал:

— А КТО???

Почувствовал, что в горле пересохло и с трудом сглотнув, прошептал, стараясь четко проговаривать слова:

— Ёжик, наврно, ошибся, тащ полковник...

В ответ раздалось рычание рассвирепевшего зверя:

— КАКОЙ ТАКОЙ ЁЖИК???

Капотин, захлебываясь словами, выпалил:

— Дежрный, на комтатре…

Савицкий, ничего не понявший в его ответе, взвыл в трубке:

— ДЕЖУРНЫЙ… ЁЖИК???!!! КАПИТАН!!! ЧЕРЕЗ ПЯТНАДЦАТЬ МИНУТ КО МНЕ!!! ЖДУ!!! ВМЕСТЕ С ВАШИМ ДЕЖУРНЫМ ЕЖОМ!!!

Капитан попытался объяснить, что он находится в Москве, но сквозь ругательства командира трудно было пробиться. Капотин, с побелевшим от ужаса лицом, шлепнулся на пуфик возле полки с телефоном. Посмотрел на гогочущего Золотницкого и, слушая короткие гудки, грустно сказал:

— Все… П…ц! Приплыли… Он завтра с меня шкуру сдерет и на барабан натянет. Чертов Ёжик…

Вадим не понял и удивленно замолчал, уставившись на друга. Капотину пришлось все объяснять. Золотницкий катался по полу от хохота, а капитан торопливо собирался домой, вталкивая руки в рукава пятнистого бушлата. Он уже стал трезвым после командирского рева. Дружок неожиданно сказал:

— Слушай, Игорь! Скажи мне номер начальника связи и я сам позвоню. Пусть он промахи своих орлов сам расхлебывает. Тебе-то за что страдать?

Капитану такая мысль пришлась по душе. Он торопливо продиктовал Вадиму номер. Дикция у Золотницкого была отменной и проблем у Хайдуллина не возникло.

Через мгновение строгий незнакомый голос рявкнул в ухо Лисянского, только переодевшегося в спортивный костюм и собиравшегося спокойно поужинать:

— Немедленно прибыть в штаб! Командир требует!

Капитан не успел даже спросить, кто говорит, а голос уже отключился. Делать было нечего. Лисянский уныло принялся вновь переодеваться, говоря удивленной жене, выглянувшей из кухни:

— Юль, я скоро. Командир приказал прибыть…

Что услышал капитан от Савицкого никто так никогда и не узнал, но только Ижата перестали ставить дежурным по коммутатору и окончательно перевели в уборщики территории…