Любовь Рябикина

Василий Геранин

 

ЗА ДРУГИ СВОЯ…

 

сценарий

           

            СЦЕНА 1. Три машины остановились перед кафе. Из здания тут же вывалила толпа курсантов, офицеров и гражданских. Все весело переговаривались и смеялись. Первая «Волга» была тщательно убрана цветами. На капоте сидела кукла в платье невесты. Светлоглазый крепыш в курсантской форме с тремя нашивками выбрался из старой «Волги» и обернулся. Из машины показалась ножка в изящной туфельке на шпильке и белоснежный подол платья. Осторожно выбралась невеста. Красивая, молодая. Счастливо улыбнулась, оглядевшись. Осторожно положила тонкую ручку на согнутую в локте руку молодого мужа. Пара двинулась к входу в кафе…

Следом из «Волги» выбрались свидетель — здоровенный курсант и маленькая худенькая девчушка — свидетели. Из двух соседних машин тоже выбираются пассажиры. Чернявый парень-курсант спешит к «Волге». Со всех сторон несутся поздравления и радостные выкрики. Жених и невеста улыбаются. Смеются гости. Смеется свидетель. Радость написана на лицах жениха и невесты…

           

            СЦЕНА 2. Летний день. Лес средней русской полосы. Поляна. На ней, возле старого раскидистого дуба, стоят старик с двустволкой в руках и юная девушка со старой трехлинейкой. Старик внимательно разглядывает приколотый к стволу прут. Оборачивается к девушке и вздыхает:

           

                        ДЕДУШКА:

— Н-да-а-а… Пока твои родители не погибли, отец твой со мной на охоту ходил. И я сейчас не согрешу, если скажу — до тебя ему далеко! Я снайпером в войну был, а ты видно в меня…

           

Майя светло улыбнулась:

           

                                   МАЙЯ:

— Дедуль, я наверное в военкомат завтра съезжу…

           

Дед резко перебил и погрозил кулаком:

           

                                   ДЕДУШКА:

— И думать забудь! Вначале профессию получи хорошую, а уж потом видно будет!

           

Девушка рассмеялась:

           

                                   МАЙЯ:

— Так и знала, что ты вот так отреагируешь! — Подскочила и расцеловала в щеки, крутнув деда так, что он едва на ногах устоял, а она сквозь смех сказала: — Я в медучилище поступлю! Через год медсестрой стану и все равно с военными жизнь свяжу! Вот увидишь!

           

Старик вздохнул и похлопал ее по плечу:

           

                                   ДЕДУШКА:

— За год воды много утечет…         

           

            СЦЕНА 3. Вечер. Здоровяк-курсант выскользнул из дверей казармы. Воровато огляделся и пронесся к кустам. Лихо перемахнул через двухметровый бетонный забор с прорезанной в проволоке дырой оказался на другой стороне в кустах. Рядом стояла тоненькая симпатичная девушка, крутившая в руках веточку березы. Испуганно обернулась на треск в кустах и тихо спросила:

           

                                   ВЕРА:

            — Олег?..

 

Парень отозвался из кустов:

           

                                   ОЛЕГ ВАСИЛЬЕВ:

— Я это, Вера, я… — Вылез, отряхивая хэбэшную форму и оглянулся на забор: — Еле удрал! — Тут же ухватил девчонку за плечи и притянув к себе, поглядел в глаза: — Ждала?..

           

Она кивнула и смущенно рассмеявшись попыталась вырваться:

           

                                   ВЕРА:

— Да ну тебя!… — Потом все же тихо прошептала, прижавшись головой к его груди: — Ждала…

           

            СЦЕНА 4. Майя стоит возле двух могил. Одна чуть заросла травой. Вторая — свежая и завалена венками и полевыми цветами. На голове девушки черный платок. По щекам текут слезы. Вокруг никого. Губы тихо шепчут:

           

                                   МАЙЯ:

— Дедушка, зачем вы с бабушкой ушли так быстро?.. Зачем, дедушка? Ну почему я, медсестра, не смогла вам помочь? Почему…

 

Она приседает перед холмиками, продолжая плакать. Закрывает лицо руками. Затем резко вскидывает голову и смотрит на свежую могилу. Решительно стирает слезы:

 

                        МАЙЯ:

— Я теперь знаю, что мне делать!

           

            СЦЕНА 5. Летний день. Здание училища ВДВ. Выпускной день. Четко идет строй курсантов. Строгие радостные лица. Неожиданно вверх взлетают монеты. Курсанты продолжают так же четко и слаженно идти дальше. На фуражки обрушивается дождь из монет. Они сверкают в солнечном свете и звенят, раскатываясь по плацу.

            Вокруг улыбающиеся лица. Матери, отцы. Жены, невесты. Дети. Застыли офицеры-наставники…           

СЦЕНА 6. Здание военкомата. Табличка. Из дверей выходит Майя. В руках военный билет. Лицо радостное…

 

СЦЕНА 7. Больница. Ординаторская. На стойке в углу висят белые халаты. Маленький столик притулился у окна. Две девчонки в беленьких халатиках пьют чай с пирожками. Входит Майя. Молча переодевается в тапочки. Обе девчонки уставились на нее и забыли о чае. Майя подходит к столу. Внимательно глядит на обоих и вдруг широко улыбается:

 

                        МАЙЯ:

— Все! Мой рапорт подписан. Скоро туда. Пожелайте удачи!

           

Высокая красивая девчонка ответила за себя и черноглазую подругу:

           

                        ЛИДА:

— Да ну тебя к черту, Майка! На кой тебе этот Афган?..

           

Майя с улыбкой отодвинула табуретку и присела к столу. Гордо произнесла:

           

                        МАЙЯ:

— Интересно, что вы запоете, если я оттуда Героем вернусь?

 

Подруга ответила:

           

                        ЛИДА:

— А если в цинке?.. Подумала?!

           

Майя рассмеялась, подтягивая к себе пустую чашку и наполняя ее янтарной заваркой:

           

                                   МАЙЯ:

— Значит судьба такая! По мне, кроме вас и плакать-то больше некому! Одна на всем свете!

 

            Высокая девчонка рассерженно повернулась к черноглазой:

 

                                    ЛИДА:

— Нин, а ты-то что молчишь?!? Неужели все равно? Ведь Майка жизнь себе исковеркать собралась! Вбила себе в голову чушь разную и рада! А ты?! Что сидишь? Все равно, да?

           

Черноглазая, пухленькая девушка вздохнула:

           

                                   НИНА:

— Лидка, ты же и сама видишь, Майку не переубедить! Давай просто будем ее ждать? И в церковь сходим, хоть и не положено…

 

Высокая залпом выпила чай. По примеру Майи налила еще одну чашку. Кивнула и тоже вздохнула, ничего не сказав…  

 

            СЦЕНА 8. По улице идут три молодых лейтенанта в парадной форме. Весело смеются. Переговариваются. Поблескивают золотом погоны на парадке. Здоровый рослый парень с цветами в руке хохочет, поглядывая на широкоплечего крепыша:

           

                                   ОЛЕГ ВАСИЛЬЕВ:

— Сашка, гляди, если твоя красавица стол не накрыла! Мы тебя с Ванькой в бочке искупаем! Женился раньше всех — вот и отдувайся!

 

            Сторожев улыбнулся:

 

                                   АЛЕКСАНДР СТОРОЖЕВ:

            — Накрыла! Не зря же ее родители помогать приехали, да и исчезла сразу, пока мы болтали! Ваши подруги уже там. Помогают...        

           

Васильев хмыкнул:

           

                                   ОЛЕГ ВАСИЛЬЕВ:

— Вообще-то мы с Верой уже подали заявление…

           

Иван Беляков, стройный и тонкий в поясе, развел руками в ответ на недоуменный взгляд Александра:

           

                                   ИВАН БЕЛЯКОВ:

— Увы, но мы решили последовать по твоим стопам и стать женатыми…

           

СЦЕНА 9. Майя вбежала в комнату общежития, словно вихрь. Швырнула в угол сумку на длинном ремне и радостно проорала:

 

                        МАЙЯ:

— Ура-а-а!!! Завтра улетаю!

 

В коридор высыпало сразу пять девчат. Высокая Лидия, стоя посреди коридора, расплакалась:

 

                        ЛИДА:

— Дура!!! Чему радуешься? Тут плакать впору! Там война! Люди гибнут! Кровь!

 

Майя гордо приосанилась, упирая руку в бок:

 

                        МАЙЯ:

— Без тебя знаю! Лидья, прекрати нытье! 

           

Попыталась проскочить в комнату, но дорогу перекрыли четыре подруги. Черноглазая Нинка высказалась, сгребя ее за плечо:

           

                                   НИНА:

— Майка, ты что делаешь?! Опомнись! Разве Афган для девчонок? Ты вспомни, как месяц назад прапорщика хоронили…

           

Майя вдруг посерьезнела и остановилась посреди подруг. Огляделась:

           

                                   МАЙЯ:

— Девчонки, я обязательно вернусь! И уж тогда-то, наверняка, ко всем вам, по очереди, заявлюсь…           

           

            СЦЕНА 10. Внутри здания училища, в фойе, висит стенд с героями и ветеранами Великой Отечественной войны, заканчивавших это училище в разные времена. Погибшими и живыми.

            Рядом еще один стенд, посвященный Афганистану. Ряд фотографий и вдруг… три смеющихся обнявшихся парня с лейтенантскими погонами, в шляпах-афганках и песчанке. Из-под «песчанок» торчат в вороте тельняшки. У каждого на груди орден Красной Звезды, колодки от медалей. Четкие фамилии и имена — Иван Беляков, Александр Сторожев, Олег Васильев…        

           

            СЦЕНА 11. Песок скрипит на зубах. Лица до половины затянуты платками. Ткань стала коричнево-рыжей от пыли. Брови и ресницы выгорели под солнцем. Вокруг только камни и рыжая пыль. Десятка полтора молодых парней шатаясь двигаются между камней. У каждого в руках автомат. У троих видны марлевые повязки с проступившими ржавыми пятнами, теперь серые от пыли. Обгоревшие на солнце лица часто оглядываются по сторонам. Светлые глаза зорко наблюдают за окрестностями. Широкоплечий крепыш хрипло спрашивает:

 

                                   АЛЕКСАНДР СТОРОЖЕВ:           

            — Слышь, Олег, далеко еще до этого чертового кишлака?

           

Рослый красавец с обожженным солнцем лицом и потрескавшимися губами, хрипло говорит:

           

                                   ОЛЕГ ВАСИЛЬЕВ:

— А черт его знает, Саш… В этой пустыне не просто сориентироваться. Думаю, километра полтора осталось…

           

Кто-то из солдат за спинами офицеров глухо восклицает:

           

                        СОЛДАТ:      

— Скорей бы… Там колодец…    

           

Тут же следует резкий хриплый окрик от чернявого лейтенанта, покачивающегося возле раскаленного камня:

           

                                   ИВАН БЕЛЯКОВ:

— Отставить разговорчики! Дойдем, обязательно дойдем, мужики! Не зря же мы от банды оторвались. Нельзя сейчас раскисать! Вперед!..

           

            СЦЕНА 12. Колонна шла через небольшую рощицу с серыми от пыли деревьями. Майя и Игорь сидели на броне обнявшись. Голова девушки лежала на плече старшего лейтенанта, а его руки крепко прижимали ее к себе. Снайперская винтовка лежала между ними, придерживаемая ногой Майи. На ее боку висела тяжелая сумка с выгоревшим красным крестом. Она часто вскидывала голову и каждый раз видела ласковые глаза парня. Иногда он наклонялся и шептал:

           

                                   ИГОРЬ:

— Поженимся! Вот доберемся до Кабула и распишемся…

           

Выстрел грянул неожиданно. Игорь вдруг дернулся и навалился на девушку. Ей на грудь упала первая капля крови. Потом еще и еще. Она смотрела остановившимися глазами и вдруг закричала перекрывая шум машин:

           

                                   МАЙЯ:

— Игорь!!!.. 

 

            Колонна встала. От передней брони бежал подполковник Свинцов и несколько солдат. Майя вдруг оборвала крик. Посмотрела на застывшие горы. Взглянула на голову Игоря, определяя направление. Крепко схватила в руки снайперскую винтовку. Вскинула к плечу и принялась высматривать в прицел невидимого пока стрелка.

Вспомнился тот прутик на дубе…

Уже через минуту заметила мелькнувшую между камней чалму. Едва она показалась во второй раз, девушка выстрелила. Афганец ткнулся головой в камень.

            Сидевшие рядом с Майей солдаты внимательно уставились на девушку, а она опустила оружие и повернулась к Игорю, лежавшему на броне с открытыми глазами. Винтовка выпала из руки и начала сползать по металлу. Кто-то из солдат подхватил ее.

Майя мгновение смотрела на мертвое лицо, а затем упала на грудь старшего лейтенанта  и тихо заплакала. Лишь дрожали хрупкие плечи…

            Подполковник остановился рядом. Резко гаркнул:

           

                        ПОДПОЛКОВНИК СВИНЦОВ:

— Кто стрелял?

           

            Солдаты указали на плакавшую девушку. Сержант тихо ответил:

 

                                   СЕРЖАНТ:   

            — Она…

 

            Свинцов посмотрел на девушку, на винтовку и сказал про себя:

 

                                   ПОДПОЛКОВНИК СВИНЦОВ:

            — Надо запомнить…          

           

            СЦЕНА 13. Командир части сидел за широким столом, положив сильные руки на столешницу и по очереди оглядывал застывших перед ним трех офицеров. Побарабанил костяшками пальцев по столу, а затем медленно произнес:

           

                        КОМАНДИР ЧАСТИ:

— Значит, снова решили повоевать?.. А о женах подумали? Вот ты, Скорцени, думал? У тебя же Ирина в положении…

           

Скорцени, он же Александр Сторожев, кивнул и твердо ответил:

           

                                   СКОРЦЕНИ-АЛЕКСАНДР СТОРОЖЕВ:

— Подумал! Потому и иду. Зарплату когда в последний раз давали? — Поймал мрачный взгляд командира и его поджатые губы: — Вот-вот… А жить надо и на ребенка тоже надо все купить. К тому же у нас опыт…

           

Олег Васильев добавил:

 

                                   КОЛЯМБА-ОЛЕГ ВАСИЛЬЕВ:

            — Товарищ полковник и вообще, кто, если не мы?

 

Иван Беляков поддержал друзей:

 

                                   ФАРЗА-ИВАН БЕЛЯКОВ:

            — Мы вернемся…

           

            СЦЕНА 14. Майя входит в кабинет начальника госпиталя и молча кладет рапорт на стол. Мужчина берет бумагу в руки устало читает. Поднимает голову и рвет листок. Качает головой:

           

                                   ГЛАВВРАЧ-ХИРУРГ:

            — Майя, тебе не надоело воевать? И так уже под настоящим именем тебя никто из раненых не знает. Что это за кличка — Люк? Ты же женщина! Ты одна из самых опытных медсестер. Ты понимаешь, что я не могу тебя отпустить? И так народу не хватает…

           

            Она жестко и твердо говорит:

           

                                    МАЙЯ:

            — Я все равно уйду! Я, со своим опытом, нужна там больше!

 

            Хирург устало смотрит на упрямицу. Достает из ящика стола чистый листок и придвигает к ней:

           

                                   ГЛАВВРАЧ-ХИРУРГ:

            — Ладно, пиши… Я дам направление в спецбатальон ВДВ. Пусть зачислят санинструктором… — Увидел довольное лицо женщины, торопливо схватившей бумагу и усаживающейся напротив. Добавил: — Довольна? Тебе семью давно пора заводить, а ты снова на войну собираешься…

 

            Майя торопливо писавшая вдруг подняла голову и тихо сказала:

 

                                   МАЙЯ:

            — Семья — это хорошо. Только чтобы ее иметь, любовь должна быть, а у меня все в Афгане осталось…

 

            Быстро дописала рапорт и протянула главврачу, с надеждой глядя на него. Мужчина вздохнул и подписал бумагу…

           

            СЦЕНА 15. Взрывы. Крики на чеченском и русском:

 

                        ВАХУ ДОКУЕВ:

— Офицера живым брать! Он из штаба разведки!..

 

Выстрелы. Очереди из автоматов. Рукопашная схватка. Несколько чеченцев налетают на невысокого крепыша с майорскими погонами и разодранной на груди курткой. Виднеется тельняшка. Это Иван Беляков. Откуда-то доносится крик молоденького лейтенанта, отчаянно отмахивавшегося от боевиков прикладом автомата:

           

                        ЛЕЙТЕНАНТ:

— Командир, держись!

 

            Выстрелы. Попытки десантников прорваться к окруженному офицеру, но боевиков слишком много и десантники вынуждены отступать вниз по склону. Несколько трупов в тельняшках уже лежит на склоне. Раненых уносят на себе несколько здоровяков. Их прикрывают. Лейтенант с отчаянием глядит вверх, где в окружении дерется Иван Беляков по кличке «Фарза».

Иван Беляков окружен со всех сторон. В одной руке нож. Повален один чеченец, второй и вдруг удар по голове со спины прикладом. Майор падает.

Лейтенант видит, как боевики уносят майора и дико кричит:

 

                        ЛЕЙТЕНАНТ:

— Командир! Мужики, командир…

 

Его голос тонет в близком разрыве гранаты…

 

СЦЕНА 16. Люк сидит на походной кровати в медицинской палатке, пригнувшись к коленям. На углу спинки висит автомат. Это ее закуток. Из-за тонкой брезентовой стенки раздается тяжелое дыхание и стоны раненых. В руках женщины фотография молодого майора. Это Александр Сторожев. Лицо женщины грустное. Она чуть улыбается. Из-за брезентовой стенки доносятся голоса, шум мотора, чей-то смех. Майя достает из внутреннего кармана военный билет и прячет фото туда. Забивает документы на место. Тянется к тумбочке.

На тумбочке стоит обычная металлическая кружка, котелок. Женщина забирает котелок и выходит из палатки…

 

СЦЕНА 17. Палатка. За столом сидит майор и старательно изучает какие-то бумаги. Что-то подчеркивает. Заходит капитан. Сторожев вскидывает голову:

 

                                   АЛЕКСАНДР СТОРОЖЕВ:

— А-а-а, это ты, Колямба, присаживайсь.. Я тут сводки смотрю…

 

Васильев падает на табуретку. Опустив голову говорит:

 

                        ОЛЕГ ВАСИЛЬЕВ:

— Фарза в плен к чехам попал…

           

Майор резко вскидывает голову. Бумаги падают на пол. Глаза не мигая глядят на капитана:

           

                                   АЛЕКСАНДР СТОРОЖЕВ:

— Ты что говоришь, Колямба?.. Фарза… Нет…

           

Он не веря трясет головой. Между тем капитан все так же не поднимая головы, подтверждает:

           

                                   ОЛЕГ ВАСИЛЬЕВ:

— И однако это так, Скорцени…

           

Сторожев медленно встает и тихо говорит, словно про себя:

           

                                   АЛЕКСАНДР СТОРОЖЕВ:

— Что мы его Наташке скажем… — Резко направляется к двери: — Я к командиру!

           

            СЦЕНА 18. Глубокая яма с решеткой наверху. На дне немного грязной полугнилой соломы. Скорчившись лежит босой человек. На нем изодранный, покрытый кровавыми пятнами засохшей крови китель с одной звездочкой на плече. Тельняшка тоже в пятнах. Грязные брюки. Он зверски избит. На лбу висит лоскут сорванной кожи. Разбитые губы опухли. Под глазом и на скуле темные пятна синяков. Человек без сознания.

            Время от времени сверху появляется темная тень боевика с автоматом, глядящая в яму. Бандит плюет вниз и что-то шипит про себя невнятно…

           

            СЦЕНА 19. Люк, опираясь на крепкую палку, ковыляла к своей палатке от кунга санчасти. Перебинтованная левая нога торчала из-под брючины, закатанной почти до колена. Сквозь бинт над щиколоткой проступила кровь. Женщина временами морщилась.

            Из палатки вышел Колямба. Посмотрел на санинструктора. Удивленно уставился на ногу:

 

                        КОЛЯМБА-ОЛЕГ ВАСИЛЬЕВ:

— Люк, здорово! Когда это тебя подстрелили?

           

Она остановилась, опершись на палку и чуть покачиваясь:

           

                                   МАЙЯ-ЛЮК:

— Не подстрелили… Осколком зацепило, когда возвращались вчера с группой. Мужики на себе донесли… — Немного подумав, добавила: — Я Фарзу видела…

           

Капитан подскочил к ней. Бесцеремонно сгреб на руки и поволок к себе в палатку, не обращая внимания, что палка бьет его по ноге:

           

                                   КОЛЯМБА-ОЛЕГ ВАСИЛЬЕВ:

— А ну-ка, пошли к нам! Расскажешь… — Наклонившись на входе, гаркнул: — Скорцени, Люк Фарзу нашла!

           

Сторожев, что-то писавший за столом, вскочил. Колямба усадил женщину на собственную постель и потребовал:

           

                        КОЛЯМБА-ОЛЕГ ВАСИЛЬЕВ:

— Рассказывай!

           

Она перехватила внимательно-настороженный взгляд Скорцени. Тот смотрел на ее раненую ногу. Пожала плечами:

           

                        МАЙЯ-ЛЮК:

— А чего рассказывать? Мы с мужиками чуть дальше зашли…

           

Майор молча сгреб со стола карту и сел рядом с женщиной на кровать, коснувшись ее плечом. Он даже не заметил, как она вздрогнула от его прикосновения и начала краснеть, покосившись в лицо офицера. Потом склонилась над картой и ткнула пальцем в крошечную точку:

           

                        МАЙЯ-ЛЮК:

— Вот здесь держат… Я Фарзу через прицел видела. Его куда-то поволокли…

           

Все это время молчавший Колямба нетерпеливо спросил:

           

                                   КОЛЯМБА-ОЛЕГ ВАСИЛЬЕВ:

— Как он?

           

Она засопела и опустила голову:

           

                                   МАЙЯ-ЛЮК:

— Избит сильно.

 

            Скорцени помрачнел и взглянул ей в лицо:

 

                                   СКОРЦЕНИ-АЛЕКСАНДР СТОРОЖЕВ:

            — Боевиков там много?

 

            Вместо ответа она буркнула:

 

                                   МАЙЯ-ЛЮК:

            — Было бы мало, мы бы освободили…

 

            Все трое замолчали. Санинструкторша неловко поднялась:

 

                                   МАЙЯ-ЛЮК:

            — Ладно, мужики, я пойду…

 

            Тяжело опираясь на палку, запрыгала к выходу. Офицеры посмотрели ей вслед, а затем переглянулись…      

           

            СЦЕНА 20. Солдаты сворачивают лагерь. Снимают палатки, грузят на машины. Из средней палатки слышаться злые мужские голоса.

            За столом сидит уже не молодой полковник. Перед ним стоят майор и капитан. Майор наклоняется к лицу командира полка и хрипит:

 

                                   СКОРЦЕНИ-АЛЕКСАНДР СТОРОЖЕВ:

            — Фарза там! Полтора месяца прошло и ничего не сделано для его освобождения. Одни обещания! Правительство плюет на нас! Они только в телевизоре говорят правильные слова, да перед камерой солдат освобождают, а на деле…

 

            Полковник поднимает голову и тяжело глядит на него:

 

                                   НИКОЛАЙ ИВАНОВИЧ-КОМПОЛКА:

            — Приказ на вывод войск из республики уже отдан. У нас перемирие с чеченцами… — Вскакивает из-за стола и тоже орет: — Ты это понимаешь?!?

 

            Капитан подходит к столу и мрачно глядит на полковника. Потом говорит:

 

                                   КОЛЯМБА-ОЛЕГ ВАСИЛЬЕВ:

            — Мы все понимаем, Николай Иванович… Мы десантники и у нас всегда было так: один за всех и все за одного. Кто, если не мы, вытащит теперь Ивана…

 

            Комполка устало сел на стул, уронив сжатые кулаки на стол. Поднял голову на обоих:

 

                                   НИКОЛАЙ ИВАНОВИЧ-КОМПОЛКА:

            — Все я понимаю. Но приказ, есть приказ…

           

            СЦЕНА 21. Возле полузагруженной машины «Урал» стоит женщина в полевушке. Это Люк. У ног набитая сумка. Сверху лежит небольшой рюкзак, автомат, санитарная сумка и набитая разгрузка. Она видит, как из командирской палатки выбегают майор и капитан. Смотрит вслед майору и вздыхает. Тут же быстро осматривается по сторонам — не видел ли кто. Поблизости никого нет. Суетятся в стороне от нее солдаты, выдирая колышки от палатки…

           

            СЦЕНА 22. Пылится дорога. Идет колонна машин, БТРов и два УАЗика. Майор и капитан сидят на первой броне. Лица обоих мрачны. Грязны от пыли и пота лица офицеров и солдат. Оба молчат. Лишь изредка взгляд Олега Васильева скользит по сторонам. Колямба часто оборачивается назад. Его свободная рука сжимается в кулак. Скорцени упорно глядит прямо перед собой, уставившись в одну точку…

           

            СЦЕНА 23. Зиндан. Пленник сидит внизу, подтянув колени к груди. Наверху работает радиоприемник. Диктор говорит о выводе российских войск из Чечни. Сверху появляется тень и он поднимает голову. На лбу страшный рубец шрама. От формы осталась только изодранная грязная тельняшка. Волосы превратились в грязные сосульки. Лицо почернело и осунулось. На ногах разбитые солдатские сапоги. Лишь в глазах прежний суровый блеск. Боевик ухмыляется и язвительно говорит на ломаном русском:

 

                                   БОЕВИК:

            — Что, майор, надеялся, что твои тебя выручат? Слышал? Они ушли из Чечни. Ваши лажанулись! Они трусы и бараны! Теперь Ичкерия стала свободной от русских, а ты будешь рабом до скончания своих дней. Докуев заставит тебя покориться. Инша Аллах!

 

            Пленник опускает голову и ничего не отвечает. В глазах боль…           

                       

            СЦЕНА 24. Солдаты натягивают палатки. Между ними идет прибывший с инспекцией и инструкциями генерал-полковник. Он осматривается по сторонам, дает какие-то указания.  Машет руками влево и вправо, что-то уточняя. Скорцени и Колямба ждут у палатки, когда начальство подойдет.

 

СЦЕНА 25. За соседней палаткой стоит женщина-санинструктор и наблюдает за офицерами, не обращая никакого внимания на генерала. Она не сводит глаз с майора и одновременно держит в поле зрения всех, кто находится поблизости, чтоб не попасться…

 

СЦЕНА 26. Прибывший подходит к палатке, где стоят капитан и майор. Скорцени решительно обращается к нему:

 

                        СКОРЦЕНИ-АЛЕКСАНДР СТОРОЖЕВ:

— Товарищ генерал-полковник, разрешите обратиться?..

 

Командир полка, следующий за генералом, смотрит злыми глазами на Скорцени и делает жест, словно перерезает себе шею. Майор делает вид, что не замечает недовольства начальника. Удивленный генерал дает разрешение:

 

                        ГЕНЕРАЛ:

— Пожалуйста, обращайтесь…

 

Капитан и майор вытягиваются. Александр представляется:

 

                        СКОРЦЕНИ-АЛЕКСАНДР СТОРОЖЕВ:            

— Я майор Сторожев…

 

Колямба четко произносит следом:

 

                        КОЛЯМБА-ОЛЕГ ВАСИЛЬЕВ:

— Капитан Васильев.

 

Майор продолжает:

 

                        СКОРЦЕНИ-АЛЕКСАНДР СТОРОЖЕВ:

— Наш друг Иван Беляков был захвачен в плен боевиками два месяца назад. По соглашению, заключенному между Россией и Чечней, чеченцы должны выдать нам всех русских пленных…

 

Генерал перебил:

 

                        ГЕНЕРАЛ:

— Откуда вы знаете, что ваш друг жив? Может его уже нет давно…

 

Колямба решительно шагнул вперед и сгреб генерала за грудки. Рванул к себе со всей силы и рявкнул в лицо:

 

                        КОЛЯМБА-ОЛЕГ ВАСИЛЬЕВ:

— Ну, ты! Крыса штабная! Думай, что говоришь! Фарза живой! Сведения проверенные! Вот такие, как ты, ничего не сделали, чтоб его вытащить…

 

Комполка попытался встрять между подчиненым и генералом, но Колямба играючи откинул полковника в сторону и тот предпочел понаблюдать. Между тем Олег тряс генерала за грудки и орал ему в лицо:

 

                        КОЛЯМБА-ОЛЕГ ВАСИЛЬЕВ:

— Сука продажная!.. Все вы там не об армии и попавших в плен думаете, а о собственном кармане!

 

Лицо инспектора из свежего и розового превратилось в серую маску.

Разъяренный Колямба орал на весь палаточный лагерь, тряся начальство, как грушу:

 

                        КОЛЯМБА-ОЛЕГ ВАСИЛЬЕВ:

— Да вас самих надо к стенке ставить! Продали армию…

 

Если бы не встрял Скорцени, генералу пришлось бы плохо. Майор сцапал товарища за кисти. Оторвал их рывком от груди генерала и попросту уволок капитана в палатку.

Генерал резко развернулся и рванул, не оглядываясь и больше не останавливаясь, к штабной палатке. Боевые офицеры и контрактники, все видевшие и слышавшие, насмешливо смотрели вслед, лениво переговариваясь. Солдаты у палаток даже работать перестали. Генеральское окружение, до этой минуты застывшее, рвануло с готовностью за начальником. В том числе и полковник, напоследок погрозивший вслед друзьям кулаком…

 

СЦЕНА 27. Фарзу вытащили из ямы и провели во двор. Чеченец-охранник толкнул в спину кулаком со всей силы. Ослабевший человек, пробежав несколько метров по инерции, споткнулся и упал на колени. Встал не сразу, чувствуя, как дрожат ноги от долгого сидения в яме. Бандиты, стоявшие поблизости, ухмыльнулись. Один презрительно сказал:

 

                        ХАСАН:

— Теперь ты не такой боевой, как раньше! Где твоя гордость, майор? Почему стоишь на коленях?

 

Иван выпрямился. Посмотрел на говорившего и ничего не ответил. Конвоир снова толкнул его рукой, заставляя идти к крыльцу дома. Боевик заметил сверкнувший взгляд и шагнул вперед:

 

                        ХАСАН:

— Хочешь героя изобразить?

 

Фарза небрежно бросил:

 

                        ФАРЗА-ИВАН БЕЛЯКОВ:

— Кому-то надо им быть. Не тебе же?

 

Боевик не сразу понял смысл сказанного и замер. Остальные принялись смеяться. Бандит замахнулся прикладом с воплем:

 

                        ХАСАН:

— Русская собака!

 

И в ту же секунду руки майора крепко сгребли его за ворот рубашки. Дернули к себе и обрушили лицом на подставленное острое колено. Фарза отбросил его в сторону сразу. Никто не успел опомниться, а бандит уже лежал без движения на земле. Автомат валялся рядом, но десантник лишь посмотрел на него и повернулся спиной к крыльцу. Стоял и ждал. Чеченцы не двигались, хотя автоматы начали медленно подниматься. Вырубленный им боевик сел на земле и очумело закрутил головой. Во все стороны полетели кровавые брызги.

Сзади неожиданно раздался голос:

 

                        ВАХУ ДОКУЕВ:

— Не плохо, майор. Выходит силенки еще остались…

 

Беляков обернулся. На крыльце стоял Ваху Докуев в темной, расстегнутой сверху рубашке, которую наискось пересекал светло-коричневый ремень от кобуры со «стечкиным». Злые темные глаза уставились в горевшие глаза русского. Оба не отводили глаз.

Вскочивший на ноги боевик, которого Иван уложил, передернул затвор с воплем:

 

                        ХАСАН:

— Русская сволочь! Да я…

 

Докуев злобно рявкнул, наконец-то оторвав взгляд от глаз русского офицера:

 

                        ВАХУ ДОКУЕВ:

— Заткнись! Сам виноват. Все вон отсюда!

 

Боевик с окровавленной мордой аж присел от этого окрика. На полусогнутых ногах развернулся и кинулся со двора. Остальные за ним, мрачно поглядывая перед собой.

Докуев кивнул на скамейку:

 

                        ВАХУ ДОКУЕВ:

— Присаживайся, поговорим…

 

СЦЕНА 28. Командир полка, едва Скорцени и Колямба зашли в палатку, сдавленно прохрипел:

 

                        НИКОЛАЙ ИВАНОВИЧ-КОМПОЛКА:

— Вы что оба, с ума посходили? Да генерал этот гребаный теперь грозится вас обоих под трибунал! — Голос набирал силу. Полковник рявкнул: — Ну, вот что! Сейчас пишете рапорта на отпуск, а завтра, чтоб я вас здесь не видел! Попробую замять все сам…

 

Майор с капитаном не успели и слова сказать, как он добавил раздраженно:

 

                        НИКОЛАЙ ИВАНОВИЧ-КОМПОЛКА:

 

— Выполнять! Через полчаса рапорта должны быть у меня на столе!

 

Сторожеву и Васильеву ничего не оставалось делать, как козырнуть, четко развернуться и выйти из командирской палатки…

           

            СЦЕНА 29. Докуев с минуту смотрел на присевшего рядом изможденного русского. Старался найти на его лице признаки сломленного человека и не нашел. Беляков смотрел твердо и спокойно. Ваху хмыкнул:

 

                                   ВАХУ ДОКУЕВ:

            — Майор, правительство и армия тебя кинули. Мое предложение остается в силе. Ты принимаешь мусульманство и рассказываешь западным журналистам о том, какие приказы отдавало твое командование. Особенно о расстрелах мирного населения горных аулов. Естественно, с нашими корректировками. Прилюдно извинишься за свое правительство. Представителю разведки из штаба ВДВ поверят. Ведь именно по этой причине ты до сих пор жив…

 

            Иван перебил:

 

                                   ФАРЗА-ИВАН БЕЛЯКОВ:

            — Все это я слышу уже два месяца. Ты знаешь мой ответ, Ваху… Нет! Меня кинула не армия, а продажные политики. А они, что у вас, что у нас одинаково продажны…

 

            Полевой командир сощурил глаза и словно сквозь прицел поглядел на майора:

 

                                   ВАХУ ДОКУЕВ:

            — Ты забываешь, русский, где ты находишься и в каком положении. Я бы посоветовал подумать о жене и сыне. Кто им поможет, если ты сдохнешь? Правительство? Им на тебя плевать, а уж на твоих родных и подавно. Соглашайся на мое предложение…

 

            Беляков встал и посмотрел на чеченца:

 

                                   ФАРЗА-ИВАН БЕЛЯКОВ:

            — Нет!

 

            Докуев тоже встал. Криво усмехнулся:

 

                                    ВАХУ ДОКУЕВ:

            — Ты скоро передумаешь… — Посмотрев в сторону ворот, где толпились его люди, крикнул: — Хасан, Ильяс, Фархад, поработайте с русским! Не убивать…

 

            Трое боевиков, один из которых был тот самый, избитый Фарзой, быстро направились к майору. Бандит с распухшим носом и разбитыми губами, торжествующе ухмылялся, на ходу закатывая рукава. Да и остальные сжимали и разжимали пальцы на ходу.

            Беляков презрительно посмотрел Докуеву в глаза. Отошел от скамейки подальше и встал в стойку, ожидая противников. Глаза горели все тем же неукротимым огнем…

                       

            СЦЕНА 30. Контрактник Ватутин остановил женщину возле ее палатки. Сверху вниз поглядел на хрупкую фигуру:

 

                                   ВЛАДИМИР ВАТУТИН:

            — Люк, у тебя скоро контракт заканчивается?

 

            Она подняла голову:

 

                        МАЙЯ-ЛЮК:

— Чуть больше двух недель осталось. А чё?

 

Мужик вздохнул:

 

                                   ВЛАДИМИР ВАТУТИН:

— Ты же знаешь… Снова подпишешь?

 

Она пожала плечами:

 

                        МАЙЯ-ЛЮК:

— Пока не знаю… — Резко вскинула голову и взглянула ему прямо в глаза: — Ну, что ты на мне, Володь, зациклился? Вон медсестры бегают. Молоденькие! А я? Я же…

 

Ватутин посмотрел ей в глаза и перебил:

 

                                   ВЛАДИМИР ВАТУТИН:

— Да не нужны мне они! Мне ты нужна. Давай, поженимся? Сколько можно по горам  лазить? Мать тебя как родную встретит. Я писал…

 

Люк мрачно посмотрела на контрактника. Тот умоляюще глядел на нее. Она опустила голову и тихо сказала:

 

                        МАЙЯ-ЛЮК:

— Ладно, я подумаю. Обещаю…

 

Обошла мужчину и торопливо скрылась в палатке.

Ватутин вздохнул. Посмотрел на качнувшийся брезент и автоматически огляделся: от соседней палатки на него смотрели трое его приятелей. Контрактник направился к ним. Один из дружков, белобрысый с пушистыми светлыми ресницами, тихо спросил:

 

                        БЕЛОБРЫСЫЙ КОНТРАКТНИК:

— Что, опять отказала? Эх, Вован, и чего ты в ней нашел?..

 

Ватутин вздохнул:

 

                                   ВЛАДИМИР ВАТУТИН:

— Не знаю. Только лучше ее нет… Обещала подумать… И то ладно…

 

Проскользнул мимо приятелей и скрылся внутри палатки.

           

            СЦЕНА 31. Сторожев и Васильев остановились возле ворот КПП. Оба разом поставили большие сумки на асфальт и переглянулись. Высились из-за забора пятиэтажки. Скорцени посмотрел на солдат, наблюдавших за ними из-за стекла. Обвел взглядом окрестности и коротко бросил:

 

                                   СКОРЦЕНИ-АЛЕКСАНДР СТОРОЖЕВ:

            — Пошли…

 

            Предъявив пропуска на «вертушке», прошли за ворота КПП и снова остановились, оглянувшись на запертые ворота. Путь назад был отрезан. Поправив сумки на широких плечах, оба офицера молча шагнули вперед. Их шаг был тверд и четок. Бетонные плиты, казалось, содрогались под этим тяжелым шагом. Солдаты с КПП смотрели им вслед…

           

            СЦЕНА 32. Беляков очнулся в яме. Открыл заплывшие глаза и с трудом перевернулся на спину. Увидел краешек голубого неба. Потрескавшиеся губы прошептали:

           

                        ФАРЗА-ИВАН БЕЛЯКОВ:

— Братцы, где вы?..

           

            СЦЕНА 33. Александр и Олег подошли к кирпичному дому, возле которого гуляли дети. Среди них маленькая девочка, увлеченно кормившая куклу куличом из песка и уговаривавшая ее, словно взрослая:

 

                        ОКСАНА:

— Надо кушать, иначе никогда большой не вырастешь. Вот так и останешься маленькой. Давай, съешь ложечку за маму, за…

 

Сторожев окликнул ее:

           

                        СКОРЦЕНИ-АЛЕКСАНДР СТОРОЖЕВ:

— Оксана!

           

Девочка вскинула русую головенку. Кукла выпала из руки. С криком:

           

                                   ОКСАНА:

— Дядя Саша!

           

Кинулась к Сторожеву. Скорцени остолбенел. Словно во сне поставил сумку на асфальт.  Девочка подбежала и остановилась, глядя на него радостными глазами. Присев на корточки и протянув руки к ребенку, Александр сказал:

           

                                   СКОРЦЕНИ-АЛЕКСАНДР СТОРОЖЕВ:

— Какой я тебе дядя, Оксана? Я же твой папа…

           

Прижал крошечное тельце к себе, несколько раз поцеловав в волосы и щечки. Девчушка с непосредственностью ребенка высказалась, обнимая его за шею:

           

                                   ОКСАНА:

— Мне мама сказала, чтоб я папой дядю Борю звала, а тебя дядей…

           

Васильев почесал затылок, уставившись на друга и девочку. Скорцени тихо спросил:

 

                                   СКОРЦЕНИ-АЛЕКСАНДР СТОРОЖЕВ:

            — Какой дядя Боря?.. И давно он с вами живет?

 

            Оксана кивнула:

 

                                   ОКСАНА:

            — Давно! Ты уехал и он у нас появился…

 

            Из дверей подъезда вышла красивая молодая женщина. Это была та самая невеста, только уже старше. Вздрогнула, увидев присевшего майора, но быстро взяла себя в руки. Спустилась вниз. Сторожев медленно встал, держа ребенка на руках. Смотрел на женщину. Смотрел зло, в упор. Она сказала:

 

                                   ИРИНА СТОРОЖЕВА:

            — Как я поняла, ты все понял. Твои вещи собраны и стоят в коридоре. Я уже подала на развод. Оксана, нам пора!..

 

            Муж сказал, прижимая дочку к себе:

 

                                   СКОРЦЕНИ-АЛЕКСАНДР СТОРОЖЕВ:

            — Квартира вообще-то моя…

 

            Она скривила накрашенные губки:

 

                                   ИРИНА СТОРОЖЕВА:

            — Не устраивай сцены, Сторожев. Не забывай, что со мной остается наша дочь. Или ты хочешь воспитывать ее сам? — Язвительно добавила, усмехаясь: — И где? В Чечне?

 

            Спокойно подошла. Забрала Оксану с его рук. Руки майора бессильно упали вдоль тела. Ирина поставила дочку на асфальт. Взяла Оксану за руку и потянула за собой. Ребенок пошел за матерью, часто оглядываясь и улыбаясь отцу. Скорцени смотрел на дочку. Лицо побледнело, а руки сжались в кулаки. Колямба, все это время молчавший, посмотрел вслед женщине и ребенку. Сказал, сплевывая в сторону:

 

                                   КОЛЯМБА-ОЛЕГ ВАСИЛЬЕВ:

            — Сука! — Посмотрел на друга: — Пошли ко мне. А потом за твоими шмотками сходим. Надеюсь, что Вера не приготовила мне сюрприза…

 

            Прежде, чем скрыться за углом, Оксана помахала отцу ручонкой. Сторожев устало наклонился и подхватил сумку на плечо. Посмотрел на друга:

 

                                   СКОРЦЕНИ-АЛЕКСАНДР СТОРОЖЕВ:

            — Пошли…

 

            Плечо в плечо поднялись на крыльцо и скрылись в подъезде…         

 

            СЦЕНА 34. Ваху Докуев сидел за столом в собственном доме и смотрел на вязаную салфетку. Пальцы теребили кружево. Рядом застыли трое его людей. Смотрели на командира, ожидая, когда он заговорит. Наконец Докуев поднял голову. Обвел взглядом боевиков:

 

                                   ДОКУЕВ:

            — Русские ушли из Ичкерии. Рабов становится все меньше. Я не хочу убивать майора. Работы много. К тому же он мне нужен совсем для другой цели. Если майор из разведотдела  штаба ВДВ выступит с заявлением…

 

            Хасан злобно сощурил глаза:

 

                                   ХАСАН:

            — Он гоблин! Ты забыл, сколько людей гоблины положили в том бою и этот майор тоже? Отдай его мне, а уж я заставлю его забыть даже собственное имя. Он быстро согласится на все, что ты скажешь…

 

            Докуев задумчиво покачал головой:

 

                                   ДОКУЕВ:

            — Нет. Ты изувечишь его, Хасан, или превратишь в идиота. Может потом. Я все же надеюсь сломить его упрямство без уколов …          

           

            СЦЕНА 35. Люк целые дни проводила в медицинской палатке. Лежала, закинув руки за голову на походной койке и смотрела в потолок. Иногда доставала из военного билета фотографию майора и подолгу вглядывалась в его лицо, поглаживая пальцами по глянцевой бумаге.

            Свободного времени было много и она привела свою палатку в относительный порядок и даже навела какое-то подобие уюта. На столе стояла обрезанная пластиковая бутылка с полевыми цветами и ветками. На тумбочке расстелено три бумажных салфетки, оживляя унылую серость жилья. Несколько книг лежали аккуратной стопочкой на углу. Автомат висел у двери на стойке, да на табуретке рядом с оружием застыл цинк с патронами…

           

            СЦЕНА 36. Васильев открыл дверь собственным ключом. В квартире было пусто и тихо. Бросив сумку у порога и торопливо сняв сапоги, Олег пробежался по комнатам и выскочил в коридор, где устало стаскивал обувь Александр. Радостно сообщил:

 

                                   КОЛЯМБА-ОЛЕГ ВАСИЛЬЕВ:

            — Не-е-е… Вера мне сюрприза не приготовила. Все, как и было! Сейчас я ей звякну. Ты проходи…

 

            Схватив трубку телефона, торопливо набрал номер, глядя блестящими глазами на Сторожева. Скорцени кивнул:

 

                                   СКОРЦЕНИ-АЛЕКСАНДР СТОРОЖЕВ:

            — Я рад за тебя…

 

            На другом конце провода взяли трубку и женский голос сказал:

 

                                   ВЕРА ВАСИЛЬЕВА:

            — Ало…

 

            Васильев рассмеялся в трубку:

 

                                   КОЛЯМБА-ОЛЕГ ВАСИЛЬЕВ:

            — Вера, я вернулся!

 

            В трубке приглушенно ахнули и тут же раздался крик:

 

                                   ВЕРА ВАСИЛЬЕВА:

            — Олег, родной мой! Я сейчас…

           

Раздались короткие гудки. Васильев повернулся к другу, присевшему на банкетку у зеркала. Хлопнул по плечу:

 

                        КОЛЯМБА-ОЛЕГ ВАСИЛЬЕВ:

— Держись. Не все бабы стервы и тебе еще встретится…

           

            СЦЕНА 37. В палатке сильно накурено. На столе полупустая бутылка водки, открытые банки с тушенкой, порезанный крупными ломтями хлеб, котелок с кашей. За столом четверо мрачных офицеров. Все курят, стараясь не встречаться взглядами. Наконец усатый подполковник с седыми висками нарушает молчание, обращаясь к полковнику:

           

                        ПОДПОЛКОВНИК КОСТЯ:

— Знаешь, Коль, а Скорцени с Колямбой все же правы! Нельзя оставлять Фарзу в руках чехов. Нельзя! Сегодня Ванька попал, а завтра может и я там окажусь. Набеги-то продолжаются, а мы рядом с границей. Что, тоже вот так оставите?

           

Полковник вскинул голову и мрачно поглядел на него:

           

                                   НИКОЛАЙ ИВАНОВИЧ-КОМПОЛКА:

— Что предлагаешь? Чтоб я отряд в Чечню отправил? А приказ? Российские войска вышли оттуда и вам всем это известно!.. — Немного помолчав, добавил: — Думаешь, у меня душа не болит? Да я бы сам туда рванул!.. — Вновь уставившись в стол, тихо сказал: — Руки у нас связаны, Костя. Политики, суки, без ножа зарезали!.. 

           

            СЦЕНА 38. Санинструктор вышла из палатки под вечер. Огляделась среди палаток и направилась к деревьям, растущим на берегу не широкой речки. Встала у воды, глядя на поблескивающую гладь и противоположный берег.

            Ватутин, осторожно шагавший следом, остановился в паре метров за спиной. Она, не поворачиваясь, тихо спросила:

 

                                   МАЙЯ-ЛЮК:

            — Володь, ну что ты за мной ходишь? Я же сказала — подумаю.

 

            Мужчина подошел и встал рядом. Посмотрел на женское загорелое лицо. Так же тихо заговорил:

 

                                   ВЛАДИМИР ВАТУТИН:

            — Люблю я тебя. Словно околдовала чем, а ты вообще ни на кого внимания не обращаешь… — Помолчав, хрипло добавил: — …словно каменная. Два года среди нас находишься, а романа ни с кем не закрутила, словно и не женщина. Мужики уж не знают на что и подумать…

 

            Заметил, как она вздрогнула. Хотел еще что-то сказать, но Майя опередила. Повернув голову к нему, сказала:

 

                                   МАЙЯ-ЛЮК:

            — Просто игрушкой быть не хочу, вот и все…

 

            Ватутин неожиданно спросил:

 

                        ВЛАДИМИР ВАТУТИН:

— Тебе Сторожев нравится? Я тут видел, как ты на него смотрела…

           

Она пожала плечами:

 

                                   МАЙЯ-ЛЮК:

            — Молодой он еще. Майор чем-то Игоря напоминает…

 

            Контрактник больше ни о чем не стал спрашивать. Люк, немного постояв, пошла вдоль берега. Мужчина медленно шел за ней, глядя на узкие плечи. Сильные руки временами начинали подниматься, но он сдерживался. Так и шел следом за ней, а потом присел рядом на траву. Сидели рядышком и молчали, глядя на воду…

           

            СЦЕНА 39. Олег шуровал в холодильнике, вытаскивая на стол продукты. На плите уже разогревался борщ и шкворчала картошка с котлетами. На столе стояла запотевшая початая бутылка водки, пара стопок, дощечка с крупно порезанными сыром и колбасой, хлеб в плетеной тарелке. Васильев вымыл пару свежих огурцов и положил на стол.

Сторожев стоял у открытой форточки и курил, жадно затягиваясь и глядя на улицу. На лице застыла маска равнодушия и усталости. Блеск в глазах пропал. Широкие плечи ссутулились. Васильев время от времени смотрел на него и тут же отворачивался, не решаясь заговорить.

            Из прихожей донесся скрежет открываемого замка. Послышались торопливые шаги. Мужчины обернулись. На пороге кухни показались две молодые женщины. На лицах обоих застыли тревога и радость.

Женщина с каштановыми волосами на мгновение приостановилась в дверях, не сводя глаз с замершего капитана, а затем кинулась на шею Олега. Он крепко притиснул жену к себе. Она смеялась сквозь слезы, гладя его по голове, по щекам, по широким плечам и беспорядочно целуя лицо мужа. Шептала никого не стесняясь:

           

                        ВЕРА ВАСИЛЬЕВА:

— Любимый! Ты вернулся! Я так ждала, я так ждала…

 

Жена Фарзы, блондинка со светлыми глазами, посмотрела на Сторожева. Оглянулась на дверь кухни и спросила:

           

                        НАТАЛЬЯ БЕЛЯКОВА:

— Иван домой пошел?

           

Майор молчал. Васильев после этих слов неловко отстранил жену и опустил голову:

           

                                   КОЛЯМБА-ОЛЕГ ВАСИЛЬЕВ:

— Наташ, ты… В общем… Иван в плену…

           

Она белела на глазах. Губы задрожали. Руки медленно поднялись и сжавшись в кулачки, застыли возле губ. И вдруг Наташа зашаталась. Руки упали по бокам. Майор кинулся к Наталье Беляковой, оттолкнув застывших Васильевых и успел подхватить на руки падавшую женщину. Крикнул:

           

                        СКОРЦЕНИ-АЛЕКСАНДР СТОРОЖЕВ:

— Вера! Где у тебя нашатырь? Быстрее! И сердечное приготовь!

           

Унес Наталью в комнату. Уложил на диван, подложив диванную подушку-валик под голову. Из кухни доносилось звяканье, приглушенный тревожный говор:

 

                        ОЛЕГ ВАСИЛЬЕВ:

—    Не то, не то! Где?..

 

ВЕРА ВАСИЛЬЕВА:

—    Вот так всегда… Нашла!

 

Скорцени стоявший у дивана на коленях и державший бессознательную Наталью за руку, то смотрел в бледное лицо лежавшей женщины, то оглядывался на кухню и торопил криком:

           

                        СКОРЦЕНИ-СТОРОЖЕВ:

— Быстрее!!!

           

Вбежавшая испуганная Вера ткнула ему в руки флакончик с нашатырем:

 

                        ВЕРА ВАСИЛЬЕВА:

— Держи…

           

Следом вошел Васильев и остановился, тревожно глядя на жену пропавшего друга. В огромной руке была зажата маленькая рюмка с мутным содержимым. Майор рывком выдернул пробку из флакончика и поднес его к носу женщины. Она судорожно вздохнула и завертела головой по подушке. Волосы растрепались. Наталья открыла мутные глаза. Олег тут же  протянул Александру стаканчик с корвалолом:

           

                                   КОЛЯМБА-ВАСИЛЬЕВ:

— Саш, успокоительное…

           

Сторожев заставил Наталью выпить содержимое и тихо сказал:

           

                                   СКОРЦЕНИ-СТОРОЖЕВ:

— Наташ, ты о сыне подумай…

           

Она медленно села на диване. По щекам потекли слезы, смывая косметику. Посмотрела по очереди на обоих офицеров заплаканными глазами и задыхаясь от горя, сказала:

           

                                   НАТАЛЬЯ БЕЛЯКОВА:

— Как вы могли его оставить? Как вы могли? Ведь вы же друзья… Иван!.. Ванечка!..

           

Неожиданно упала на диван лицом вниз и в голос зарыдала. Вера выпроводила мужиков из комнаты, подталкивая в спины:

           

                                   ВЕРА ВАСИЛЬЕВА:

— Уходите оба. Посидите на кухне…

           

Офицеры шли и оглядывались. Вера Васильева закрыла за ними дверь, оставшись в комнате наедине с подругой…

 

            СЦЕНА 40. Майор и капитан зашли на кухню. Васильев выключил газ под наполовину выкипевшим борщом. Подошел к стоявшему у окна Сторожеву. Тот задумчиво смотрел за окно на бегавших детей и чирикавших в кустах воробьев. Капитан встал рядом. Майор  повернул голову и поглядел на друга. Твердо сказал:

 

                                   СКОРЦЕНИ-СТОРОЖЕВ:

            — Я возвращаюсь за Фарзой…

 

            Олег положил ему руку на плечо и кивнул:

 

                                   КОЛЯМБА-ВАСИЛЬЕВ:

            — Пока в отпуске, можно попробовать. Я с тобой!

           

            СЦЕНА 41. Санинструктор сидела с другой стороны палатки под деревом на вытащенной на улицу табуретке и старательно пришивала оторвавшийся рукав у пятнистой куртки. Тельняшка прикрывала ее тело сверху. Светлые волосы были ничем не прикрыты и золотились под солнцем, проглядывавшим сквозь листву. Забывшись, принялась мурлыкать «Ганнушку, Галину»:

 

                                   МАЙЯ-ЛЮК:

            — Солнышком согретая фронта полоса. На полях заброшенных высохнет роса. Под лучами знойными рассеется туман…

 

            От КПП раздались возбужденные голоса. Она тут же прервала пение и вскинула голову, прислушиваясь. Из-за палаток доносились радостные мужские голоса:

 

                                   1-ый ОФИЦЕР:

            — Здорово, мужики!

 

                                   2-ой ОФИЦЕР:

            — Какими судьбами?

 

                                   3-ий ОФИЦЕР:

            — Вы же в отпуске вроде…

 

            И тут же знакомый голос заставил ее вздрогнуть. Это был голос майора Сторожева:

 

                                   СКОРЦЕНИ-СТОРОЖЕВ:

            — Жизнь скучной без вас показалась!

 

            Она торопливо вскочила, бросив куртку на табуретку. Воровато огляделась. Поблизости не было ни души. Санинструкторша проскакала вдоль палаточной стены, прыгая через натянутые веревки. Осторожно выглянула.

Сторожев и Васильев уверенно шагали между палаток. Тяжелые сумки висели на плечах. Они должны были пройти мимо и женщина решилась выйти. Вывернула из-за угла и едва не столкнулась с Колямбой. Отскочила назад за отводную канавку. Капитан усмехнулся и приостановился, поглядывая на нее сверху вниз и протягивая руку, словно мужчине:

 

                                   КОЛЯМБА-ВАСИЛЬЕВ:

            — Здорово, Люк! Чего скачешь? Испугалась что ли? Так вроде ты не из пугливых!

 

            Она перешагнула через канавку и ответила на рукопожатие Олега, а затем и Александра:

 

                                   МАЙЯ-ЛЮК:

            — Здорово, мужики! Просто не ожидала вас так скоро увидеть…

 

            Рука майора оказалась сильной и теплой. Заметила быстрый взгляд Сторожева. Он сказал:

 

                        СКОРЦЕНИ-СТОРОЖЕВ:

— Как поживаешь? Замуж еще не вышла?

 

Она немного смутилась и потупилась. Сразу вскинула голову и дерзко ответила:

 

                        МАЙЯ-ЛЮК:

— А я вас жду!

 

Сторожев хмыкнул. Странно посмотрел на нее и ничего не сказал. Офицеры прошли дальше, направляясь к палатке командира. Санинструктор скрылась в палатке, чтобы тут же выскочить с другой стороны. Забив табуретку с недошитой курткой внутрь, прокралась к командирской палатке, поминутно оглядываясь. Вокруг никого не было…

           

            СЦЕНА 42. Комполка просматривал поступившие сводки. Его лицо хмурилось. Губы то поджимались, то начинали шевелиться. Он покачивал головой, вглядываясь в строки. Сведения явно были не утешительными. На торце стола сидел заместитель — подполковник и тоже просматривал сводки.

В палатку без стука вошли Колямба и Скорцени и остановились у двери, собираясь доложить о прибытии, но не успели. Полковник и подполковник подняли головы и удивленно уставились на вошедших. Листок со сводкой из рук командира упал на стол. Заместитель молчал.  Николай Иванович спросил:

 

                                   НИКОЛАЙ ИВАНОВИЧ-КОМПОЛКА:

            — А вы что здесь делаете? Я же вас сам в отпуск отправил…

 

            Скорцени преспокойно прошел вперед. Колямба за ним. Остановились напротив командира. Сторожев сказал:

 

                                   СКОРЦЕНИ-СТОРОЖЕВ:

            — Мы за Фарзой пойдем. В отпуске мы все, что хотим, можем делать. Разве не так?

 

            Полковник не мигая глядел на обоих. Тихо спросил:

 

                                   НИКОЛАЙ ИВАНОВИЧ-КОМПОЛКА:

            — А о женах с детками подумали?

 

            Скорцени усмехнулся грустно:

 

                                   СКОРЦЕНИ-СТОРОЖЕВ:

            — Моя замену уже нашла и дочка этого козла папой зовет по требованию матери.

 

            Командир покачал головой и вздохнул. Взгляд полковника переместился на Колямбу. Тот пожал широченными плечами:

 

                                   КОЛЯМБА-ВАСИЛЬЕВ:

            — Вера отпустила меня. Она все поняла правильно. Мы же с Фарзой с училища вместе…

 

            Полковник встал и вышел из-за стола. Остановился напротив, разглядывая подчиненных, как в первый раз. Вздохнул:

 

                        НИКОЛАЙ ИВАНОВИЧ-КОМПОЛКА:

— Вот что, мужики… Как я понимаю, вам оружие надо и прикрытие, когда уходить будете. Отправить с вами людей я не могу. Сами понимаете… — Комбат развел руками: — Но оружие дам и рацию «моторолла». Когда к границе подойдете, свяжетесь и я по-тихому парней к вам навстречу отправлю. По последним данным разведки Фарза находится в ауле…

 

СЦЕНА 43. Фарза таскал камни со склона и выкладывал из них стенку будущего загона для овец. Грязные волосы торчали клочками во все стороны. На разбитых кровоточащих ногах чудом удерживались привязанные к ногам драные кроссовки. Сквозь прорехи грязной  и рваной тельняшки проглядывало смуглое худое тело.

Приставленный для охраны боевик сидел в тени раскидистого дерева, прислонясь спиной к серому стволу и держа автомат на коленях. Лениво поглядывал на русского и изредка сплевывал в его сторону.

Иван несколько раз упал, споткнувшись и с грохотом уронив камни. Бандит каждый раз орал на него:

 

                        БОЕВИК:

— Паршивый шакал! Собака русская! Даже работать и то не умеешь! Шевелись, пока я тебя прикладом не огрел!

 

Угрозы оставались угрозами. Вставать и выходить под жаркое солнце бандит не хотел. Иван очень надеялся, что боевик заснет и с надеждой украдкой поглядывал на склон. До границы с Россией не было и двадцати пяти километров…

 

СЦЕНА 44. Наталья Белякова сидела на диване в комнате, прижав к себе сынишку. На стене напротив висел портрет Ивана в лихо заломленном берете. Женщина часто целовала ребенка в макушку, не замечая, что плачет, пока голос сынишки не привел в чувство:

 

                        ЛЕША:

— Мама, ты почему плачешь? Папа не приехал, из-за этого, да?

 

Женщина торопливо смахнула слезы и через силу улыбнулась:

 

                        НАТАЛЬЯ БЕЛЯКОВА:

— Папа приедет! Обязательно приедет!

 

Какое-то время ребенок сидел не шевелясь, а потом спросил, подняв вихрастую головенку:

 

                        ЛЕША:

— Мама, вот я вырасту и стану большим. У меня тоже жена будет. Она тоже будет плакать, если я уеду?

 

Наталья ласково провела ладонью по его волосам и грустно улыбнулась:

 

                        НАТАЛЬЯ БЕЛЯКОВА:

— Тоже…

 

Лешка немного подумал, насупив бровки. Поднял личико и уверенно заявил:

 

                        ЛЕША:

— Я ее с собой буду брать!

 

Мать сквозь слезы рассмеялась и поднялась с дивана, ссадив его с колен:

 

                        НАТАЛЬЯ БЕЛЯКОВА:

— Пошли ужинать…

 

СЦЕНА 45. Едва майор с капитаном вышли из палатки командира, как внутрь бесшумно скользнула женская фигура. Быстро обернулась на входе, посмотрев вслед офицерам и исчезла за брезентом. Подполковник вздрогнул, увидев ее рядом, а полковник едва не упал с табуретки, когда появилась тень. Качнувшись, ухватился рукой за край стола. Резко вскинул голову и тут же рявкнул:

 

                        НИКОЛАЙ ИВАНОВИЧ-КОМПОЛКА:

— Докладывать надо о себе, сержант! Хоть ты и женщина…

 

Люк без предисловий выдала, не обратив никакого внимания на слова командира:

 

                        МАЙЯ-ЛЮК:

— Отпустите меня с майором, Николай Иванович. Все равно я здесь не нужна…

 

Полковник начал приподниматься над столом. Ничего хорошего не предвещающим голосом, почти ласково, заговорил, яростно глядя в ее глаза:

 

                        НИКОЛАЙ ИВАНОВИЧ-КОМПОЛКА:

— Так ты еще и подслушивала…

 

Она снова перебила:

 

                        МАЙЯ-ЛЮК:

— Я люблю его. Давно люблю! И стрелять я умею, хоть из снайперки, хоть из автомата…

 

Николай Иванович ошеломленно замолчал, глядя в умоляющее женское лицо. Люк не мигая глядела на него. У заместителя глаза стали круглыми от удивления. Полковник молчал, не зная, что сказать. Посмотрел на подполковника. Тот сразу встал:

 

                        ПОДПОЛКОВНИК КОСТЯ:

— Ну, пошли! Проверим, как ты стреляешь…

 

И направился к выходу из палатки. Комполка, немного подумав, отправился за ним, отложив бумаги в сторону…

 

СЦЕНА 46. В палатке лежало множество оружия. Подполковник указал на него рукой:

 

                        ПОДПОЛКОВНИК КОСТЯ:

— Выбирай, стрелок!

 

Женщина осмотрелась, а затем решительно вытянула из груды оружия старую трехлинейку. Перед глазами вновь мелькнуло лицо деда. Офицеры переглянулись и рассмеялись:

 

                        НИКОЛАЙ ИВАНОВИЧ-КОМПОЛКА:

— Ну-ну, посмотрим…

 

СЦЕНА 47. Полигон. Низкий бруствер. Мишень висит метрах в ста. Несколько солдат столпилось в сторонке, наблюдая. Поют птицы. Стрекочут в траве кузнечики. Майя уверенно передергивает затвор, вскидывает трехлинейку к плечу и за пятнадцать секунд выпускает все пять зарядов.

Солдат приносит мишень и лица офицеров вытягиваются. Центр мишени изрешечен, словно сито. Полковник и подполковник переглядываются. Николай Иванович говорит:

 

                        НИКОЛАЙ ИВАНОВИЧ-КОМПОЛКА:

— А если подальше мишень поставить? Скажем метров на триста?

 

Майя кивает:

 

                        МАЙЯ-ЛЮК:

— Давайте…

 

Солдат устанавливает мишень, пока она заряжает магазин. Звучат выстрелы. Результат тот же. Офицеры в шоке. Командир спрашивает:

 

                        НИКОЛАЙ ИВАНОВИЧ-КОМПОЛКА:

— Где же ты так стрелять научилась?

 

Майя пожимает плечами:

 

                        МАЙЯ-ЛЮК:

— Мой дедушка в Отечественную снайпером был. У нас своя трехлинейка была. Не знаю, откуда появилась. Я с детства с оружием росла. Края-то лесные. К тому же, вы в мое дело загляните… — Тихо просит: — Отпустите! Только Сторожеву ничего не говорите… — Потупившись, добавляет, как девчонка: — Ну, что я люблю его…

 

Полковник вздохнул. Подполковник отвернулся в сторону. Комполка тихо спросил,  опустив голову: 

 

                        НИКОЛАЙ ИВАНОВИЧ-КОМПОЛКА:

— Ты хоть знаешь, на что идешь? Прикрытия не будет…

 

Она кивнула:

           

                        МАЙЯ-ЛЮК:

— Знаю. Потому и прошусь. Я же фактически снайпер и наблюдательность у меня есть, а их только двое. Отпустите, иначе сама уйду! Все равно мой контракт через неделю заканчивается. Никто и не спросит, где я…

 

Командир вздохнул. Подошел к ней ближе. Сверху вниз посмотрел в глаза женщины. Кивнул собственным мыслям и сказал:

 

                        НИКОЛАЙ ИВАНОВИЧ-КОМПОЛКА:

— Хорошо. Позови ко мне Сторожева, а сама исчезни и не вздумай подслушивать!

 

Полковник, словно маленькой, вдруг погрозил ей пальцем и грустно улыбнулся:

 

                        НИКОЛАЙ ИВАНОВИЧ-КОМПОЛКА:

— Иди. Собирайся. Я тебе с собой ВСС дам и трехлинейку. Мало ли что…

 

СЦЕНА 48. Злющий Скорцени влетел в ее палатку словно вихрь, забыв постучаться. Лицо офицера покрылось пятнами.

Санинструктор собирала рюкзак, беря с собой только самое необходимое. На синем одеяле, которым была закинута постель, лежали горкой вытряхнутые вещи. Она обернулась и выпрямилась, молча глядя на майора. Скорцени уставился на эти вещи. Потом перевел взгляд на Майю и рявкнул:

 

                        СКОРЦЕНИ-СТОРОЖЕВ:

— Значит, собираешься?! Значит, снайпером себя вообразила?! С нами решила? А ты спросила меня, хочу ли я вообще бабу с собой брать?

 

Люк хмыкнула. Упрямо поглядела на него и вновь склонилась над рюкзаком:

 

                        МАЙЯ-ЛЮК:

— А мне чихать, хошь ты или не хошь! Вас двое и третий вам не помешает! А командир с заместителем уже видели, как я стреляю.

 

Сторожев аж отшатнулся. Встал возле стола. Уже спокойнее сказал:

 

                        СКОРЦЕНИ-СТОРОЖЕВ:

— Ладно мы! Мы идем друга выручать и знаем за что погибнем, если что. А ты?

 

Она повернула голову и не сводила с него глаз:

 

                        МАЙЯ-ЛЮК:

— И я знаю!

 

Майор, все еще злясь, шагнул к кровати и ехидно сказал, тесня ее широким плечом в сторону:

 

                        СКОРЦЕНИ-СТОРОЖЕВ:

— И чего это мы решили с собой взять?.. Любопытно…

 

Без помех начал перетряхивать вещи. Майя от неожиданности застыла и теперь лишь смотрела на его руки и лицо. Майор зло бормотал откидывая вещи в разные стороны:

 

                        СКОРЦЕНИ-СТОРОЖЕВ:

— Это берем… Это нет…

 

И вдруг его рука подняла женский бюстгальтер. Сторожев застыл и закашлялся, глядя на кружева круглыми глазами. Сквозь кашель, пытаясь реабилитироваться, отвел глаза в сторону и тихо спросил:

 

                        СКОРЦЕНИ-СТОРОЖЕВ:

— Надеюсь, что это мы не берем…

 

Женщина преспокойно забрала из его руки пикантную тряпку и с самым серьезным видом сказала:

 

                        МАЙЯ-ЛЮК:

— Нет, не берем! Я нижнее белье оставлю здесь.

 

Отвернувшись от смущенного майора, весело ухмыльнулась. Когда повернулась, спрятав лифчик в рядом стоявшую сумку, ее лицо было серьезно. Сторожев уже не копался в ее вещах. Стараясь не встретиться глазами с женщиной, он торопливо направился к выходу из палатки со словами:

 

                        СКОРЦЕНИ-СТОРОЖЕВ:

— Ладно, собирайся. В ночь выходим! Комбат обещал подбросить до границы…

 

СЦЕНА 49. Майор вернулся в палатку, где Колямба сидел на кровати и набивал разгрузки боеприпасами. На одеяле лежали гранаты, сдвоенные рожки к автомату, нож, два автомата с подствольниками, пятнистые рюкзаки. Капитан поднял голову и уставился на друга, забивая гранату в кармашек:

 

                        КОЛЯМБА-ВАСИЛЬЕВ:

— Ну что, отказалась?

 

Сторожев отрицательно покачал головой, падая рядом с другом на стул. Мрачно буркнул:

 

                        СКОРЦЕНИ-СТОРОЖЕВ:

— Как бы не так! Упрямая! Чувствует поддержку командира, вот и выделывается! Не пойму, с чего он вдруг ее отпустил? Сам сказал, что людей не даст…

 

Васильев поглядел на него и пожал плечами:

 

                        КОЛЯМБА-ВАСИЛЬЕВ:

— Кто его знает из-за чего… В принципе, снайпер нам не помешает. У Люка опыт есть…

 

Скорцени покачал головой и ничего не сказал. Протянул руку и взял вторую разгрузку…

 

СЦЕНА 50. Докуев сидел в тени дома на скамеечке и с удовольствием курил, когда боевик привел измученного русского майора. Бандит часто толкал его прикладом и Фарзе, чтоб удержаться на ногах, приходилось бежать несколько метров. Его качало из стороны в сторону. Затем все повторялось и приклад вновь опускался на поясницу.

Ваху лениво взглянул на пленника и спросил:

 

                        ДОКУЕВ:

— Майор, ты еще не передумал? Подумай получше и побыстрее, а то сдохнешь! Перейдешь в мусульманство и жизнь изменится. Еда будет постоянно, да и работа станет намного легче. Тебе всего-то и надо — отказаться от своего Бога, да рассказать, как русские уничтожали чеченцев. Сознаться, что ты из разведотдела штаба ВДВ…

 

Беляков устало посмотрел на бандита и покачал головой:

 

                        ФАРЗА-БЕЛЯКОВ:

— Я никогда не передумаю…

 

Докуев хмыкнул:

 

                        ДОКУЕВ:

— Даю тебе сроку пять дней. Если не передумаешь, я отдам тебя в руки Хасана и тогда ты сам станешь умолять о смерти и соглашаться на все мои предложения!

 

Взгляды русского и чеченца вновь пересеклись. Глаза Фарзы горели все тем же неукротимым огнем. Разъяренный полевой командир вскочил со скамейки и приблизился вплотную. Бандит сообразил, что десантник не сдастся и рявкнул:

 

                        ДОКУЕВ:

— В зиндан его! И воды не давать!

 

СЦЕНА 51. УАЗик комполка довез Скорцени, Колямбу и Люка почти до самой границы. Стояла ночь. Сидевший впереди полковник выбрался из машины. Остановился рядом, не закрывая дверцу и осмотрелся в темноте. Шофер остался сидеть в кабине.

Вокруг стояла тишина. Вскрикнула ночная птица где-то в стороне. Над землей пронеслась легкая тень. Светили яркие звезды и темнота была не такой пронзительной.

Трое выскользнули из машины. За пару минут разгрузки были надеты. На спины упали набитые рюкзаки. На груди повисли автоматы. У женщины дополнительно за спиной торчали «винторез» и трехлинейка. Полковник каждому пожал руку и обнял на прощание:

 

                        НИКОЛАЙ ИВАНОВИЧ-КОМПОЛКА:

— Удачи! Мы с вами все обговорили. Действуйте…

 

Трое людей встали в ряд и вытянулись. Скорцени совсем не по-военному ответил:

 

                        СКОРЦЕНИ-СТОРОЖЕВ:

— Спасибо, товарищ полковник. — Повернулся к Люку и Колямбе, скомандовав: — Вперед!

 

Шагнул в сторону от машины первым. Майя и Олег шагнули следом. Пока они не скрылись в темноте, командир стоял возле машины и смотрел вслед…

 

СЦЕНА 52. Они шли всю ночь, стараясь отойти от границы как можно дальше. Примерно через час взошла луна и идти стало легче. Они уже не спотыкались о невидимые по ногами кусты и не чертыхались шепотом:

 

                        КОЛЯМБА-ВАСИЛЬЕВ:

— Вот проклятье! Ни черта не видно!

 

Кусты сменялись деревьями, а деревья полянами. Дважды переходили вброд через не глубокие речушки с тихо шумевшей водой. Обошли два села, стараясь держаться как можно дальше от домов. Чуткие собаки все равно учуяли их и две или три коротко взлаяли, чтоб опять замолчать.

Время от времени Колямба шепотом уговаривал Люка:

 

                        КОЛЯМБА-ВАСИЛЬЕВ:

— Давай мне рюкзак. Я здоровый, донесу…

 

Она отказывалась:

 

                        МАЙЯ-ЛЮК:

— Я сама справлюсь. Спасибо…

 

Скорцени ни слова не сказал ей за все это время, лишь оглядывался чаще, чем следовало…

 

СЦЕНА 53. Вера спала, сжавшись на широкой кровати в комок. Резко вздрогнула и проснулась, глядя черными из-за темноты глазами в потолок. Прислушалась. Сын спал. Встала и в одной ночной сорочке вышла в кухню. Постояла у окна, глядя на луну через стекло. Вернулась в комнату. Подошла к стене, на которой висела маленькая иконка и прошептала, прижав руки к груди:

 

                        ВЕРА ВАСИЛЬЕВА:

— Пресвятая Богородица, сыне Божий, спасите их и сохраните…

 

Встала на колени и какое-то время истово молилась, часто кладя поклоны. Губы что-то шептали, а по щекам текли слезы…

 

СЦЕНА 54. Над землей занимался рассвет. Вокруг из-за деревьев стоял полумрак. На траве появилась густая роса и ноги всех троих были мокрыми выше колен. Скорцени остановил группу под раскидистым дубом.

Майя сразу присела и прислонилась спиной к дереву. Колямба встал рядом с командиром.

Вытащив карту, Сторожев принялся внимательно разглядывать местность впереди. За ночь они прошли километров пятнадцать. Майор понимал, что надо остановиться и передохнуть. Посмотрел на след, который они оставили в росистой траве и вздохнул. Поглядев на женщину и друга сказал:

 

                        СКОРЦЕНИ-СТОРОЖЕВ:

— В общем так, пока чехи не проснулись, двигаемся дальше. К тому же они уверены, что мы на их территории появиться не рискнем. До нужного аула еще километров десять осталось. Люк, выдержишь?

 

Это было первое обращение майора к женщине. Она кивнула:

 

                        МАЙЯ-ЛЮК:

— Выдержу!

 

                        СКОРЦЕНИ-СТОРОЖЕВ:

 

— Тогда вперед!

 

СЦЕНА 55. Фарза проснулся от холода и жажды. Мучительно хотелось пить. Заметил на торчавшем из стены зиндана камне светлую капельку росы. Приподнялся и слизнул влагу. Огляделся стараясь не шевелиться. На сопревшей соломе тоже блеснуло несколько капель. Майор наклонился и осторожно тронул губами первую каплю, потом еще одну и еще. Стало легче. Сжавшись в комок, чтоб было не так холодно, попытался уснуть…

 

СЦЕНА 56. Когда совсем рассвело и донеслись голоса чеченцев, трое русских углубились подальше в лес и залегли в густых зарослях шиповника, вплотную примыкавшего к здоровенному буку. Скорцени скомандовал, обтирая потное лицо ладонью:

 

                        СКОРЦЕНИ-СТОРОЖЕВ:

— Всем спать! Навряд ли нас здесь обнаружат. Чехи сейчас в селах обитают…

 

Места было слишком мало и женщине пришлось лечь рядом со Скорцени. Здоровяк Васильев придвинулся к дереву вплотную, подсунув под голову рюкзак и растянувшись на спине. Довольно пробормотал:

 

                        КОЛЯМБА-ВАСИЛЬЕВ:

— Отдых — это хорошо…

 

Для его более мелких спутников места осталось не так много. Майор лег и не довольно нахмурился, когда бок женщины прижался к его телу. Попытался отодвинуться и наткнулся на колючки. Тут же вернулся назад, поморщившись. Майя сделала вид, что ничего не заметила. Закрыла глаза и выровняв дыхание, притворилась спящей.

Скорцени, немного полежав и слыша сонное дыхание обоих, вздохнул и перевернувшись на бок, заснул. Женщина тут же повернулась к нему. Вглядывалась в коротко остриженный затылок и осторожно дотронулась пальцем до его волос. Затем придвинулась ближе. С утра, да еще в глухой тени елки, было не жарко…

 

СЦЕНА 57. Полковник швырнул трубку на рычаги. С минуту размышлял, глядя на телефонный аппарат. Потом посмотрел на спокойно спавшего заместителя и рявкнул:

 

                        НИКОЛАЙ ИВАНОВИЧ-КОМПОЛКА:

— Костя, проснись!

 

Спавший на кровати усатый подполковник от его голоса подскочил, скинув одеяло с широкой, обтянутой тельняшкой груди и теперь стоял босыми ногами на довольно грязном полу:

 

                        ПОДПОЛКОВНИК КОСТЯ:

— Чего орешь, Коль? Напугал…

 

Командир расстроено сказал:

 

                        НИКОЛАЙ ИВАНОВИЧ-КОМПОЛКА:

— Только что поступил приказ, перебираемся на базу в Москву. К вечеру мы должны свернуть лагерь и быть на аэродроме в Моздоке…

 

Подполковник уселся на кровать с разинутым ртом. Растерянно пробормотал:

 

                        ПОДПОЛКОВНИК КОСТЯ:

— А как же Скорцени?..

 

Николай Иванович раздраженно махнул рукой:

 

                        НИКОЛАЙ ИВАНОВИЧ-КОМПОЛКА:

— Не знаю!

 

СЦЕНА 58. В этот день Фарзу работать не повели. Докуев заглянул в зиндан, когда жара уже наступила и зло сообщил:

 

                        ДОКУЕВ:

— Сегодня ты отдыхаешь… На солнце…

 

Майор, измученный жаждой, перевернулся на спину и тихо попросил потрескавшимися губами:

 

                        ФАРЗА-БЕЛЯКОВ:

— Воды… Дай воды…

 

Ваху усмехнулся и уверенно произнес:

 

                        ДОКУЕВ:

— Ну вот, ты уже становишься покладистее! К вечеру сдашься! Воду получишь, если согласишься перейти в ислам…

 

СЦЕНА 59. Люк проснулась через четыре часа от странного чувства тревоги. Рука Скорцени лежала на ее талии, а ее лицо упиралось ему в грудь. Приподняв голову, она прислушалась к тишине. Майор и капитан спокойно спали. Женщина какое-то время вглядывалась в красивое лицо Скорцени, затем осторожно тронула его за плечо. Мягко и грустно улыбнулась. Сторожев проснулся моментально. Тут же отдернул руку от ее тела, словно ожегшись. Посмотрел на нее. Она прошептала, наклонившись к его уху:

 

                        МАЙЯ-ЛЮК:

— Товарищ майор, разрешите прогуляться? Что-то мне тревожно…

 

Александр сел. Посмотрел в серьезное лицо Люка:

 

                        СКОРЦЕНИ-СТОРОЖЕВ:

— Ты чего-то услышала?

 

                        МАЙЯ-ЛЮК:

— Нет. Но это чувство меня не подводит.

 

                        СКОРЦЕНИ-СТОРОЖЕВ:

— Может и мне с тобой?

 

Она пожала плечами:

 

                        МАЙЯ-ЛЮК:

— Я с дедушкой с детства охотилась и не раз видела, как снайпера работают. Разговаривала с ними много…

 

Скорцени понял:

 

                        СКОРЦЕНИ-СТОРОЖЕВ:

— Хочешь одна? Ладно, иди…

 

Понаблюдал, как женщина вытащила из рюкзака маскировочную сетку. Ляпнув пальцы в черную маскировочную пасту, нанесла коротким движением полосы на лицо и закинула «винторез» на плечо. Майор спросил:

 

                        СКОРЦЕНИ-СТОРОЖЕВ:

— Автомат не возьмешь?

 

Она обернулась, разглядывая лицо в маленькое зеркальце и нанося теперь коричневые и зеленые полоски:

 

                        МАЙЯ-ЛЮК:

— Нет. Он мне помешает. Вот бинокль взяла бы. У снайперов они есть, а мне забыли выдать…

 

Скорцени молча протянул ей свой бинокль, сняв его с шеи и прошептал:

 

                        СКОРЦЕНИ-СТОРОЖЕВ:

— Ты осторожнее… — Подумав, спросил: — Как тебя по настоящему звать? Почти два года вместе служим, а имени не знаю. Только позывной — Люк…

 

Он как-то смущенно улыбнулся и развел руками. Она заметно смутилась. Накинув сетку на одно плечо, обернулась, уже готовая скрыться в зарослях. До ушей майора, продолжавшего смотреть ей вслед, донеслось тихое:

 

                        МАЙЯ-ЛЮК:

— Майя…

 

Он улыбнулся, опять укладываясь на землю. Тихо прошептал, покосившись на спавшего Колямбу:

 

                        СКОРЦЕНИ-СТОРОЖЕВ:

— Майя…

 

СЦЕНА 60. Люк, выбравшись из кустарника, накинула на себя маскировочную сетку, завязав тесемки на лбу и стянув их на руках и поясе. Бесшумно ступая, пронеслась через весь склон, внимательно озираясь вокруг. Роса давно исчезла. Вроде бы ничего опасного не было, но… вдали слышался истошный крик ворона. Впереди находилась поляна…

Держа «винторез» наготове, Майя быстрым взглядом окинула поляну и опушку. Шагнула вперед, собираясь пересечь открытое пространство и тут же замерла. В траве что-то блеснуло и она застыла. Наклонилась. Это была тоненькая проволочка, пересекавшая тропу.

Люк аккуратно отвела в сторону травинки. Проволочка вела чуть дальше. Женщина пошла по ней и обнаружила в метре растяжку из пары гранат на нижней ветке кустарника. Трогать не стала, расслышав далекие голоса. Перескочив опасный участок, тронулась дальше, внимательно глядя под ноги…

 

СЦЕНА 61. Трое бандитов сокращали путь, идя по склону. Все трое были в гражданской одежде, хотя у каждого имелся автомат. Среди них один был явно русским. Впереди находилась поляна. Осторожно выглянув из-за деревьев, боевики ничего опасного не заметили и направились через поляну. Впереди идущий чеченец смеялся, говоря на ломаном русском:

 

                        ИСЛАМ:

— Ваху думает, что майор покорится! Да он сдохнет быстрее. Русская собака через пару дней будет в моих руках. Валентин, не хочешь повеселиться?

 

Русский кивнул:

 

                        ВАЛЕНТИН-ПРЕДАТЕЛЬ:

— Не против, Ислам.

 

Ислам хмыкнул:

 

                        ИСЛАМ:

— Как раз успеем в Грозном дела решить и вернуться. Отыграюсь я на этом майоре вместе с братьями…

 

Договорить не успел. Сильный взрыв уничтожил всех трех боевиков…

 

СЦЕНА 62. Едва пыль рассеялась, как из травы, всего в полутора десятках метров от воронки и всего в паре метров от тропы, встала странная фигура с «винторезом» в руках. Бросилась к валявшимся телам. Бандиты, разбросанные взрывом, лежали кто как на обсыпанной землей траве. Изрешеченные тела набухали кровью на глазах.

Убедившись, что все три боевика мертвы, Люк забирать ничего не стала. Подумав, побежала назад, к убежищу, где спали офицеры и через мгновение исчезла за деревьями…

 

СЦЕНА 63. Скорцени услышал взрыв. Мгновенно повернул голову по направлению взрыва. Прислушался. Теперь в той стороне была тишина. Посмотрел на спокойно спавшего друга. Затем толкнул в плечо Колямбу:

 

                        СКОРЦЕНИ-СТОРОЖЕВ:

— Слышь, Олег, взрыв был…

 

Капитан проснулся и тоже сел. Покрутил головой прислушиваясь. Огляделся вокруг:

 

                        КОЛЯМБА-ВАСИЛЬЕВ:

— Люк где?

 

Майор сглотнул и тревожно взглянул на Васильева:

 

                        СКОРЦЕНИ-СТОРОЖЕВ:

— Она в ту сторону пошла…

 

Колямба резко спросил:

 

                        КОЛЯМБА-ВАСИЛЬЕВ:

— И ты ее отпустил?!

 

Сторожев опустил голову, а потом резко вскинул:

 

                        СКОРЦЕНИ-СТОРОЖЕВ:

— А что прикажешь делать? У нее тревога в душе появилась, а ты сам знаешь — она ни разу не ошибалась в предчувствиях, когда с мужиками ходила…

 

Васильев потянулся за разгрузкой. Принялся натягивать ее на себя. Посмотрел на замершего друга. Возмущенно прошипел:

 

                        КОЛЯМБА-ВАСИЛЬЕВ:

— Чего сидишь? Искать пошли…

 

Скорцени тоже принялся натягивать разгрузку…

 

СЦЕНА 64. Трое старших офицеров сидели в палатке и нервно курили. Снаружи доносились голоса, стук ящиков, лязг железа. В палатке уже не было кроватей и остался лишь опустевший стол с тремя табуретками. Даже телефон был снят. Усатый подполковник нарушил молчание первым:

 

                        ПОДПОЛКОВНИК КОСТЯ:

— Коля, мы с тобой не первый год замужем, ты поймешь. Мне плевать, что потом со мной будет. Я остаюсь! Нельзя мужиков без прикрытия оставлять! Скажешь, что я самовольно ушел…

 

Он грохнул кулачищем по столу со всей силы и уперся взглядом в стол. Командир  молчал. Затем внимательно посмотрел на заместителя. Махнув рукой, сказал:

 

                        НИКОЛАЙ ИВАНОВИЧ-КОМПОЛКА:

— Давай, Костя! Семь бед — один ответ! Бери отделение парней, сухпай, боеприпасы, рацию и идите к границе прямо сейчас. Как-нибудь выкрутимся.

 

Лысый подполковник, сидевший на торце стола и нервно барабанивший пальцами по столешнице, неуверенно сказал:

 

                        МЕФОДИЙ:

— Под трибунал пойдем, если стрельбу откроем…

 

Усатый Костя резко развернулся:

 

                        ПОДПОЛКОВНИК КОСТЯ:

— Всегда ты был мямлей, Мефодий! А сейчас действовать надо! Я верю, что Скорцени выдернет Фарзу… — Посмотрел лысому в глаза: — Ты заодно или сдашь?

 

Лысый взвился над столом:

 

                        МЕФОДИЙ:

— Ты чего себе позволяешь! Я стукачом не был и не собираюсь им становиться!

 

Полковник посмотрел на обоих, готовых сгрести друг друга за грудки, офицеров. Они уже стояли напротив друг друга, словно петухи перед дракой, отойдя от стола на метр. Мефодий сопел от полученного оскорбления, а Костя явно не собирался извиняться и стоял набычившись. Командир рявкнул:

 

                        НИКОЛАЙ ИВАНОВИЧ-КОМПОЛКА:

— Успокоились! Надо подумать, как отсутствие людей объяснить. И ты, Костя, сбавь обороты! Сам знаешь, Мефодий тугодум и осторожничает, но гадом он не был. К тому же ему прикрывать тебя придется…

 

Николай Иванович достал карту из планшета и развернул на столе. Все трое склонились над ней. Полковник ткнул пальцем в зеленый массив с тоненькой голубой ниточкой речушки:

 

                        НИКОЛАЙ ИВАНОВИЧ-КОМПОЛКА:

— Вот здесь будешь ждать. До аулов далеко, да и место подходящее…

 

Посмотрел на подполковника. Тот кивнул, вглядываясь в карту…

 

СЦЕНА 65. Люк появилась перед офицерами, когда они уже собирались выбираться из убежища. Колямба замер и потянулся к автомату, расслышав шорох веток, но увидев разрисованное лицо, облегченно вздохнул:

 

                        КОЛЯМБА-ВАСИЛЬЕВ:

— Ты… Значит, жива. Это хорошо!

 

Майор уже схвативший оружие спросил:

 

                        СКОРЦЕНИ-СТОРОЖЕВ:

— Что произошло? Ты ведь гранаты не брала…

 

Она развязала тесемку от масксетки на лбу и кивнула:

 

                        МАЙЯ-ЛЮК:

— Боевики на собственной растяжке подорвались. Я в десятке метров была. Уходить пора, командир! Если кто-то слышал взрыв, они обязательно проверят…

 

Скорцени согласился:

 

                        СКОРЦЕНИ-СТОРОЖЕВ:

— Место взрыва обходить придется. Отдохни немного и пошли…

 

СЦЕНА 66. Они двигались вперед медленно. После взрыва вглядывались в траву под ногами еще старательнее. Майор шел первым. За ним Люк и только потом, отстав метров на десять, Колямба. Скорцени неожиданно поднял руку. Присел, разводя траву. Из земли торчали две тоненькие проволочки. Майор огляделся. Место было весьма удобным для прохода. Посмотрел чуть дальше. Встал и начал пятиться, пока не уперся спиной в грудь озирающейся женщины. Колямба застыл чуть дальше. Сторожев прошипел:

 

                        СКОРЦЕНИ-СТОРОЖЕВ:

— Мы на минном поле. Давай по своим следам…

 

Люк осторожно повернулась и двинулась назад, стараясь вставать лишь на примятую ими же траву. Добрались до Васильева, который сообщил:

 

                        КОЛЯМБА-ВАСИЛЬЕВ:

— Здесь мин нет.

 

Найденное минное поле пришлось обойти по зарослям. Женщина дотронулась до плеча Скорцени. Когда тот обернулся, сказала:

 

                        МАЙЯ-ЛЮК:

— Командир, теперь давай вправо. Мы уже обошли место взрыва. Дальше можно пройти по следу боевиков. Время сэкономим…

 

Сторожев внимательно поглядел ей в раскрашеное лицо и кивнул…

 

СЦЕНА 67. Наталья Белякова встретила Ирину Сторожеву в обед в магазине, куда зашла, чтобы купить хлеб. Народу внутри было много, но это не остановило Наталью. Без долгих объяснений она вылетела из очереди и вцепилась в волосы Сторожевой с воплем:

 

                        НАТАЛЬЯ БЕЛЯКОВА:

— Проститутка продажная! Вон с городка! Оксанку мне отдашь! Тварь! Богатенького нашла…

 

Очередь оцепенела. Даже продавщица забыла о работе и теперь смотрела на начавшуюся драку. Наталья била Ирину по лицу наотмашь и после каждого удара на коже щек оставались багровые пятна. Сторожева никак не могла отбросить Белякову от себя и лишь визжала дико, крутя головой, чтоб избежать очередного удара.

Несколько женщин опомнились. Выскочили из очереди и попытались оторвать руки Натальи от крашеных белокурых волос:

 

                        ЖЕНЩИНЫ ИЗ ОЧЕРЕДИ:

— Наташка, ты что делаешь? Опомнись! У вас же мужики друзья!

 

Белякова отбросила сразу несколько рук в сторону и держала Ирину одной рукой. Глядя на ревущую Сторожеву, крикнула:

 

                        НАТАЛЬЯ БЕЛЯКОВА:

— Она предала Сашку! Вещи его выкинула и из квартиры выгнала. Оксанку заставляет ее козла приблудного «папой» звать! Сука! Такие как она, весь женский род позорят…

 

Снова вцепилась в крашеные волосы, мотая Сторожеву из стороны в сторону. Женщины с трудом оторвали руки Натальи от Ирины. Та кинулась бежать, на ходу пытаясь пригладить взлохмаченные волосы, а вслед гремело грозное:

 

                        НАТАЛЬЯ БЕЛЯКОВА:

— Убирайся из городка, тварь! Иначе я тебе все волосы выдеру! Ты хоть знаешь, куда твой мужик отправился? Проститутка…  

 

Наталью еле успокоили. Усадили в уголке и напоили принесенной продавщицей валерьянкой. Женщина обессилев от потасовки, тихо плакала, уткнувшись лицом в ладони. А бабы вокруг стояли и вздыхали. У прилавка никого не было. Все забыли о покупках. Ни для кого в военном городке уже не было секретом, что муж Натальи находится в плену у чеченцев…

 

СЦЕНА 68. Скорцени впереди вдруг снова остановился, подняв руку. Люк и Колямба замерли. Они тоже расслышали невнятные голоса сзади. Майор повернулся и указал Люку рукой налево, а Колямбе направо. Потребовалось всего несколько секунд, а троица уже исчезла с тропы…

 

СЦЕНА 69. Человек десять боевиков прошли мимо затаившихся разведчиков. Они несли три трупа, что подорвались на растяжке. Голоса звучали спокойно. Они не оборачивались и не вертели головами по сторонам. Просто шли, глядя под ноги. Вскоре они скрылись из виду…

 

СЦЕНА 70. Майор осторожно приподнялся из кустарника. Посмотрел вслед бандитам. Внимательно прошелся взглядом по округе и сразу перехватил взгляд Люка. Женщина застыла за деревом метрах в десяти. Скорцени жестом позвал ее к себе. Майя бесшумно зашагала к Сторожеву, глядя под ноги и стараясь не наступить на сухую ветку.

Заметив выглянувшего из травы Колямбу, майор махнул рукой и ему. Васильев упруго вскочил на ноги и в несколько прыжков оказался рядом с другом. Когда подчиненные собрались, Александр сказал:

 

                        СКОРЦЕНИ-СТОРОЖЕВ:

— Чехи спокойны. Этим надо воспользоваться. Через десять минут идем за ними. Они наверняка знают о минных полях. А пока отдохнем и перекусим…

 

Укрывшись за кустами, маленький отряд сбросил рюкзаки. Из кармашком достали жестянки с кашей. Колямба, ухмыльнувшись, протянул Майе батончик «Сникерс»:

 

                        КОЛЯМБА-ВАСИЛЬЕВ:

— Случайно завалялся…

 

Женщина взяла шоколадку и улыбнулась:

 

                        МАЙЯ-ЛЮК:

— Спасибо!

 

Посмотрела на Сторожева. Тот покачал головой и улыбнулся:

 

                        СКОРЦЕНИ-СТОРОЖЕВ:

— Ухажер! Нашел время…

 

Капитан шутливо развел руками:

 

                        КОЛЯМБА-ВАСИЛЬЕВ:

— Ты бы точно не сообразил!

 

СЦЕНА 71. Во время короткой остановки в УАЗик командира полка постучали. Оба заместителя носились вдоль колонны, все еще раз проверяя и уточняя. Водитель стоял и курил метрах в пятидесяти с такими же солдатами, как и сам.

Николай Иванович, сидевший на заднем сиденье, оторвался от бумаг и выглянул в распахнутую дверцу. Возле машины стоял  контрактник Ватутин. Вскинув руку к козырьку, доложил:

 

                        ВЛАДИМИР ВАТУТИН:

— Товарищ полковник, контрактник Ватутин! Разрешите обратиться по личному  вопросу?

 

Полковник хорошо узнал этого мужика за два года и разрешил:

 

                        НИКОЛАЙ ИВАНОВИЧ-КОМПОЛКА:

— Обращайтесь!

 

Владимир внимательно посмотрел в лицо командира:

 

                        ВЛАДИМИР ВАТУТИН:

— Николай Иванович, куда исчезла Майя? Санинструкторша…

 

Комполка насторожился и начал выбираться их машины, отложив бумаги на сиденье. Встал напротив контрактника:

 

                        НИКОЛАЙ ИВАНОВИЧ-КОМПОЛКА:

— А в чем дело?

 

Ватутин словно в воду прыгнул, выдохнув:

 

                        ВЛАДИМИР ВАТУТИН:

— Я люблю ее. Сделал предложение и она обещала подумать. А теперь исчезла…

 

Полковник растерялся. В голове всплыли слова женщины: «Я люблю майора». Он понимал, что говорить об этом не стоит. На лице отчетливо проступила растерянность. Николай Иванович с трудом взял себя в руки и сказал, приблизившись вплотную:

 

                        НИКОЛАЙ ИВАНОВИЧ-КОМПОЛКА:

— Володя, то, что я сейчас скажу, должно остаться между нами. Врать вам я не хочу…

 

Контрактник кивнул:

 

                        ВЛАДИМИР ВАТУТИН:

— Понимаю. Слово даю — никто не узнает!

 

Полковник вздохнул:

 

                        НИКОЛАЙ ИВАНОВИЧ-КОМПОЛКА:

— Она вместе со Скорцени и Колямбой отправилась за Фарзой. Сама настояла…

 

Ватутин вздохнул:

 

                        ВЛАДИМИР ВАТУТИН:

— Ясно. Это на Люка похоже. Ей скучно стало. Спасибо, что сказали. Разрешите идти?

 

Командир кивнул, направляясь к УАЗику:

 

                        НИКОЛАЙ ИВАНОВИЧ-КОМПОЛКА:

— Идите…

 

Контрактник четко развернулся и широко зашагал к бээмдэшке. Полковник смотрел ему вслед, взявшись за ручку двери. Забравшись в машину, застыло смотрел перед собой, забыв о лежавших документах…

 

СЦЕНА 72. Фарза к полудню совершенно обессилел. Он лежал на дне ямы, где не было ни грамма тени. Жара внутри стояла, словно в пекле. Губы Белякова потрескались и слабо  кровоточили. Кровь выступала крошечной капелькой, чтоб тут же свернуться. Организму не хватало воды. Едва над Иваном появлялась тень, он просил хрипло:

 

                        ФАРЗА-БЕЛЯКОВ:

— Дайте воды…

 

Боевики нарочно останавливались над ямой с пластиковыми бутылками в руках. Демонстративно поднимали емкость и принимались небрежно пить. Вода стекала по небритым подбородкам, впитываясь в ткань рубашек. Беляков с трудом поднимался на ноги, надеясь, что хоть одна капля, но упадет на дно его ямы. Жадно следил за текущей водой, подняв вверх руки. Боевик презрительно глядел на пленника. Хохотал и уходил.

Майор вновь ложился на дне зиндана, стараясь найти хоть немного тени.

Дважды к яме подходил Докуев. Молча смотрел в горящие глаза Фарзы и уходил со словами:

 

                        ДОКУЕВ:

— Я все равно тебя сломаю…

 

СЦЕНА 73. Скорцени, Колямба и Люк приближались к цели. Они шли за боевиками, иногда приближаясь к ним метров на сто. Боевики не останавливались и это лучше всяких слов говорило, что они идут давно знакомым путем. Русские слышали разговоры на чеченском, иногда видели спины последних бандитов. На открытых местах пережидали минут по десять-пятнадцать, а затем шли дальше.

После полудня они находились рядом с аулом. Понаблюдали, как спускаются вниз боевики с трупами погибших. Им навстречу вышло вначале человек пять мужчин. Майор, залегший с биноклем на склоне, видел, как пришедшие остановились и положили трупы на землю. Подошло еще несколько человек, затем еще. До разведчиков донесся горестный женский крик. Трупы вновь подняли и унесли в аул.

Люк, лежавшая слева от майора, смотрела через оптику на все происходящее. Колямба, застывший справа, тоже уставился через прицел в сторону аула. Сторожев смотрел долго. Оторвавшись, посмотрел по очереди на обоих и сказал:

 

                        СКОРЦЕНИ-СТОРОЖЕВ:

— Это здесь. Докуева видел…

 

Колямба возбужденно прошипел:

 

                        КОЛЯМБА-ВАСИЛЬЕВ:

— И я тоже. Ты Фарзу не засек?..

 

Скорцени вздохнул:

 

                        СКОРЦЕНИ-СТОРОЖЕВ:

— Не видел. Искать придется…

 

Женщина все это время молчавшая и не отводившая глаз от прицела, вдруг сказала:

 

                        МАЙЯ-ЛЮК:

— Я кажется яму нашла…

 

Оба офицера придвинулись к ней вплотную с одинаковым возгласом:

 

                        КОЛЯМБА-ВАСИЛЬЕВ и СКОРЦЕНИ-СТОРОЖЕВ:

— Где?!?

 

Люк бесцеремонно обхватила командира за шею и придвинула к его глазам его же бинокль. Слегка повернула его голову в сторону ладонью и пояснила:

 

                        МАЙЯ-ЛЮК:

— Гляди, командир… Видишь боевик стоит на открытом месте? Воду на себя льет, смеется и вниз глядит…

 

Скорцени вглядывался около минуты, а потом посмотрел на женщину:

 

                        СКОРЦЕНИ-СТОРОЖЕВ:

— Точно! Ну ты даешь! Я как-то внимания не обратил…

 

Она пожала плечами и ни слова не сказала. Расчехлив «винторез», проверила оружие. Достала две новых обоймы на десять патронов и попросила:

 

                        МАЙЯ-ЛЮК:

— Командир, разреши посмотреть с другой стороны…

 

Колямба тут же потребовал:

 

                        КОЛЯМБА-ВАСИЛЬЕВ:

— Саш, можно мне с ней?

 

Скорцени отрицательно покачал головой:

           

                        СКОРЦЕНИ-СТОРОЖЕВ:

— Никто никуда не пойдет! Сейчас день и можно легко налететь на кого-то из чехов. Вот сумерки пойдут и отправитесь, а пока будем отдыхать по очереди. Колямба дежурит первым. Олег, через два часа меня разбудишь…

           

Протянул бинокль другу. Васильев кивнул и растянувшись на склоне, принялся изучать аул в оптику. Снайперша и майор отползли чуть в сторону. Женщина раскинула маскировочную сетку и легла, подсунув под голову рюкзак и прижав к груди «винторез». Скорцени немного подумал, а затем лег рядом. Привалился спиной к спине заснувшей снайперши. Через несколько минут оба спали…

Колямба несколько раз оглядывался на них. Задумчиво смотрел в раскрашенное  лицо спавшей  женщины, на котором застыла легкая улыбка. Во сне она повернулась к майору лицом и теперь рука снайперши обнимала его за шею. Скорцени немного сполз вниз. Он спал спокойно и тихо, привалившись головой к ее груди и закинув руку на бедро  женщины.

Колямба вздохнул и вновь уставился через бинокль на аул внизу…

 

СЦЕНА 74. Подполковник Костя и шесть десантников укрылись в густом ивняке на берегу узенького ручья. На подполковнике на этот раз погон не было. Офицер внимательно осмотрел в бинокль окрестности, присев на корточки за кустами и повернулся к застывшим рядом солдатам:

 

                        ПОДПОЛКОВНИК КОСТЯ:

— Вот что, сынки, за этим ручейком Чечня начинается. Нам надо туда. Пока заросли есть, надо идти. Если кто опасается, пусть ждет здесь и прикроет нас потом. Я понимаю, что все вы смелые парни и осторожность за трусость не приму…

 

Он не успел договорить, как на его широкие плечи легло шесть ладоней. Десантники шли с ним все. Костя похлопал руками по ладоням солдат. Подхватив рюкзак, шагнул в ручей. Вода с легким журчанием перекатилась через носок шнурованного берца…

 

СЦЕНА 75. Вера Васильева и Наталья Белякова сидели в квартире вдвоем. Через открытую форточку доносился детский смех и крики. Женщины сидели на диване обнявшись. Голова Натальи покоилась на плече Веры. Белякова плакала. Глаза опухли от слез. Вера крепилась, как могла, хотя ее губы то и дело начинали дрожать. Она поглаживала подругу по плечу и уговаривала:

 

                        ВЕРА ВАСИЛЬЕВА:

— Наташ, ну успокойся! Вернутся наши мужики, вот увидишь! Нам верить надо…

 

Наталья вскинула голову:

 

                        НАТАЛЬЯ БЕЛЯКОВА:

— Это я виновата, я! Это я заставила Сашку и Олега идти за Иваном! Я…

 

Вера сгребла ее за плечи и притиснула к себе. Поцеловала в макушку:

 

                        ВЕРА ВАСИЛЬЕВА:

— Дура! Они бы и сами пошли. Ты же знаешь! Так что глупости не говори.

 

Руки Беляковой схватились за кофточку на ее груди, а лицо уткнулось в узкое плечо. Сквозь рыдания глухо донеслось:

 

                        НАТАЛЬЯ БЕЛЯКОВА:

— Хоть ты не винишь… Ой, Вера, как мне жить без Ивана…

 

Васильева не выдержала и тоже заплакала, уткнувшись в волосы Беляковой…

 

СЦЕНА 76. Через два часа Колямба разбудил Скорцени. Тронул за плечо. Когда майор повернулся, доложил:

 

                        КОЛЯМБА-ВАСИЛЬЕВ:

— Все спокойно. Дважды метрах в двухстах проходили чехи. Первый раз пять человек с оружием шли из аула, во второй муж с женой откуда-то возвращались. Возле ямы несколько раз останавливался Докуев…

 

Сторожев сел. Потянулся и посмотрел на спавшую женщину. Начал вставать и задел ее локтем по боку. Она не проснулась, лишь заворочалась во сне и что-то прошептала. Четко прозвучало только имя:

 

                        МАЙЯ-ЛЮК:

— Саша…

 

Скорцени обернулся и нахмурился. Олег посмотрел на друга, затем на спавшую женщину. Александр пожал плечами и забрал бинокль у капитана. Тихо спросил:

 

                        СКОРЦЕНИ-СТОРОЖЕВ:

— Ты не знаешь, как ее жениха погибшего звали?..

 

Колямба пожал плечами:

 

                        КОЛЯМБА-ВАСИЛЬЕВ:

— Нет. Если надо, выясню, когда вернемся…

 

Сторожев отказался:

 

                        СКОРЦЕНИ-СТОРОЖЕВ:

— Не стоит. Это я так…

 

Отвернулся, приникнув к биноклю. Васильев растянулся рядом с женщиной в полный рост. Еще раз взглянул на напряженную спину друга. Потом на женщину и чуть улыбнувшись, прикрыл глаза…

 

СЦЕНА 77. Костя и шесть десантников прошли вглубь Чечни километров на пять. Несколько раз пришлось обходить минные поля и ловушки. Дважды натыкались на растяжки. Один раз пришлось прятаться от проходивших чеченцев. Подполковник старался не выходить на открытые места и вел людей через заросли и деревья.

Тяжелое дыхание вырывалось из приоткрытых ртов солдат. Пот катился по лицам. Впереди находился аул. Слышался лай собак. Костя с сожалением приказал:

 

                        ПОДПОЛКОВНИК КОСТЯ:

— Прячемся и ждем вечера.

 

Повернул к густым кустарникам, переплетенным ежевикой. Приподняв зеленую завесу, скользнул вниз и исчез. Вскоре рядом с колючими зарослями никого не было…

 

СЦЕНА 78. Над землей плыли сумерки, когда Скорцени разбудил снайпершу и капитана. Снайперша укоризненно сказала:

 

                        МАЙЯ-ЛЮК:

— Товарищ майор, зачем же вы так? Я должна была дежурить…

 

Он махнул рукой:

 

                        СКОРЦЕНИ-СТОРОЖЕВ:

— Отставить разговорчики!

 

Деревья отбрасывали черные тени, да и сами казались темными. Первые звезды уже показались на небе, но луна еще не взошла. Майор тихо скомандовал:

 

                        СКОРЦЕНИ-СТОРОЖЕВ:

— Подъем! Все забираем с собой…

 

Сборы заняли пару минут. Колямба и Люк собрались выбраться из зарослей, но майор остановил, вытянув руку и коснувшись груди капитана:

 

                        СКОРЦЕНИ-СТОРОЖЕВ:

— Надо попытаться обойтись без стрельбы. Стреляет только Люк из «винтореза». Я и Колямба идем впереди, Люк замыкающий. Ну, с Богом…

 

Три фигуры бесшумно скользнули между деревьев и скрылась в наступившей ночи…

 

СЦЕНА 79. В сумерках подполковник и десантники выбрались из кустов и начали продвигаться вглубь Чечни. Пройдя километра четыре Костя остановил маленький отряд возле густого низкорослого лесочка на склоне:

 

                        ПОДПОЛКОВНИК КОСТЯ:

— Вот здесь и подождем, пока наши не свяжутся…

 

Через пять минут пять человек спали под деревьями, а двое — сам Костя и синеглазый красивый сержант, сидели на склоне метрах в ста, охраняя их сон и до отупения вглядываясь и вслушиваясь в ночь…

 

СЦЕНА 80. Над землей стояла тишина, нарушаемая криком какой-то ночной птицы и стрекотом цикад. Когда Скорцени и Колямба спустились вниз, в ауле стояла тишина. Майор наклонился к уху капитана и шепнул:

 

                        СКОРЦЕНИ-СТОРОЖЕВ:

— Олег, давай вперед! Посмотри, вдруг здесь еще кого держат…

 

Тот кивнул и исчез в ночи, короткой перебежкой добравшись до задней части следующего строения. На мгновение крупная фигура показалась на фоне неба, когда майор присел и сразу исчезла.

Сторожев быстро продвигался вперед, поводя стволом то влево, то вправо. Звезды светили в ночи, чуть помаргивая. Скорцени неожиданно замер. Всего в пяти метрах от него стоял человек и он явно вглядывался в темноту. Фигура не шевелилась. Потом тихо спросила о чем-то по-чеченски.

Майор замер. И тут раздался легкий хлопок. Человек начал заваливаться вперед. Александр кинулся к нему, успев подхватить. За спиной появилась тень, но он не обернулся, уже догадываясь, кто это. Тень прошла мимо, скрывшись во дворе. Оттащив бандита в сторону и спрятав тело за сараем, Скорцени вновь увидел Люка. Она возвращалась.  Женщина подошла и прошептала:

 

                        МАЙЯ-ЛЮК:

— Чисто. Больше никого…

 

Оба услышали шаги и обернулись, готовые исчезнуть. По крупной фигуре узнали Колямбу. Тот подошел вплотную:

 

                        КОЛЯМБА-ВАСИЛЬЕВ:

— Нашел Фарзу! Только не вытащить одному…

 

Скорцени махнул рукой:

 

                        СКОРЦЕНИ-СТОРОЖЕВ:

— Пошли!

 

Люк осматривала в ночной прицел окрестности. Вокруг пока было тихо. Догнав Скорцени, тронула за плечо и указала рукой вперед. Он махнул рукой, дав разрешение. Женщина сразу исчезла…

 

СЦЕНА 81. Борис спал на широкой постели в спальне. Полное широкое плечо высовывалось из-под одеяла. Грудь мерно вздымалась и опускалась. Совесть его явно не мучила, а Ирина Сторожева не могла никак уснуть. Перед глазами постоянно мелькало яростное лицо Натальи Беляковой, ее злые слова.

Ирина встала и осторожно выскользнула на кухню. Не включая свет, нашла пачку сигарет и зажигалку, оставленные на столе. Осторожно открыла окно и нервно закурила, стоя рядом и поглядывая на залитую лунным светом улицу. Откуда-то донесся шум мотора автомобиля. Она вздрогнула. Мрачно пробормотала, выкидывая окурок прямо в окно:

 

                        ИРИНА СТОРОЖЕВА:

— Н-да-а-а… Пора отсюда переезжать. Жизни все равно не будет. Ладно, завтра с Борей поговорю, а сейчас надо заснуть, иначе завтра под глазами круги будут…

 

Она открыла шкафчик в углу и достала коробку с лекарствами. Поставила ее на подоконник. Немного покопалась. Достав упаковку мигренола, вытянула одну продолговатую капсулу. Налив немного воды в стакан, сунула таблетку в рот и запила. Еще немного постояла у окна, любуясь на яркую луну. Закрыла окно и отправилась спать…

 

СЦЕНА 82. Фарза проснулся оттого, что на его лицо посыпался песок и мелкие камушки. Он отодвинулся в сторону, насколько позволяла тесная яма. Сел. Стряхнул мусор с лица и открыл глаза. Над ямой нависали два силуэта. Один знакомым голосом шепотом спросил:

 

                        КОЛЯМБА-ВАСИЛЬЕВ:

— Фарза, хорош ночевать! Пора домой!

 

Иван едва не заплакал от этого голоса:

 

                        ФАРЗА-БЕЛЯКОВ:

— Колямба… Откуда?

 

Голос Скорцени шепнул радостно:

 

                        СКОРЦЕНИ-СТОРОЖЕВ:

— Да мы тут оба… Удержаться за ремень сможешь?

 

                        ФАРЗА-БЕЛЯКОВ:

 

— Попробую…

 

Тотчас в яму опустилось два стянутых между собой ремня. Беляков собрал все оставшиеся силы и вцепился руками в ремень, дополнительно обмотав кисти ремнем. Почувствовал, как ноги оторвались от земли и он начал подниматься. Руки было больно и Иван прикусил губу. Через минуту его сгребла за плечо сильная лапища Колямбы. Тот выдернул друга из ямы и молча притиснул к себе:

 

                        КОЛЯМБА-ВАСИЛЬЕВ:

— Живой, братуха!

 

Беляков прошептал, обессиленно опускаясь на землю:

 

                        ФАРЗА-БЕЛЯКОВ: 

— Воды…

 

Васильев торопливо сорвал фляжку с пояса. Отвинтил колпачок и протянул другу. Иван пил с жадностью. Вода булькала, а он все никак не мог заставить себя оторваться от фляжки. Литровая фляжка опустела. Оторвался, облегченно вздохнув:

 

                        ФАРЗА-БЕЛЯКОВ:

—    Господи, какое счастье иметь воду…

 

С надеждой поглядел на Олега и уже увереннее спросил:

 

                        ФАРЗА-БЕЛЯКОВ:

— А еще есть?

 

Скорцени тихо сказал:

 

                        АЛЕКСАНДР СТОРОЖЕВ-СКОРЦЕНИ:

— Иван, чуть позже. Ты и сам знаешь, много нельзя. Нам бежать…

 

Беляков вздохнул и кивнул. Олег тут же сгреб его в охапку:

 

                        КОЛЯМБА-ВАСИЛЬЕВ:

— Ты живой, вот что главное!

 

Сторожев ставя решетку на место, сказал, оглядываясь по сторонам:

 

                        СКОРЦЕНИ-СТОРОЖЕВ:

— Потом обниматься будем. Уходить пора…

 

Фарза снова с жадностью приник к горлышку фляжки. С каждым глотком он чувствовал, как силы возвращаются к нему. Он выпрямился и медленно поднялся. Сбоку появилась тень. Фарза дернулся, собираясь вырвать оружие у капитана, но знакомый женский голос прошептал:

 

                        МАЙЯ-ЛЮК:

— Нельзя уходить. Чуть подальше в яме трое наших солдат сидят. Полностью изможденные. Я их обнаружила случайно…

 

Скорцени и Колямба переглянулись. Майор твердо сказал:

 

                        СКОРЦЕНИ-СТОРОЖЕВ:

— Забираем и их с собой! Веди, Люк…

 

Четыре тени метнулись вдоль низкого забора чуть пригнувшись. Даже Фарза теперь шел не отставая. На ходу уничтожал протянутый Александром колбасный фарш из вскрытой жестянки, захватывая его пальцами. Из-за горы медленно вставала луна. Вскоре женщина повернула чуть в сторону и остановилась в глухой тени горы:

 

                        МАЙЯ-ЛЮК:

— Это здесь…

 

В земле торчала глубокая яма, прикрытая сверху лишь парой досок. Дна не было видно. Снизу слышалось тяжелое дыхание и еле слышные стоны. Люк позвала:

 

                        МАЙЯ-ЛЮК:

— Ребята, это снова я. Тихо…

 

Скорцени наклонился над ямой и спросил:

 

                        СКОРЦЕНИ-СТОРОЖЕВ:

— Выбраться по ремням сможете? Или накидывайте их на кисти…

 

Голос ответил:

 

                        СОЛДАТ-ПЛЕННЫЙ:

— Попробуем…

 

Через пару минут первый солдат находился у края ямы. Обессиленно лежал, а Люк поила его водой. Затем вытащили и остальных. Женщина выпоила им остатки воды и раздала галеты. Скорцени скомандовал:

 

                        СКОРЦЕНИ-СТОРОЖЕВ:

— Вот что, мужики, пора уходить отсюда. Понимаю, что выдохлись, но если хотите вернуться домой, пошли. Я первым, Колямба замыкающим. Люк, проверь вокруг…

 

Женщина кивнула и вновь скрылась в ночи. Пленники, понявшие, что могут стать свободными, собрали все силы и бросились за майором. Их качало от недоедания и избиений, но они упорно шли вперед…

 

СЦЕНА 83. Докуева разбудила спавшая рядом жена. Толкнула в плечо. Указав ладонью на окно, перевернулась на другой бок и заснула. Ваху подошел к стеклу позевывая и почесываясь. Вгляделся в мутный рассвет за стеклом. Перевел взгляд вниз и увидел рожу Фархада, приникшую к стеклу. Тот был чем-то сильно обеспокоен. Полевой командир махнул рукой и направился к выходу из дома, продолжая зевать…

 

СЦЕНА 84. Уже через три километра пленники полностью вымотались. Голод и издевательства сделали свое дело. Они шли шатаясь, все чаще и чаще спотыкались. Небо начало светлеть. Скорцени с тревогой смотрел вверх и все чаще оглядывался назад. Женщины не было и это его беспокоило. Несколько раз он перехватывал такой же тревожный взгляд Колямбы.

 

СЦЕНА 85. Ваху звякнул крючком, откидывая его в сторону. Вышел и остановился на крылечке. Не довольно спросил:

 

                        ДОКУЕВ:

— Что случилось? Что ты будишь в такую рань?..

 

Фархад пожал плечами и с тревогой ответил:

 

                        ФАРХАД:

— Брат исчез и пленники тоже. Все…

 

Докуев пошатнулся и вынужден был схватиться за перила, чтоб не упасть от новости. Сон пропал. Он вскинул голову и огляделся вокруг:

 

                        ДОКУЕВ:

— Что?!? Как пропали?!? Куда?..

 

Вокруг стояла тишина. Фархад развел руками и автомат закачался на его груди:

 

                        ФАРХАД:

— Не знаю. Хасан давно исчез. Я слышал, как он вставал…

 

Полевой командир рыкнул разворачиваясь и устремляясь в дом:

 

                        ДОКУЕВ:

— Собирай людей! Быстро! Это гоблины…

 

Фархад кинулся со двора, слыша, как стукнула дощатая дверь за спиной…

 

СЦЕНА 86. Люк появилась из кустов неожиданно. Она неслась сверху. С ходу воткнулась в грудь Скорцени, едва не сбив его с ног. Раскрашенное лицо коснулось его плеча. Сторожев удержался и сумел удержать ее. Задыхаясь от бега, Майя сообщила:

 

                        МАЙЯ-ЛЮК:

— Командир, за нами уже идут. Рядом аул. Только через холм перевалить. Возле крайнего дома ментовский УАЗик стоит. Бензин есть…

 

Майор посмотрел на нее, как на привидение:

 

                        СКОРЦЕНИ-СТОРОЖЕВ:

— По кой хрен ты лазила в аул? Заметить могли… — Тут же сообразил, какие преимущества им это дает и решительно скомандовал: — Веди к УАЗику! Теперь это единственный выход… — Обернулся на остальных: — Мужики, подтянитесь! Чуть-чуть осталось! Фарза, машину вести сможешь? Нам, чую, горячо придется! А ты лучший водила, какого я знаю!

 

Друг кивнул, внимательно поглядев Александру в глаза:

 

                        ФАРЗА-БЕЛЯКОВ:

— Сумею! Дай еще попить…

 

СЦЕНА 87. На улице стало практически светло, когда небольшой отряд добрался до УАЗика. В ауле пока еще не было заметно никаких шевелений. Вокруг стояла тишина. На всякий случай Колямба, по знаку майора, рванул первым к домам. Он несся короткими перебежками, кидаясь из стороны в сторону и сняв автомат с предохранителя, но никто не стрелял по нему.

Остальные начали спускаться следом. Из пленных лишь у Фарзы имелось оружие. Напившись воды вдосталь, он теперь выглядел чуток покрепче остальных. Люк подставила плечо ослабевшему солдатику и тащила его, держа «винторез» постоянно направленным в сторону аула. Зорко поглядывала по сторонам. На этот раз последним шел Скорцени. Майор шел спиной, постоянно держа под прицелом весь склон…

 

СЦЕНА 88. Докуев с десятком своих людей почти всю дорогу бежал. Высматривать следы беглецов не требовалось. В росистой траве отчетливо просматривался след и бандиты шли по нему, словно по веревочке. Ваху постоянно подгонял своих людей:

 

                        ДОКУЕВ:

— Шевелись! Быстрей! Русские уходят! Захватим их, героями станем! Русские нарушили свой же закон!

 

Боевики чертыхались тихонько, но бежали, придерживая автоматы на груди…

 

СЦЕНА 89. Мощный Колямба успел вскрыть машину и снять с тормозов. Беглецы, словно муравьи облепили УАЗик и отогнали от дома метров на сто пятьдесят. Фарза сразу сел за руль. Соединил провода напрямую, согнувшись под руль и завел мотор. Остальные торопливо умещались, кто где. Скорцени сел впереди, приготовив автомат и гранаты. Солдаты уместились за его спиной, на заднем сиденье. Люк и Колямба залезли в отделение для арестантов и сели на боковые сиденья.

Машина рванула с места, едва успели влезть и захлопнуть дверцу. Один из солдат тронул Сторожева за плечо. Когда тот обернулся, парнишка показал ему на пол и майор чуть не подскочил:

 

                        СКОРЦЕНИ-СТОРОЖЕВ:

— Живем, мужики! Какой-то хрен в УАЗике пулемет оставил и две обоймы в придачу…

 

Колямба хмыкнул:

 

                        КОЛЯМБА-ВАСИЛЬЕВ:

— Не хило! Давай его сюда…

 

Несколько раз въехал прикладом автомата по сетке, разделявшей салон машины и вырвал ее. Солдаты втроем с трудом подняли пулемет и передали капитану. Тот сразу пристроил его на руке, взамен отдав им оставшиеся жестянки с кашами и штык нож. Зарядил пулемет переданной лентой и довольно произнес, хлопнув рукой по крышке:

 

                        КОЛЯМБА-ВАСИЛЬЕВ:

— Порядок!

 

СЦЕНА 90. Докуев и десяток его людей были рядом, когда донесся шум мотора. Ваху вздрогнул и остановился на мгновение, а затем рванул со всей доступной скоростью вперед. На ходу крикнул:

 

                        ДОКУЕВ:

— Русские машину захватили! Быстрее!!!

 

Все бросились за ним. Они неслись по склону, придерживая оружие. Когда боевики появились на открытом месте, машина как раз скрывалась за поворотом. Полевой командир дал запоздалую очередь вслед и сразу понял, что пули не достигают цели. Опустив автомат, рыкнул:

 

                        ДОКУЕВ:

— Фархад, свяжись с Гамбиевым. Пусть перекроют дорогу!

 

СЦЕНА 91. Колямба и Люк первыми заметили высыпавших на склон боевиков. Переглянулись. Капитан крикнул:

 

                        КОЛЯМБА-ВАСИЛЬЕВ:

— Скорцени, вовремя мы ушли! Оглянись…

 

Сторожев выглянул и присвистнул:

 

                        СКОРЦЕНИ-СТОРОЖЕВ:

— Не хило! — Подумав, добавил: — Впереди засада…

 

СЦЕНА 92. Докуев сам объяснил Гамбиеву ситуацию, остановившись посредине склона. Его люди столпились рядом. Отняв трубку мобильника от уха, Ваху посмотрел вниз и сказал:

 

                        ДОКУЕВ:

— Нам нужно три машины. Фархад, действуй!

 

Пятеро боевиков во главе с Фархадом бросились к аулу. Через короткое время от крайнего дома вылетело сразу три машины и помчались по дороге вслед за УАЗиком…

 

СЦЕНА 93. Машина мчалась по тряской дороге. Фарза, прекрасно водивший автомобиль, почти не сбавлял скорости на поворотах. Лицо сосредоточенно смотрело на дорогу. Он понимал, что сейчас от его умения зависит жизнь всех. Скорцени внимательно вглядывался вперед, готовый открыть огонь. Палец чуть подрагивал на курке автомата. Второй лежал на планке предохранителя…

 

СЦЕНА 94. Они пронеслись по следующему аулу, когда бандиты Гамбиева еще только начали выскакивать из домов. Пара выпущенных боевиками очередей не принесла вреда. Они даже в машину не попали. К тому же остальные заорали на стрелявших товарищей:

 

                        БОЕВИКИ:

— Придурки, своих постреляете!

 

Гамбиев связался со следующим аулом, а сам бросился к собственному дому, собираясь завести автомобиль.

Через аул промчалось три машины с погоней, организованной Докуевым. Гамбиев, застывший у калитки, видел лицо Ваху. Подумав, он махнул рукой своим людям, приказывая расходиться. Он решил, что справятся и без него. Опустив автомат к земле, скрылся за калиткой…

 

СЦЕНА 95. В следующем ауле засада ждала на выезде, но она была плохо организованной. Боевики просто выскочили на дорогу и открыли огонь по приближавшемуся авто. Майор издали заметил их и крикнул:

 

                        СКОРЦЕНИ-СТОРОЖЕВ:

— Пригнитесь!

 

Солдаты попадали на полик, друг на друга. Фарза приник к рулю. Скорцени пригнулся к панели. Лобовое стекло УАЗика покрылось трещинами. Сторожев, вывернувшись на сиденье, выбил стекло ногой. Тут же пристроившись локтями на передней панели, дал длинную очередь по боевикам. Те кинулись врассыпную, забыв о стрельбе. УАЗик вихрем промчался мимо.   

Вслед понеслись очереди. Колямба распахнув заднюю дверцу, шарахнул из пулемета по боевикам. Вслед раздались дикие вопли и проклятья. Несколько человек упало. Машина помчалась дальше. Ветер бил Фарзе в лицо, выбивая слезы, но он упрямо не сбавлял скорости. На одном из поворотов сзади раздался вопль Люка:

 

                        МАЙЯ-ЛЮК:

— Командир, три машины сзади!

 

Скорцени обернулся. Посмотрел и тут же повернул голову к другу:

 

                        СКОРЦЕНИ-СТОРОЖЕВ:

— Фарза, оторваться сможем?

 

Тот отрицательно покачал головой, не отрывая взгляда от дороги и вздохнув, крикнул:

 

                        ФАРЗА-БЕЛЯКОВ:

— Нет!

 

Люк вытянула из-за спины винтовку и уверенно произнесла:

 

                        МАЙЯ-ЛЮК:

— Сможем! Колямба, когда они приближаться станут, подержи меня в проеме…

 

СЦЕНА 96. Докуев, часто смотревший в зеркало заднего вида и оглядывающийся на поворотах, понял, что Гамбиев не захотел принять участие в погоне и выругался:

 

                        ДОКУЕВ:

— Трусливый шакал! Фархад, нажми! Ибрагим, мы приближаемся, гранатомет давай!

 

Ибрагим, сидевший на заднем сиденье, открыл стекло на дверце и высунул руку с оружием. Протиснул плечо и голову, чтоб стало удобнее и начал прицеливаться в несущийся УАЗик…

 

СЦЕНА 97. Люк заметила высунувшегося человека. Крикнула, вставая:

 

                        МАЙЯ-ЛЮК:

— Колямба!

 

Тот тут же сгреб ее за талию, упираясь ногами в стенки, а спиной в спинки сидений впереди.

Трехлинейка плотно прижалась к плечу. Женщина поймала голову боевика в перекрестие. Немного помедлила и выстрелила. Увидела, как гранатомет, так и не выстреливший, упал на дорогу, а тело боевика обвисло в оконном проеме дверцы. Руки свесились почти до дороги…

 

СЦЕНА 98. Водитель «жигулей», в которых ехал Докуев, от неожиданности начал тормозить. Полевой командир не ожидавший подобного и приготовившийся стрелять, со всей мощи въехался головой в стекло и на какое-то время перестал соображать. Задние машины тоже начали резко тормозить. УАЗик начал стремительно удаляться.

Ваху пришел в себя и заорал на Фархада, замахиваясь автоматом:

 

                        ДОКУЕВ:

— Ты что делаешь? Совсем с ума сошел?

 

Боевик смотрел на него безумными глазами. Губы тряслись, когда он выдохнул:

 

                        ФАРХАД:

—    С ними снайпер! Нельзя приближаться! Ибрагим…

 

Докуев обернулся. Ибрагим, которого уже втянули, лежал головой на спинке сиденья. Во лбу зияла крупная темная точка с тоненькой полоской крови. Темные глаза были распахнуты. Ваху все понял. Выдернув мобильник из кармана он начал связываться со всеми полевыми командирами в аулах на пути следования УАЗика. Называл фамилии, коротко говорил о ситуации и отключался…

 

СЦЕНА 99. До аула оставалось еще приличное расстояние, хотя крыши уже виднелись. На обочине дороги стояло три машины. Тут и там виднелись залегшие боевики. Раздался вопль Скорцени:

 

                        СКОРЦЕНИ-СТОРОЖЕВ:

— Колямба, пулемет мне! Люк, приготовились!

 

С помощью солдат, пулемет удалось перетащить вперед. Сошки пулемета легли на переднюю панель. Скорцени склонился над прицелом. Навстречу понеслись очереди, но и с УАЗика ударил пулемет, заставляя боевиков пригнуться.

УАЗик проскочил между машин и понесся дальше. Люк и Колямба открыли огонь из автоматов по выбегавшим боевикам. Один из солдат через боковое стекло на дверце тоже начал стрелять. Несколько человек споткнулось и упало на бегу. Остальные начали залегать, кто где, продолжая стрелять. Неожиданно женщина снова схватила винтовку:

 

                        МАЙЯ-ЛЮК:

— Колямба!

 

Капитан, хоть и не понял ее действий, выпустил автомат и с готовностью ухватился за талию женщины. Снайперша вновь застыла в дверце. Два выстрела и передние машины осели на левое и правое колесо. Очередь пронеслась над головой женщины и в металлической стенке появилось несколько дырок. Люк пригнулась, тут же метнувшись в угол. Плюхнулась на сиденье, больно ударившись виском о стенку…

 

СЦЕНА 100. Машины Докуева пронеслись мимо засады через пару минут. Ваху выругался, поняв, что УАЗик снова ушел. Через стекло заметил, как убирают раненых и трупы с дороги. Ваху насчитал их больше десятка. Заметил в зеркале мрачное выражение на лице Гияза, своего заместителя и рявкнул на Фархада:

 

                        ДОКУЕВ:

— Чего возишься?! Гони! Еще два аула и они уйдут! 

           

Тот покосился в зеркало на труп Ибрагима, а затем переключил передачу. Машина вновь начала набирать скорость. Оставшая целой машина из неудачной засады развернулась на дороге и направилась в погоню, вслед за людьми Докуева…

           

            СЦЕНА 101. Фарза неожиданно сказал:

 

                        ФАРЗА-БЕЛЯКОВ:

— Скорцени, не уйти! Бензин кончается…

 

Майор чуть выгнулся в его сторону. Красная точка на уровне предупредительно  мигала. Сторожев выдернул «мотороллу» из кармана и набрал код:

 

                        СКОРЦЕНИ-СТОРОЖЕВ:

— Щука, Щука, я Окунь. Ухожу от погони. Прикройте! Квадрат…

 

Все прислушивались к его словам. Солдаты на сиденье застыли, с надеждой глядя на этого отчаянного мужчину. Далекий голос прорвался в машину:

 

                        ПОДПОЛКОВНИК КОСТЯ:

— Окунь, это Щука! Держись! Мы идем навстречу…

 

СЦЕНА 102. Костя вскочил на ноги едва связь прервалась. Обернулся на солдат:

 

                        ПОДПОЛКОВНИК КОСТЯ:

— Ну что, сынки? Побегаем немного?

           

Парни с готовностью вскочили. Один, русоволосый синеглазый красавец, высказал общую мысль:

           

                                   СЕРЖАНТ:

— Отдохнули хорошо, почему бы и не размяться?.. Вперед!

           

Подполковник сверил маршрут по карте и компасу и бросился бежать вдоль склона. Он промахивал между кустами, зорко озираясь по сторонам. Десантники не отставали. Не смотря на раннее прохладное утро, пот вскоре начал заливать глаза. Он стирали его на бегу, не сбавляя набранного темпа…

           

            СЦЕНА 103. Скорцени поглядел на Фарзу:

           

                                   СКОРЦЕНИ-СТОРОЖЕВ:

— Иван, вон дорога в сторону! Гони по ней пока бензин не кончится. Если в аул сунемся, нас прихлопнут, как мух. Там засада организована, как я чувствую и она посерьезнее этой самодеятельности…

           

Майор указал пальцем за спину. И тут же услышал крик Колямбы:

 

                        КОЛЯМБА-ВАСИЛЬЕВ:

— Командир, Докуев со своими гавриками пожаловал!

 

Скорцени обернулся и поглядел на легковушки. Фарза резко повернул машину и понесся по отрогу вверх…

 

СЦЕНА 104. Фархад в машине Докуева удивленно поглядел вслед повернувшему УАЗику. Он даже приблизил лицо к стеклу, не веря в происходящее:

 

                        ФАРХАД:

— Куда это они? Там скоро дорога заканчивается…

 

Ваху рыкнул:

 

                        ДОКУЕВ:

— За ними давай! Заканчивается, это хорошо! Значит, не уйдут! 

           

«Жигуленок» повернул  вслед за УАЗиком и пополз вверх. Докуев поторопил:

 

                        ДОКУЕВ:

— Чего возишься?

 

            Фархад рискнул огрызнуться:

 

                                   ФАРХАД:

            — Это тебе, Ваху, не длинноногий УАЗик! Хочешь, чтоб я на брюхо сел? Смотри, какие камни…

           

Докуев понял, что лучше водителя не раздражать и уставился перед собой, вцепившись руками в автомат, лежавший на коленях…

           

            СЦЕНА 105. УАЗик довольно быстро добрался до вершины. Со всех сторон тянулся лес. Преследователей было не видно. Беляков, заметив между деревьями просвет, въехал прямо туда и скрылся из глаз тех, кто мог ехать по дороге следом. Повернулся к недоуменно смотревшему Сторожеву и пояснил:

 

                        ФАРЗА-БЕЛЯКОВ:

— Уходим! Они пока вскарабкаются на «жигулятах», мы попробуем оторваться пешком…

 

Скорцени согласился кивком. Похватав оружие и снаряжение, группа рванула вниз по левой стороне склона. Даже немного отдохнувшие и перекусившие солдаты теперь старались не отставать и бежали наравне со всеми. УАЗик остался стоять с распахнутыми дверцами.

Где-то на половине склона Скорцени пропустил группу вперед, а сам поставил на тропе сигнальную мину, тщательно замаскировав ее. Догнал отряд и пояснил обернувшейся снайперше:

 

                        СКОРЦЕНИ-СТОРОЖЕВ:

— Я сигналку поставил, надо же нам знать, скоро ли они к нам приблизятся…

 

СЦЕНА 106. Машины Докуева промчались мимо спрятанного УАЗика. Следом проползла белая «семерка» из засады. Дорога стала более–менее ровной и Фархад прибавил скорость. Радостно сказал:

 

                        ФАРХАД:

— Дорога тут ровная, хоть и извилистая. Через пару километров обрыв…

 

Подъехав к обрыву, бандиты остановились. УАЗика не было. Вокруг простиралась великолепная панорама из поросших лесом гор. В чистом небе парила какая-то крупная птица.

Докуев выскочил из машины и торопливо бросился к краю, на ходу снимая автомат с предохранителя. Посмотрел вниз. Там никого не оказалось. Только камни. Полевой командир мрачно повернулся к своим людям:

 

                        ДОКУЕВ:

— Они нас обманули! Искать! Просмотреть обе стороны.

 

Боевики разделились. Короткими цепочками, один за другим, направились по обе стороны дороги назад, внимательно оглядываясь. Водители развернули автомобили и медленно поехали следом…

 

СЦЕНА 107. Подполковник все чаще останавливался, сверяясь с картой и компасом. Рация неожиданно снова заговорила голосом майора:

 

                        СКОРЦЕНИ-СТОРОЖЕВ:

— Щука, Щука, я Окунь! Уходим вдоль отрога по левой стороне. Ждите в квадрате…

 

Костя крикнул:

 

                        ПОДПОЛКОВНИК КОСТЯ:

— Я Щука! Окунь, понял тебя! Держись! — Обернулся к уставшим, тяжело дышавшим солдатам: — Немного осталось, парни…

 

СЦЕНА 108. Бежать пока было легко. Скорцени несся первым, мелькая между деревьев и кустарников. Следом бежали Фарза и солдаты, которые вновь начали спотыкаться. Колямба, бежавший следом, помогал подниматься то одному, то другому. Обернувшись в очередной раз, он не увидел Люка. Догнал Скорцени:

 

                        КОЛЯМБА-ВАСИЛЬЕВ:

— Командир, Люк исчезла…

 

Сторожев обернулся:

 

                        СКОРЦЕНИ-СТОРОЖЕВ:

— Вернется. Видимо что-то заметила…

           

            СЦЕНА 109. Один из боевиков наткнулся на УАЗик и заорал:

 

                                   БОЕВИК:

            — Ваху, машина здесь!

 

            Все бандиты сбежались к машине. Следы поспешного бегства были легко различимы на траве. Оставив легковушки возле УАЗика, водители тоже кинулись в погоню наравне со всеми. Докуев неожиданно остановился:

 

                                   ДОКУЕВ:

            — Совсем забыл! Надо предупредить друзей. Вы идите, я догоню…

 

            Отряд помчался дальше по следу беглецов, а Докуев остановился, чтоб набрать номер. Едва боевики скрылись из глаз, пуля из «винтореза» пробила грудь полевого командира. Он так и не успел никому ничего сообщить…

           

            СЦЕНА 110. Люк торопливо спрыгнула с дерева и бросилась вслед за своими. Из-за бывших пленных отряд ушел не так далеко. Она догнала майора, когда он прошел лощину и начал подниматься на следующую гряду. Задыхаясь, сказала:

 

                                   МАЙЯ-ЛЮК:

            — Командир, я убила Докуева, но все остальные вот-вот сядут нам на хвост! Мы не успеем…

           

Скорцени быстро огляделся по сторонам, но ответить не успел. Примерно в километре раздался грохот и вверх взлетела сигнальная ракета. Все посмотрели в ту сторону. Майор обернулся к женщине:

 

                        СКОРЦЕНИ-СТОРОЖЕВ:

— Люк, забирай солдат и Фарзу! Уходи! Мы прикроем. В паре километров вас встретят. Не сворачивай с маршрута…

 

Она посмотрела ему прямо в глаза:

 

                        МАЙЯ-ЛЮК:

— Пусть Колямба уводит их…

 

Он яростно прошипел:

 

                        СКОРЦЕНИ-СТОРОЖЕВ:

— Сержант, выполняйте приказ!

 

Она хмыкнула и решительно направилась вверх по склону, собираясь выбрать себе место для обороны. На ходу бросила:

 

                        МАЙЯ-ЛЮК:

— Иди сам! — Проходя мимо Колямбы, сказала: — Олег, уводи всех! Я остаюсь! Ты сможешь их даже на себе дотащить. Уходи! Тебя Вера ждет!

 

Колямба удивленно посмотрел на нее, затем обернулся к Скорцени. Тот яростно смотрел в прямую спину поднимавшейся по склону снайперши. Вздохнул:

 

                        СКОРЦЕНИ-СТОРОЖЕВ:

— Уходи…

 

Один из солдат и Фарза подошли к Сторожеву:

 

                        ФАРЗА-БЕЛЯКОВ:

— Мы тоже останемся.

 

Майор покачал головой:

 

                        СКОРЦЕНИ-СТОРОЖЕВ:

— Нет. Тут не далеко осталось, но всяко бывает. Вдруг вам впереди тоже придется кого-то прикрыть. Уходите…

 

Он торопливо обнялся с друзьями и бросился к склону, забрав у Колямбы пулемет и последнюю оставшуюся ленту. Маленький отряд из последних сил побежал дальше и скрылся из виду за деревьями…

 

СЦЕНА 111. Разозленный Скорцени хлопнулся в метре от Люка. Установив пулемет между двух обомшелых валунов, зло посмотрел на женщину:

 

                        СКОРЦЕНИ-СТОРОЖЕВ:

— За нарушение приказа знаешь что бывает? Я с тобой разберусь потом!

 

Она посмотрела на него и вдруг улыбнулась:

 

                        МАЙЯ-ЛЮК:

— Дурак ты! Я люблю тебя. Давно люблю. Если тебя на земле не будет, мне жизнь не нужна…

 

Он изумленно поглядел на нее. Несколько раз открыл и закрыл рот. Потер висок и отвернулся, не зная, что сказать. А Люк тихо добавила:

 

                        МАЙЯ-ЛЮК:

— Да ты не пугайся. Если все хорошо закончится, я не стану стоять на твоем пути. Понимаю, что старше…

 

Он услышал шуршание. Повернулся и увидел, что женщина, пригнувшись, уходит к толстому не высокому дубу на склоне. Понаблюдал, как она положила рядом винтовку и пристроила автомат с парой гранат.

Наверное впервые он взглянул на нее, как на женщину, окинув внимательным взглядом стройную фигурку и торчавшую через пятнистый китель грудь…

Это разглядывание прервали человек пять высыпавших из зарослей боевиков. Майор заметил взгляд Люка. Пальцем указал в сторону боевиков и указал ей на двух крайних. Она кивнула и показала на трехлинейку. Затем прижала палец к губам, прося его не стрелять.  Бандиты остановились, оглядываясь. Расстояние не составляло и ста пятидесяти метров. Два выстрела и двое крайних повалились на траву. Трое живых обернулись и с воплями  рванули к зарослям:

 

                        БОЕВИКИ:

— Снайпер!

— Русские оставили снайпера!

— Снайпер в прикрытии!

— Вызывайте подкрепление!

 

Люк успела снять еще одного. Он ткнулся головой в землю. Майор не стрелял, выжидая. Женщина посмотрела на него и Скорцени кивнул, одобряя.

Из зарослей раздавались возбужденные голоса, но пока никто не выходил…

 

СЦЕНА 112. Колямба волок одного из солдат на плече. Часто оглядывался и прислушивался. Сзади стояла тишина. Рация в его нагрудном кармане неожиданно включилась. Васильев остановился. Сгреб его в руку и нажал ответ. Сразу раздалось:

 

                        ПОДПОЛКОВНИК КОСТЯ:

— Окунь, Окунь, это Щука! Где находишься?

 

Олег ответил:

 

                        КОЛЯМБА-ВАСИЛЬЕВ:

— Иду в вашем направлении с четырьмя бывшими пленными. Приблизительно нахожусь от вас в паре километров…

 

Голос подполковника настороженно спросил:

 

                        ПОДПОЛКОВНИК КОСТЯ:

— Где Окунь?

 

                        КОЛЯМБА-ВАСИЛЬЕВ:

— Остался прикрывать…

 

Подполковник крикнул:

 

                        ПОДПОЛКОВНИК КОСТЯ:

— Иду навстречу!

 

Связь отключилась. Капитан перекинул солдата на другое плечо и пошел дальше…

 

СЦЕНА 113. Боевики совещались за кустами, столпившись на узком пятачке свободного пространства. Фархад вдруг вспомнил:

 

                        ФАРХАД:

— А где Ваху?

 

Все переглянулись. Двое бросились бежать назад. Остальные решили пока никаких действий не предпринимать. Расселись кто где, стараясь избежать сырой травы. Край солнца еще только показался над лесом. Трое влезли в кусты и принялись наблюдать за склоном. Двое бандитов вскоре вернулись с известием:

 

                        1-ый БОЕВИК:

— Снайпер убил Докуева, но не забрал мобильный телефон! Мы вызвали всех друзей из ближних сел. Скоро будут…

 

Фархад посмотрел на боевика, который спасся от пуль снайпера:

 

                        ФАРХАД:

— Ты заметил, откуда стреляли?

 

Тот подумал:

 

                        2-ой БОЕВИК:

— Сверху, но точно не знаю откуда…

 

Фархад яростно прошипел:

 

                        ФАРХАД:

— Это тот самый тип, что убил Хасана, а теперь и Ваху!

 

СЦЕНА 114. Пока они совещались Скорцени и Люк незаметно поднялись выше и залегли. Оба понимали, что боевики так просто не сдадутся и надо ждать атаки. Внизу теперь стояла тишина. Солнце до половины взошло над горами.

Переглянувшись, мужчина и женщина поднялись еще немного. Никто не стрелял. Изредка доносились голоса переговаривавшихся боевиков.

Пела неподалеку от Люка какая-то птаха. Майор подполз к женщине. Посмотрел в лицо. Поглядел вниз и какое-то время молчал. Поколебавшись, спросил:

 

                        СКОРЦЕНИ-СТОРОЖЕВ:

— Майя, может ты все же уйдешь? Спрячься…

 

Она покачала головой:

 

                        МАЙЯ-ЛЮК:

— Не говори об этом… Прости…

 

Протянув руку, осторожно провела по его щеке указательным пальцем. Грустно посмотрела в глаза и добавила:

 

                        МАЙЯ-ЛЮК:

— А жена у тебя — дура. Я все слышала через стенку…

 

Скорцени не успел ничего сказать. Из зарослей, настороженно озираясь во все стороны, вышло трое боевиков. Пригибаясь и поминутно оглядываясь, держа автоматы наготове и прячась за деревьями, они медленно двигались вперед, забираясь по склону вверх.

Сторожев кинулся к пулемету и залег. Люк поглядела на майора. Он поймал ее взгляд и указал себе за спину. Она поняла и развернулась.

По склону, всего в полусотне метров, двигалась цепочка людей, поднимавшихся наверх.

Женщина подтянула трехлинейку. За секунду нашла цель — идущего первым боевика — и выстрелила. Бандит рухнул. Остальные принялись палить в сторону женщины, хотя и не видели ее. Одновременно они бежали вверх, пригибаясь к земле и стараясь быстро проскочить открытые пространства.

Пули пролетали высоко над головой Люка. Она осторожно прицелилась и сняла еще одного бандита.

Под этот шумок Скорцени короткой очередью из автомата пустил в расход двух бандитов, подошедших метров на десять. Третий рванул в заросли с криком:

 

                        3-ий БОЕВИК:

— Они выше!

 

По склону ударил гранатомет. Скорцени этого не ожидал и едва успел скрыться за деревом. Посмотрел в сторону Люка. Женщина, зажав уши, лежала вниз лицом, вжавшись в землю. При каждом взрыве ее тело вздрагивало.

Разорвалось всего пять гранат, а затем боевики бросились вперед. Со склона заговорил пулемет. Скорцени лежал за ним, почти сливаясь с местностью. Люк не стреляла…

 

СЦЕНА 115. Колямба услышал звуки боя. Солдат на его плече прохрипел:

 

                        СОЛДАТ:

— Слушайте, идите к ним. Бросьте меня! Я доползу до своих…

 

Фарза остановился и обернулся:

 

                        ФАРЗА-БЕЛЯКОВ:

— Колямба, там бой идет. Мы дойдем! Ты дай нам один автомат…

 

Договорить он не успел. На полянку вылетело шесть десантников и усатый офицер. Колямба осторожно положил солдата и кинулся к Косте:

 

                        КОЛЯМБА-ВАСИЛЬЕВ:

— Товарищ подполковник, Скорцени и Люк там остались…    

 

Костя обернулся:

 

                        ПОДПОЛКОВНИК КОСТЯ:

— Сержант, возьмите с собой двух бойцов. Вы уводите бывших пленных. Маршрут ясен?

 

Синеглазый красавец вскинул руку к виску:

 

                                   СЕРЖАНТ:

— Так точно!

 

                        ПОДПОЛКОВНИК КОСТЯ:

— Выполнять!

 

                        СЕРЖАНТ:

— Есть!

 

Олег, Костя и три десантника со всех ног бросилась назад…

 

СЦЕНА 116. Теперь выстрелы и взрывы не прекращались ни на секунду. Боевики обнаружили месторасположение Скорцени и обстреливали его, не давая подняться. Одновременно старались подобраться ближе. Майор вертелся во все стороны, стремясь не подпустить боевиков слишком близко. Выстрелы из трехлинейки не сильно выделялись из общего шума боя, но за каждым следовал взмах руками и смерть.

Пулемет неожиданно смолк. У Скорцени закончились патроны. Он сгреб автомат и продолжал отстреливаться. Люк подползла к нему, швырнув пару гранат в наступавших боевиков. В ответ раздались стоны, крики и проклятья с угрозами. Боевики отошли, чтобы перегруппироваться. Майор посмотрел на женщину:

 

                        СКОРЦЕНИ-СТОРОЖЕВ:

— Уходи, Майя. Не стоит обоим погибать…

 

Она покачала головой, прицельной короткой очередью сшибая с ног высунувшегося из-за дерева боевика. Тот сполз по стволу и затих в траве. На мгновение повернула голову:

 

                        МАЙЯ-ЛЮК:

— Я не уйду, Саша. Что с тобой, то и со мной…

 

Теперь они отстреливались плечо в плечо. Патроны быстро заканчивались. Люк еще дважды стреляла из трехлинейки, а потом, отбросив ее в сторону, прицельно била из автомата коротенькими очередями. Со стороны Скорцени разорвалась граната и он вскрикнул. Она резко повернула голову:

 

                        МАЙЯ-ЛЮК:

— Саша!..

 

Он, скрипя зубами от боли, выдохнул:

 

                        СКОРЦЕНИ-СТОРОЖЕВ:

— Все нормально, стреляй!

 

Она швырнула в наступавших боевиков три последние гранаты, заставив их откатиться. Схватив майора под мышками, оттащила чуть дальше, укрывая за деревом. Торопливо забила к ране на боку Скорцени ватно-марлевую подушечку и кусок бинта. Их руки соприкоснулись. Взгляды на мгновение встретились. Она огляделась вокруг, пытаясь найти укрытие понадежнее.

Сторожев с трудом повернулся на бок и взял в руки автомат. Боевики вновь пошли в атаку…

 

СЦЕНА 117. Бандитам удалось обойти их и Люк развернулась, на пару метров поднявшись вверх и стреляя из-за другого дерева. Она постоянно прислушивалась к очередям за спиной. Скорцени был пока жив и она радовалась этому.

Боевики лезли теперь со всех сторон и ей пришлось еще немного отползти вверх, чтоб залечь под укрытием более надежного ствола. Кора и листья с мелкими веточками сыпались ей на голову, словно дождь. И от этого Майя щурилась.

Сзади раздался взрыв. Совсем близко. Осколки просвистели над головой снайперши и она обернулась. Скорцени лежал, уткнувшись головой в траву и вытянув правую руку. Весь его левый висок был в крови. На спине расплывались кровавые пятна.

Женщина, уже не соображая, что делает, вскочила на ноги и с криком:

 

                        МАЙЯ-ЛЮК:

— Саша!!! Саша…

 

Кинулась к майору. Длинная очередь перечеркнула ее грудь. Люк на мгновение застыла. Посмотрела вниз. Дырки на ткани медленно заполнялись кровью. Она дотронулась до них рукой и посмотрела на ладонь. Почему-то все вокруг вдруг стало красным.

Она снова взглянула на лежавшего Скорцени. Несколько раз неуверенно шагнула вперед и рухнула головой майору на спину, в последний миг раскинув руки, как крылья. Казалось, что она обнимает любимого и всю землю. И в этот миг солнце залило все вокруг ярким светом, осветив мертвых людей…

           

СЦЕНА 118. Боевики с радостными воплями устремились к двум мертвым телам. Они не прятались.

Сверху вдруг ударило сразу несколько автоматов, выкосив боевиков словно травку. Склон покрылся умирающими и ранеными. Кто остался жив с криками ужаса рванули вниз. Некоторые бросали оружие на бегу…

            Колямба первым подбежал к Скорцени и Люку. Схватив друга за плечо, увидел застывшие глаза. Перевернул женщину. Люк не дышала и глаза мертво смотрели в синее небо. Колямба застонал и упал на колени, прикрывая глаза обоим одновременно. Подбежавший подполковник все понял сразу. Обернулся к бойцам:

 

                        ПОДПОЛКОВНИК КОСТЯ:

— Их нельзя оставлять. Забирайте! Уходим…

 

Люка и Скорцени положили на ее маскировочную сетку и взяв за уголки, торопливо понесли вверх по склону. Подполковник прикрывал маленький отряд, но их больше никто не преследовал…

 

СЦЕНА 119. Старое кладбище у казачьего села. Вокруг тишина. Каркают вороны. Вокруг буйствует лето. Свежая могила, засыпанная венками. Среди венков, возле самого креста, лежит голубой берет. А на кресте фотография Майи. У могилы останавливается крепкий высокий мужчина с полевыми цветами в руке. Это Владимир Ватутин. В глазах мужчины слезы…

 

СЦЕНА 120. Над землей светило солнце и синело небо. Плац возле училища был пустынен. Рядом с двумя стендами имелся еще и третий, посвященный войне в Чечне. В самом конце ряда фотография Сторожева Александра Николаевича в десантном берете и тельняшке с характерной надписью внизу «Погиб за други своя»…

 

СЦЕНА 121. В небе летит несколько самолетов. Раскрываются белые купола один за другим. На краю взлетной полосы стоят два семейства — Васильевых и Беляковых. У женщин на волосах черные ленты. Мужчины в форме десантников. И восторженно смотрят в небо двое мальчишек… 

 

НА ФОНЕ ПОСЛЕДНЕЙ СЦЕНЫ ИДУТ ТИТРЫ…